Корди не собиралась карабкаться по реям. В другой раз она составила бы компанию Шму, но сейчас, когда ее собственные руки трещали, как весла из пересохшего дерева, а ноги безвольно складывались сами собой, стукаясь коленками, ей хотелось найти более спокойное пристанище, где не требовалось бы бороться с ветром. Площадка фок-марса для этого была наилучшим вариантом. Для кого-то фок-марс был лишь площадкой на топе передней мачты, семи футов в диаметре, служащей для работы с прямыми парусами и не представляющей особенной ценности, но Корди смогла вы возразить на этот счет.
Конечно, фок-марсу тяжело соперничать с удобным креслом из кают-компании или потертой койкой из каюты, но она давно научилась находить в нем несомненные достоинства. Во-первых, когда сидишь на фок-марсе, небесный океан видно далеко вокруг. Не так хорошо, как с клотиков, конечно, куда забираться осмеливалась лишь одна Шму, зато и душа в пятки не уходит от страха. Во-вторых, сюда больше никто не сунется – ни грохочущий Дядюшка Крунч, ни неуклюжий Габерон, ни сама капитанесса. Пару раз сюда, правда, забирался Тренч, но, судя по цвету его лица, он пока еще не научился ощущать всех прелестей нахождения на пятидесятифутовой высоте. Ничего, подумала она, привыкнет.
Интересно, где он сейчас? Корди представила Тренча – сосредоточенного и мочаливого, в его обычном потрепанном плаще - и хихикнула. Скорее бы он вернулся с канонерки. Удивительно, но сидеть вместе с ним на фок-марсе было даже интереснее, чем в одиночку. Можно было рассказывать ему всякие глупости, смеяться над тем, как он бледнеет, стоит лишь «Вобле» на пару градусов завалиться на бок, ловя порыв бокового ветра, показывать, чем скумбрия отличается от трески и почему так опасен северный ветер по прозвищу Хмурый Левша…
Корди зевнула, да так, что едва не проглотила пролетавшую мимо черную как уголек моллинезию. Она по своему обыкновению лежала на спине, болтая ногами в пустоте, для этого площадка фок-марса подходила наилучшим образом. От разогретого солнцем дерева привычно пахло патокой, этот запах успокаивал и бодрил одновременно. Небо еще не успело посинеть и приобрести хрустальную глубину, оно еще серело по краюшку, уступая упорно катящемуся вверх солнцу. Стоял тот ранний час, который только предваряет превращение рассвета в утро, оттого солнце тоже еще не вызрело, как апельсин, а только лишь теряло сонную розовую окраску. Рассвет выдался тягучий, мягкий, как потек густого янтарного меда в белоснежную плошку. И такой свежий, что Корди на какое-то время даже позабыла про бессонную ночь.
- «Малефакс» - позвала она, глядя в зенит, - «Малефа-а-аакс!»
Никто не отозвался. Привычно скрипел такелаж, шуршал в снастях ветер да кучились где-то внизу облака, такие пышные и белые, что походили на вырывающиеся из кастрюли хлопья каши.
- Не вернулся, - вздохнула Корди, раскидывая в стороны гудящие руки, - Ох. Как бы Дядюшка Крунч его не хватился. Он и так уже что-то подозревает, мне кажется. Делает вид, что возится с колдерштоком, но я-то вижу…
- Угу, - отозвалась Шму, беспокойно стрельнув глазами в ее сторону и крепко сжимая удилище.
- И зря он волновался на счет ветров. Никаких штормов даже на горизонте! Смотри! А еще переживал – ветры, ветры…
Шму пробормотала что-то нечленораздельное. Удочка у нее была небольшая, едва ли с пять футов длиной. Шму коротко замахивалась удилищем и отправляла лесу в воздушный океан над головой. Снабженная маленьким бумажным парашютиком, наживка медленно плыла по воздуху, влекомая тем же ветром, что гнал вперед баркентину. Время от времени мелкие рыбешки, суетливая ряпушка или трусоватая хамса, подбирались достаточно близко и цапали наживку, после чего испуганно отскакивали в сторону с полным ртом. Шму не выказывала ни сожаления, ни разочарования. Она меланхолично меняла наживку и вновь забрасывала свою удочку в небо. Корди подумалось, что едва ли подобная рыбалка обеспечит их сытным завтраком – сколько она помнила, крючка на удочке у Шму никогда не было.
Корди перекатилась на другой бок. Фок-марс был слишком мал, чтоб кататься по нему в любом направлении, но этот маневр он позволял.
- Ему хорошо, он железный… А у меня, кажется, сейчас руки отвалятся. Я их не чувствую. И запах… - Корди скорчила гримасу, - Я пахну как…. как самая гадостная гадость на свете, вот как. Теперь я понимаю, почему акулы держатся от нас подальше. Я бы и сама держалась подальше от «Воблы». Может, мне поселиться на бушприте, а? Или там слишком дует?
Болтая, она полоскала на ветру онемевшие пальцы и беспечно болтала в воздухе ногами.
Ночь выдалась тяжелой. Нет, мысленно вздохнула Корди, ночь выдалась ужасной. Она тянулась бесконечно долго и высосала столько сил, что теперь их совсем не осталось, вот и коленки стукаются друг о друга…
Акулье зелье удалось на славу – жирное маслянистое месиво, похожее на прогорклое сливочное масло, распространяющее вокруг себя столь густую вонь, что даже нос, казалось, съеживался на лице. Корди закончила с ним незадолго до полуночи и совершенно выбилась из сил. Результатом ее многочасовых трудов стала огромная бочка на восемьсот галлонов, наполненная акульим зельем почти доверху.
- Выглядит неплохо, - сдержанно заметил Дядюшка Крунч, окунув в бочку металлический палец, - А вот ты сама похожа на маринованного угря.
Корди вымученно улыбнулась.
- Просто у тебя нет носа, Дядюшка Крунч.
- Зато есть то, к чему он крепится, - голем гулко постучал себя по макушке, - Чем скорее обработаем корабль, тем лучше. Свистать всех на верхнюю палубу! Хотел бы я знать, где прохлаждается Шму… И захвати с собой все швабры и ведра, которые найдешь.
- Н-но…
- Мы должны управиться до рассвета, ясно? Я буду размазывать зелье по палубе, ты возьмешь на себя мачты, а Шму – верхнюю часть рангоута и такелаж. Ну-ка, живее, мадмуазель ведьма, живее!..
Всю ночь они вычерпывали из бочки отвратительное акулье варево и смазывали им «Воблу». Запах над палубой шел такой, что немудрено было лишиться чувств. Корди даже заподозрила, не было ли это какой-нибудь изощренной шуткой гомункула. Чувство юмора «Малефакса» отличалось от человеческого, причем никто не мог сказать, насколько сильно – пожалуй, с него бы сталось внести изменение в рецептуру акульего зелья, только лишь чтоб досадить членам команды, к своему несчастью обладающим обонянием. Но Дядюшка Крунч выглядел довольным.
- Чем сильнее воняет, тем лучше работает, - пояснил он, размазывая желтое месиво шваброй по верхней палубе, - Теперь акулы будут от нас убегать, едва лишь завидев на горизонте!
Корди хотела было сказать, что и так не видела на горизонте ни одной акулы, но не стала. Работы и без того было невпроворот.
Мачт у «Воблы» было всего три, но к тому моменту, когда Корди покончила с бизань-мачтой и грот-мачтой, ей стало казаться, что она провела на мачтах всю свою жизнь. Это было не просто утомительно, это сшибало с ног. Она никогда не отказывала себе в удовольствии вскарабкаться по вантам до марса и нарочно пройтись по узенькой рее, балансируя руками, или даже добраться до самых лисель-спиртов, но прежде ей не приходилось тянуть с собой тяжеленное ведро.
Добравшись до подножья носовой фок-мачты, она уже чувствовала себя не юной ведьмой, а дряхлой развалиной. Перепачканная с головы до ног зловонным акульим зельем, с горящими от свежих мазолей ладонями и трещащими суставами, она едва заставляла себя передвигаться по твердой палубе.
Хорошо было Дядюшке Крунчу, он не знал усталости и механически работал шваброй. Не жаловалась и Шму. Она невесомой тенью порхала на самых вершинах мачт, где, казалось, рангоут был столь тонок, что нипочем бы не выдержал веса человеческого тела. Ассассин перескакивала с мачты на мачту с необъяснимой нечеловеческой грацией, и света луны хватало только для того, чтоб изредка увидеть отсвет ее бледного лица.
Расчет был верен – они управились как раз к рассвету.
- Готово, - удовлетворенно сказал Дядюшка Крунч, заглядывая в бочку, - Молодец, Корди, с запасом сварила. Еще добрых пятьсот галлонов осталось. Ничего, схороним в трюме до следующего раза. Чай не впервые мы в эти широты наведываемся.
У Корди не было сил обрадоваться. У нее даже не было сил спуститься вниз – ноги отказывались держать. Выпустив швабру, она шлепнулась на фок-марсе, точно объевшийся вомбат, раскинув руки и глядя в стремительно светлеющее небо. Правда, половина неба была скрыта надутым полотнищем фор-марселя, огромное парусиновое крыло то морщилось в потоках набегающего воздуха, то опадало. Некоторое время Корди находила удовольствие в том, чтоб барабанить по нему пятками, но сил для этого требовалось слишком много, кроме того, это развлечение быстро надоедало.
- Тебе сверху не видать «Барракуды», Шму?
- Нет.
- Может, хотя бы вспышки гелиографа?
- Не вижу.
- Я так и думала. Должно быть, нас порядочно отнесло к востоку. Или к западу, - Корди задумалась, - Быстрее бы «Малефакс» вернулся. Пока и в самом деле в Нихонкоку не оказались.
Шму не ответила. Она редко отвечала, если вопрос не был обращен непосредственно ей. Она выглядела изможденной, уставшей и бесконечно одинокой. Корди даже подумалось, что если создать с помощью магии миллион одинаковых Шму и собрать их на каком-нибудь большом острове, это все равно будет не толпа, а миллион одиноких Шму.
В небе футах в ста над «Воблой» скользнуло несколько узких рыбьих силуэтов. Скрытые густой утренней дымкой, они медленно догоняли баркентину, оставляя за собой едва видимые следы. Должно быть, дельфины, привлеченные необычным зрелищем. Дельфины – самые любопытные рыбы на свете. Им во все надо сунуть нос.
- А знаешь, что самое плохое? – Корди пнула поддатливый воздух ботинком, - Я так и не успела поговорить с Ринни. Две недели собиралась с духом, чтоб все рассказать. Ну, про приют и… Но только открывала рот, как у меня опять коленки начинали дрожать. Так глупо… Я уже почти два года на «Вобле», а до сих пор не признаюсь. Знаешь, это ужасно тяжело – лгать так долго. Еще тяжелее, чем карабкаться по мачтам всю ночь напролет. Я и раньше хотела, но как-то все не получалось. Сперва то, потом это… Потом на нас Тренч свалился, тоже стало не до того. А потом эта проклятая канонерка… И секстант. Но мне же надо ей рассказать, да?
Шму взглянула в ее сторону – уже удивительное дело. Несмотря на то, что в душе ассассин была любопытна – единственная ее заметная слабость – обычно она никак не проявляла своих чувств, напротив, старалась ускользнуть всякий раз, как на нее падал чужой взгляд. А тут…
- Да, - тихо, но отчетливо произнесла она, - Лгать плохо.
- Она разозлится, - вздохнула Корди, болтая ногами, чтобы рассеять плывущее под фок-марсом облачко.
- Наверно.
- Она думает, что я – несчастная сиротка, которую морили голодом в приюте. Она же не знает, как все было на самом деле. И почему я попала на ее корабль.
- Угу.
- И она думает, что я ведьма.
- Ты ведьма.
Корди плюнула сквозь зубы, метя в толстую беспечную ставриду, что подбиралась к наживке, но, конечно, промахнулась. Наверно, пройдет еще много времени, прежде чем она научится так же шикарно плеваться, как Габерон…
- Я не ведьма, - тихо сказала она, - Я просто притворяюсь ведьмой, ты же знаешь. Я не могу творить настоящую волшбу. Даже будь у меня настоящий ведьминский кот, и то бы не смогла.
- Ты превращаешь… вещи, - неуверенно заметила Шму.
- Но не когда этого хочу и не в то, во что хочу. Это то же самое, что пушка, которая бахает когда ей вздумается. Это не волшба.
- Ты научишься.
- Не научусь, - Корди мотнула головой, наблюдая за тем, как перехваченные бечевками, шнурками и лентами хвосты трепещут на ветру, - Я это знаю. «Малефакс» думает, что я вырасту и всему научусь, но это не так. Даже ему я всего не рассказала. Даже… тебе.
Шму захлопала глазами, не зная, что сказать. Корди знала, каких трудов стоит вытянуть из ассассина хотя бы слово. Да что там слово, прошло целых полгода, прежде чем они научились вот так сидеть на мачте, деля на двоих миллион тонн пустоты воздушного океана.
- Ринни думает, что я легкомысленная и неопытная, - Корди фыркнула, лежа на спине, - И еще недисциплинированная. Она не знает. Я никогда не смогу стать ведьмой. Даже если выучу наизусть все рецепты и перестану брать ее вещи. Просто у некоторых кораблей есть свой предел высоты. Так сказал «Малефакс». Наверно, я просто очень маленький и никуда не годный корабль.
Шму молчала, втянув голову в плечи, она явно не знала, каких слов от нее ждет ведьма, а если и знала, то никогда бы не решилась произнести их вслух. Поэтому Корди стала наблюдать за первым, что попалось на глаза – за ползущей по стеньге голотурией. Голотурия двигалась куда-то вверх, медленно, но так целеустремленно, будто там, наверху, у нее было какое-то важное дело. Гадкие создания, подумала Корди рассеянно, и как только Розе Ветров пришло в голову создать что-нибудь подобное! Словно шершавый сморщенный огурец на крохотных ножках, да еще и извивается. Фу, гадость. Но вот, тоже куда-то ползет, тоже чего-то хочет, тоже живет в огромном небесном океане, занимая свою частичку объема. Значит, и такие существа для чего-то нужны, где-то Розой учтены и куда-то направлены…
- Пожалуй, мне стоит самой рассказать все Дядюшке Крунчу, пока не поздно, - Корди задумчиво накрутила самый надоедливый из хвостов на палец, - Как думаешь, а? Конечно, он устроит мне выволочку. Заставит месяц подряд стоять на вахте или что-нибудь похуже…
Болтая ногами в пустоте, Корди ощутила, как подошвы ее башмаков касаются грубой парусины фок-марселя, который вдруг опал, несмотря на то, что ветер, гнавший «Воблу» вперед, даже не думал ослабевать. Интересное дело! Корди даже запустила руку за пазуху, коснувшись твердого переплета «Жорнала». Не исключено, «Вобла» демонстрирует очередной магический фокус – чудное поведение парусов в ветренную погоду. Забавно, раньше ей никогда не приходилось замечать ничего подобного на фок-мачте…
Корди села, чтоб изучить странное поведение марселя поближе - и едва сдержала восхищенный вопль.
Верхняя часть фок-марселя спала не просто так – за ним угадывался контур рыбы. Большой рыбы – не како-нибудь ерша или налима. Судя по всему, рыба встретилась с парусом на встречном курсе и теперь немного запуталась в парусине, как это иногда бывает с рассеянными рыбами.
Большое тело – футов восемь в длину, не меньше – пыталось
Дельфин!.. Корди чуть не взвизгнула от радости. Никогда еще дельфины не приближались так близко к баркентине. Пусть и любопытные, они предпочитали держаться на расстоянии в полсотню ярдов – то ли не доверяли подозрительным двуногим, снующим по палубе, то ли животным естеством ощущали рассеянную магию корабля.
Корди сама не заметила, как вскочила на ноги. Удивительно, десятью минутами ранее они даже приподнять ее не могли, а сейчас даже и ноющие коленки забылись...
- Тс-с-с-сс, Шму! – прижала к губам указательный палец и округлила глаза, чем еще больше испугала ассассина, - Кажется, в парусе дельфин! Не говори громко, а то спугнешь!
Шму кивнула, подтверждая, что громко говорить не станет. Сама она напряглась, даже голову в плечи втянула. Глупышка, усмехнулась мысленно Корди, одергивая юбку, кто же боится дельфинов? Впрочем, Шму может. Любая рыба крупнее селедки зачастую вызывала у нее нервную оторопь. Единственным исключением были карпы. Видно, было во взгляде их вечно грустных выпученных глаз что-то такое, что заставляло Шму видеть в карпах родственную душу. Полагая всех карпов одинокими и глубоко несчастными, она тратила немало времени, чтобы помочь им в меру своих сил – зачастую самым нелепым образом. Члены экипажа «Воблы» не раз натыкались на укутанных в крошечные одеяла карпов или карпов, спрятанных в камбузных шкафах. Тренч уверял, что как-то раз, отправившись в трюм за запасным гюйсштоком, обнаружил Шму, которая едва слышно напевала карпу колыбельную. Но Корди ему не верила. У бортинженера было странное чувство юмора, кроме того, сомнительно было, чтоб кто-то смог подкрасться к Шму, оставшись незамеченным.