Когда-то закат в небесном океане казался пугал ее, заставляя прятаться под палубу всякий раз, когда небеса начинали темнеть, а пушистые и легкие при дневном свете облака превращались в зловещие черные и серые тени, скользящие вокруг корабля. Прошло немало времени, прежде чем она поняла, что в ночном полете есть свои прелести. Если корабль идет свыше десяти тысяч футов, можно смотреть на звезды – на такой высоте они необыкновенно ярки и похожи на рассыпанный серебряный сахар…
- Скорость? – скрипуче спросил Дядюшка Крунч, все еще крутя бесполезную подзорную трубу.
- Четырнадцать узлов, - почти мгновенно отозвался «Малефакс», - Хлопотунья никогда не подводит в эту пору года. Более того, смею заметить, мы можем двать все восемнадцать, если поднимем грот-стень-стаксель и бизань-гаф-топсель. Это даст нам дополнительную парусность приблизительно в триста квадратных футов, а значит…
- Не поднимать. И спусти грот-брам-стаксель.
- Но это уполовинит нашу скорость! – запротестовал гомункул, - Мне казалось, капитанесса весьма четко сказала…
- Что бы ни сказала капитанесса, «Воблой» сейчас командую я, - отрубил Дядюшка Крунч, - И я говорю – спусти грот-брам-стаксель. Грот должен быть пустым.
- Мы будем плестись как хромой судак, - проворчал «Малефакс», не скрывая досады, - На таких славных ветрах грех не помчаться!
Дядюшка Крунч выпятил вперед свою бочкообразную бронированную грудь.
- Мы будем идти самым малым ходом, который только возможен. И поддерживать постоянный контакт с «Барракудой». Отвечаешь за это лично. Мы не будем удаляться от них больше, чем на восемьдесят миль.
- Страхуешь? – бесцеремонно осведомился гомункул, - С одной стороны, могу тебя понять. С другой, если капитанесса узнает, что ты боишься отпустить ее с поводка…
На мачтах, тронутые невидимыми руками «Малефакса», зашуршали паруса. Корди любила наблюдать за тем, как гомункул работает с парусной оснасткой. Было что-то чарующее в том, как тяжелая парусина ползет к реям, мягко собираясь в складки, как скользят, натягиваясь, леера и брам-фалы. Можно было представить, что по мачтам и реям снует целая команда трудолюбивых невидимок, действующих в полнейшей тишине…
- Она не узнает, - неожиданно мягко сказал Дядюшка Крунч, наблюдая за тем, как стягиваются брамсели на всех мачтах, - На формандской канонерке слабый гомункул, мы будем держаться дальше радиуса его обзора. Пусть Ринриетта думает, что идет сама. А мы будем ее прикрывать от случайностей в пути. Осторожно.
- Не доверяешь? – ухмыльнулся гомункул.
Корди ожидала, что Дядюшка Крунч опять разозлится, даже сделала украдкой полшага назад, чтоб не попасть в эпицентр яростной вспышки, но тот лишь хрустнул суставами своих громоздких механических лап.
- Упрямством она вся в деда, - пробормотал голем с усмешкой, похожей на скрип старой пружины, - А Восточный Хуракан был упрямее осетра. Я рассказывал вам, как мы с ее стариком тянули «Воблу» без парусов?
Корди с готовностью закивала головой. Истории о Восточном Хуракане она любила ничуть не меньше самой Ринриетты. Некоторые из них были жутковатыми, от других перехватывало дыхание, как от жесткого левентика, третьи вызывали у нее улыбку или недоумение. Дядюшка Крунч знал великое множество историй на все случаи жизни – и охотно пускал их в ход, если по близости обнаруживались слушатели.
- Было это под Айрондьюком, лет пятьдесят назад. Шли мы в низких кучевых, словно в пуховой перине, и тут вдруг выскакиваем нос к носу с каледонийским крейсером. Ну и началось… - Дядюшка Крунч сделал напряженную паузу. Несмотря на то, что его тяжелый скрипящий голос был лишен обычных человеческих интонаций, этого можно было легко не заметить, как только он начинал очередную историю, - Пальба жуткая. Само небо трясется, от ядер темно стало. У нас весь гандек в дыму, столько там пушек говорит. Да и каледониец старается, бьет метко, как на учениях, из «Воблы» только щепа и летит… Развернулся бы он к нам боком, тут-то нам со стариком и плавники склеивать впору. Сорок пушек, шутка ли… Но Восточный Хуракан был не из тех, кто покоряется ветру, пусть даже ветру Розы. Мы шли с небольшим превышением, футов, может, полсотни. Казалось бы, отрываться еще выше, сливать воду из балластных цистерн. Конечно, каледониец мог знатно попортить нам киль, с другой стороны, стрелять с преобладающей высоты всегда проще. Да только Восточный Хуракан так не считал. «Ниже! – заорал он, - А ну ниже, медузье отродье!»
- Зачем? – напряженно спросила Корди, теребя подол юбки, - Зачем он это сделал?
- Законы Розы, - пояснил «Малефакс», - Они диктуют соотношения скорости и высоты. Одно из них всегда можно обернуть в другое. К примеру, резко сбросив высоту, можно набрать недостающую скорость. И наоборот…
- А ну штиль! – рассерженно пропыхтел Дядюшка Крунч, - Я историю рассказываю, а не ты, сквозняк трюмный! Так вот, сбросили мы высоту, а тут еще Восточный Хуракан распорядился бизань-стаксель поднять, это на остром-то бейдевинде… Ну и крутануло «Воблу» как балерину какую-ниюбудь, всем бортом к каледонийцу. Тут-то наши канониры весь залп и положили… Крейсер, понятно, в клочья. Одно колесо застопорилось, другое горит, мачты падают, порох взрывается… Через пару минут рухнул в Марево, как дохлый сазан. Вот такие штуки Восточный Хуракан умел выделывать! Вот за что его помнят и сейчас, семь лет спустя!
Корди задумчиво потеребила один из хвостов, свисающих ей на плечо.
- Ты, кажется, начинал что-то про упрямство, дядюшка. И про паруса…
Абордажный голем скрипуче засмеялся. Когда он смеялся, его грузный тяжелый корпус немного раскачивался, а внутри скрипели тугие пружины.
- И верно, совсем позабыл. Про упрямство… Принялись мы латать «Воблу», смотрим – а от парусов одни лохмотья и остались. Не зря каледониец по нам книппелями садил. Вообще начисто паруса сорвало. И запасной парусины – судак наплакал. Восточный Хуракан аж зубами заскрипел от злости. Что толку от корабля, если он болтается на ветру, а вцепиться в него не может? Еще один крейсер нас бы точно следом в Марево отправил… Другой бы, пожалуй, приказал спускать шлюпки да бежать, пока не поздно. Но только не дед Ринриетты. Тот был упрямец каких поискать. «А ну, господа пираты, скидывай портки! – заорал он вдруг, - Отведем мы эту рыбку в порт, даже если нагишом будете по реям плясать!»
Корди расхохоталась, придерживая руками поля шляпы. Дядюшка Крунч покосился на нее механическим глазом и еще больше выпятил усеянную заклепками грудь.
- Три дня работали швейными иглами, все пальцы искололи, а уж сколько дратвы перевели… Но поставили-таки под парус. Правда, шли мы обратно – и смех и грех. Части такелажа и паруса чьими-то портками сшиты, ремнями, рубахами, платками… Не корабль, а какое-то недоразумение в заплатках… Но дошли, хоть и со скрипом. На пристани нас встречали таким смехом, что пушки могли бы заглушить.
- Послушать тебя, вы со старым пиратом еще с сотворения мира облака месили, - проворчал гомункул, - Что ни день, то новая история… И ладно бы еще хоть половина были правдивыми!
- Мы со стариком-пиратом много повидали, - Дядюшка Крунч хрипло закашлялся, дребезжа сочленениями, видно, внутри его механической глотки отошел какой-то штифт, - Чего у него было не отнять, так это решительности. И Ринриетта по этой части вся в него. Покрасоваться хочет. Подышать пиратским ветром. Пусть. Не будем с ней спорить, пойдем тихонько по ее следу до самого Порт-Адамса.
- Без труда, - заверил его голем, - Будем держаться в восьмидесяти милях от канонерки, нас и не заметит никто. Ерундовая работа.
Дядюшка Крунч внезапно помрачнел.
- Только ты это… - он ткнул механическим пальцем в пустоту, - Про обязанности свои не забывай. Учти, магическая твоя душа, что ситуация у нас тут не простая. Мало того, что половины экипажа на борту нет, так еще и идем жаренный хек знает где. Карты видел?
- Все карты у меня в голове, - не без гордости заявил «Малефакс», - И куда более подробные, чем те клочки бумаги, которые вы мараете чернилами!
- Вот и следи за ними, как боцман за любимым якорем! – прикрикнул голем, грузно переступая с ноги на ногу, - Сам знаешь, какие ветра в этих краях…
На взгляд Корди ветра, в чьих мощных струях шла, покачиваясь «Вобла», мало чем отличались от тех, что дули неподалеку от Каледонии, но она благоразумно промолчала. Четырнадцать лет – не тот возраст, когда позволительно лезть в вопросы навигации. Даже если ты – корабельная ведьма, способная творить чудеса мановением пальцев. Она зевнула и стала щекотать мистеру Хнумру нос.
- Ветра здесь сложные, - признал гомункул, задумавшись, - Одной лишь Хлопотунье можно верить, но фут в сторону – и каша такая, что тысячей ложек не выхлебать. К западу здесь рыщет Старый Ойро, он столько кораблей с курса сбил и погубил, что впору памятник ставить! У него под боком Хромой Судья, тот еще похуже. Такие петли плетет, что самому компасу голову закружит. Ну и Перчинка с Горлодером всегда начеку. Эти, может, и не разобьют, но заведут туда, куда адмирал Кельсон китов не гонял…
- Бурь не ожидается? – хрипло осведомился Дядюшка Крунч.
- Не в здешних краях. Милях в ста с лишних к востоку что-то закручивается, причем славное, баллов на десять, воздушные чары вокруг даже потемнели. Но нам это не грозит, у нас курс другой. Только следить надо ежечасно, чтоб даже на дюйм не сбиться. Один раз ошибемся – и вместо Порт-Адамса окажемся где-нибудь под Ривадавией…
- Об том и говорю, - Дядюшка Крунч насупился, - Пока не прибудем в Порт-Адамс, заступаешь на бессменную вахту. Следишь за кораблями, течениями и всем прочим. Слишком уж многое сейчас от тебя зависит, бдительности терять и на минуту нельзя. Мало того, что курс прокладывать, так еще и канонерку вести, и по сторонам глядеть… А еще акулы. В здешних краях акул больше, чем блох на старом небоходе. К островам вроде Дюпле они подбираться не любот, там им искать нечего, а вот здесь резвятся стаями. Охотятся на баржи с мясом и рыбой, но и командой, говорят, закусить не брезгуют. Малявка в шляпе, тебя это тоже касается!
- А? – Корди вздрогнула, перестав теребить спящего вомбата за усы, - Что?
- Акулы! – Дядюшка Крунч звонко ударил тяжелым кулаком по груди, отчего та загудела колоколом, - Смотри по сторонам, растяпа! Не вздумай подниматься выше фок-стеньги, и вообще старайся поменьше торчать на верхней палубе. Ты не представляешь, насколько хитры и быстры эти твари. Однажды я видел, как одна проворная мако выхватила из «вороньего гнезда» матроса быстрее, чем тот успел крикнуть! Не доверяй акулам, бойся их. Они лишь выглядят недалекими обжорами, каждая из них коварна как само Марево. Акула может подкрасться в облаках к самой палубе, а потом – р-раз!..
Корди едва не подпрыгнула на месте, когда Дядюшка Крунч хлопнул в ладоши. Очень уж зловещим получился лязг. Ну прямо как лязг нескольких рядов огромных кривых зубов прямо перед носом. Корди никогда не видела акул, разве что издалека, в виде хищных узких силуэтов, мелькающих в облаках. Они выглядели как вытянутые лодки с крошечным треугольным парусом, идущие странным изломанным курсом. Если какая-нибудь из акул вздумала приблизиться к «Вобле» в поисках съестного, Габерон палил из пушки картечью, отбивая у воздушной хищницы всякое желание преследовать баркентину. Но сейчас Габерона не было и это означало, что…
- Не торчи наверху, - добавил Дядюшка Крунч сердито, - И кота своего не пускай. Шму-то все нипочем, а вот вам, малявки, лучше держаться настороже. Акулы шуток не понимают. Они всегда голодны. А каплю крови на ветру они различают за тридцать миль.
Корди, вжавшая голову в плечи, рефлекторно огляделась, пытаясь разглядеть в густой закатной дымке приближающихся к «Вобле» акул. Свет солнца, преломляясь в облаках, делал все окружающее баркентину нереальным, состоящим из серых и алых мазков, оттого даже силуэты засыпающих рыб выглядели причудливо и обманчиво. Корди представила, как из-под планшира вдруг выныривает огромная тупоносая акулья морда с черными глазами. Мертвыми невыразительными глазами, которые, казалось, видели дно Марева. Как скрежещут ее зубы, как открывается огромная пасть…
- Я не боюсь акул! – Корди вздернула нос, надеясь, что этот нос не очень сильно дрожит, - Я ведьма.
Дядюшка Крунч разглядывал ее какое-то время с высоты своего роста. Хорошо ему, уныло подумала Корди, поди найди акулу, которая может посчитать тысячефунтового металлического громилу достойным обедом…
- Вот именно, ты ведьма, - пророкотал голем, - Очень удачно, что ты сама это вспомнила. А теперь будь добра ставь на огонь свой самый большой котел – и чтоб к утру у меня было не меньше сотни галлонов акульего зелья!
- Чего? – Корди уставилась на голема широко открытыми глазами, - Какого зелья?
Кажется, где-то рядом тихо хихикнул «Малефакс». А может, это зевнул во сне объевшийся колдовской кот.
- Акульего, - терпеливо повторил голем, - От акул. Уж с этим-то ты справишься?
- Я… Ну…
Корди судорожно напрягла память. Акулье зелье… Кажется, когда-то они проходили что-то похожее. Вспомнилось что-то отрывочное, под аккомпанемент противно скрипящего по доске мела: «А теперь разберем обратные случаи магических аттракторов, в частности, популярные среди небоходов смеси наружного применения против хрящевых пластиножаберных…»
Корди попыталась напрячь память еще немного, но это было то же самое, что обыскивать давно не растапливаемую печь – там ничего не обнаружилось кроме холодного угля, копоти и рыбьих костей.
- Странный вопрос, - заметил «Малефакс» тоном, в котором только очень чуткое ухо могло бы обнаружить насмешку, - Все ведьмы знают рецепт акульего зелья. Это первое, чему их учат в академии.
Голем удовлетворенно кивнул.
- Мне нужно такое зелье, чтоб от одного запаха акулы шарахались в сторону за сотню миль! Сможешь, Корди?
Корди неуверенно кивнула. Так осторожно, словно вместо шляпы на ее макушке балансировал хрустальный шар.
- Ну… я же ведьма, верно?
- Сырная Ведьма! И запомни, не меньше ста галлонов. Чем ядренее оно будет, тем лучше, так что можешь выгребать все свои запасы рыбьей чешуи. С утра раздам всем швабры – и зальем этим зельем всю «Воблу» от носа до кормы – палубу, мачты, оснастку, рангоут… Ни одной доски не пропустим!
- Она справится, - заверил его «Малефакс», - Ерундовое дело для ведьмы.
Его ухмылка обладала особенным свойством – ее невозможно было различить на слух, но Корди всегда знала, когда гомункул улыбается – это ощущение было похоже на прикосновение мягкого носа мистера Хнумра к голой шее. Возможно, остальные члены экипажа ощущали эту призрачную улыбку иначе или не ощущали ее вовсе – у Корди не было времени особо задумываться об этом. Вместо этого у нее возникло сразу множество поводов задуматься на другие темы.
Акулье зелье? Сто галлонов? До утра?
Ей захотелось дернуть себя за хвост с такой силой, чтоб выступили слезы. Чертово акулье зелье! Там что-то простое, кажется, высушенная в течении трех месяцев чешуя форели, унция китового жира… Это на один галлон или на одну пинту? А может, на хогсхед? Или баррель? Щипанная макрель! А еще называет себя ведьмой…
По счастью, Дядюшка Крунч не отличался большой наблюдательностью насчет всего, что не относилось к такелажу, молчание Корди не показалось ему подозрительным.
- Ну так приступай, - буркнул он, - Темнеет за бортом. И вот еще что… Увидишь Шму – затащи ее внутрь.
- Боишься, как бы не съели ее акулы? – съехидничал «Малефакс».
- Вот за это я спокоен, - буркнул голем, меряя шагами капитанский мостик, - При виде нее у любой акулы случится несварение желудка. Я просто не хочу, чтоб она торчала на рангоуте. Выглядит как проклятый призрак…