Поздно, корюшка. Теперь только попробуй рыпнуться в сторону, акула ударит в спину и, легко оторвав от палубы, унесет в небо, чтоб там без помех растерзать на части. Большие акулы именно так и делают. Маленькие иногда ждут, когда жертва скончается от потери крови или нарочно поднимают их, чтоб разбить о палубу, но большие всегда слишком жадны…
Корди выставила перед собой дрожащие, скрюченные до боли пальцы:
- Ну пожалуйста… Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, превращайся…
В тыквенный пирог. В соленый огурец. В фисташковое мороженое.
Чародейская сила не отзывалась. Она тоже съежилась где-то внутри Корди, отказываясь показываться наружу. Акула ухмылялась. Она чувствовала страх и беспомощность ведьмы. Она вовсе не глупа, внезапно поняла Корди. В ее застывшем как янтарь взгляде не пустота, в нем ледяная бездна нечеловеческой злости. Акула знала, чему улыбается.
Когда где-то рядом раздалось приглушенное шипение, у Корди не оставалось сил даже повернуть голову – ужас выпил все силы до капли, едва позволяя ей держаться на ногах. Громкое, прерывистое, сродни тому шипению, что испускали патрубки котла, когда в топку закидывали чересчур большую порцию ведьминского зелья. Ни одна рыба не умела так шипеть и уж тем более так не шипели акулы, молчаливые убийцы воздушного океана.
Мокой вдруг замер, не преодолев последних пяти футов, отделяющих его от ведьмы. Морда акулы не способна менять выражение, Роза не создала ей для этого подходящих мимических мышц, но Корди вдруг показалось, что акула озадачена и сбита с толку. Так выглядит хищник, когда с его добычей происходит что-то странное, что-то, что выбивается из простой, веками укрепленной, привычки. Точно так был бы озадачен небоход, обнаружив беззаботно купающуюся в воде рыбу или солнце, встающее на востоке. Акулья улыбка, почти превратившаяся в колючий оскал, сделалась какой-то неуверенной.
Шипение не прекращалось. И издавали его явно не патрубки «Воблы». Кто-то невидимый набирал полную грудь воздуха и делал длинные гортанные выдохи. Пхххш-ш-ш-шш. Пхх-х-х-шшшш. Корди скосила глаза – голова отказывалась поворачиваться на одеревеневшей шее. То, что насторожило акулу, находилось в нескольких футах от ее ноги. Оно было совсем невелико, если сравнивать с великаном-мокоем, но взъерошенная, торчащая во все стороны, шерсть делала его внушительнее. Шерсть эта была серой, местами с черными потеками – словно кто-то давно пытался перекрасить ее, используя черную краску или чернила.
- Дранька-таранька… - Корди только сейчас смогла перевести дыхание, - Мистер Хнумр!
Вомбат словно не услышал ее. Надувшись, то ли от страха, то ли от злости, он медленно приближался на мягких лапах к акуле, ощерив небольшие, но острые зубы. Кажется, его ничуть не смущало, что в пасти мокоя он смог бы уместиться целиком, включая хвост. Шипя и издавая отрывистые щелчки, он грозно надвигался на акулу, прижав к голове уши и не сводя с нее сверкающего взгляда.
- Стой! – прошептала Корди, хватая себя за два хвоста сразу, - Стой, он же тебя…
Мистер Хнумр вновь отрывисто и хрипло зашипел. И тут случилось то, чего случиться никак не могло, чего никогда не случается и не может случаться. Акула неуверенно вильнула в сторону, резким рывком набрала высоту и, хлестнув напоследок хвостом, ринулась куда-то в сторону носа баркентины, по пути без труда оторвавав от вант пару выбленок.
Но даже когда она скрылась из виду, слившись с роем других серых хищников, Корди не сразу смогла оторваться от фальшборта – колени ужасно тряслись, а высыпавший пот до сих пор казался липким и холодным. Зато Мистер Хнумр успокоился почти мгновенно. Убедившись, что опасность миновала, он пригладил шерсть и беззаботно привалился к ноге ведьмы. Выглядел он совершенно невредимым, но сердитым. И еще долго ворчал, пока Корди не подхватила его на руки. Только тогда он блаженно засопел и, пошевелив усами, уткнулся ей в ухо мягким теплым носом.
- Хнумр-хнумр-хнумр, - пробормотал он сонно, - Хнумрухнумрухнумрр-р-р…
- Ах ты мой защитник, - Корди едва не заплакала, уткнувшись лицом в мягкую шерсть его загривка, - Мой отважный ведьминский кот! Не испугался акулы!
- Хнумр-хнумр, - благодушно заметил вомбат. Видимо, это означало что-то вроде «Акулы – это ерунда, стоит ли из-за них волноваться? Может, отметим спасение парой сочных гренок?..»
- Доберемся до камбуза, и я угощу тебя до отвала, - заверила его Корди, взгромождая пушистое тело на плечи, - Если, конечно, на камбузе еще не хозяйничают акулы…
«Если хозяйничают, тем хуже для них, - подумала она, мысленно усмехнувшись, - Они еще не знают, на что делается похожа Ринни, если не получает до девяти часов свою чашку кофе…»
- Пошли-ка отсюда, а, Мистер Хнумр?
* * *
Трап был в каких-нибудь тридцати футах, но лишь бросив взгляд в его сторону, Корди едва не застонала от отчаянья. С тем же успехом он мог быть где-нибудь на Гермесе или Магнифиценте, в тысячах миль от нее.
Возле ступеней вилось не меньше дюжины акул. Судя по всему, более агрессивные товарки оттеснили их от остатков такелажа, вынудив грызть подножье грот-мачты и вырывать доски из верхней палубы. Кое-где та уже была залита поверх магического варева свежей акульей кровью – более сильные хищники не стеснялись прогонять тех, кто не мог за себя постоять. Протиснуться мимо такой своры нечего было и думать – набросятся со всех сторон и растерзают быстрее, чем крошечный крекер. Слишком много времени потеряно, слишком поздно… Корди со злостью дернула себя за хвост, но без особого толку. Боль немного прояснила мысли, но оказалась бессильна против отчаянья.
Увидев акулью стаю, Мистер Хнумр заворчал и попытался встать наизготовку, шерсть на его загривке встала дыбом, как у взаправдашнего кота. Неуклюжий гроза камбуза выглядел так, словно перебил за свою жизнь великое множество акул и схватиться еще с десятком ради своей хозяйки представляется ему делом чести.
Корди осторожно придержала его за ухо.
- Тихо ты, вояка… Одну акулу ты, может, и напугал, но всю стаю… Растащат нас по косточкам.
Но акулы даже не успели их заметить. Потому что на верхнюю палубу вдруг вырвалось что-то огромное, гремящее, пышущее паром, грохочущее, лязгающее, звенящее, ревущее… Ближайшая к трапу хищница, здоровенная, разбойничьего вида лисья акула со множеством шрамов на морде, успела лишь развернуться, изготовившись к атаке. Которая так и не последовала – что-то с такой силой ударило ее в нос, что хищница отлетела на добрых полтора десятка футов и завертелась, запутавшись в такелаже. Секундой позже та же участь настигла пару мако, жадно рвущих леера. Раздался громкий треск, похожий на треск куриных костей, и уцелевшая стремительно стала набирать высоту. Другая же, со свернутой набок головой, грузно упала на палубу. Увидев, что драка началась без него, вомбат заволновался и защелкал так, что Корди едва не выронила его. Пришлось вцепиться в его пушистый загривок двумя руками.
- Отродье портовой шлюхи! – ревело что-то, разбрасывая акул, - Клянусь тридцать шестой параллелью, я сделаю из твоей шкуры новый наждак! А ну стоять! Куда это ты собралась, дрянь хвостатая?
- Дядюшка Крунч! – закричала Корди, изо всех сил сжимая Мистера Хнумра, - Мы здесь, Дядюшка Крунч!
Когда голем показался на верхней палубе, Корди едва было не отшатнулась, настолько он был страшен. Это был не Дядюшка Крунч, которого она знала, это была громыхающая машина для разрушения, лязгающая сочленениями, гремящая раскаленным металлом и извергающая во все стороны струи пара. На глазах у Корди абордажный голем ухватил за плавник здоровенную акулу-молота и, заскрежетав от натуги, разорвал ее пополам, словно тощую кильку.
То, что развернулось на верхней палубе «Воблы» напоминало самую настоящую битву. Небоходы часто называют акул недалекими созданиями, озабоченными лишь поиском добычи, но глупыми их в небесном океане не считает никто. Как и трусливыми. Сознавая свое численное превосходство, опьяненные запахом крови и ведьминского варева, они не раздумывая атаковали голема сразу со всех сторон. Закаленное железо встретило ощерившееся сотнями изогнутых зубов пасти.
Не меньше полудюжины крупных акул бросились на Дядюшку Крунча с фронта. Им случалось нападать и на более серьезную дичь, чем беспомощные рыбы или люди, для которых небесный океан никогда не станет родным миром. Стае из опытных хищников не составит труда одолеть крупного нарвала, косатку или даже синего кита. Роза наделила их всем необходимым арсеналом – и соответствующими инстинктами – чтобы безропотно, на протяжении веков, выполнять роль воздушных мясников. Вот и сейчас они рванулись к Дядюшке Крунчу в едином порыве, пытаясь впиться в него зубами и оторвать от твердой палубы, где, как известно, двуногие существа чувствуют себя куда сильнее.
Существа более древние, чем многие ветра, видевшие рождения бесчисленного множества эпох, акулы ошиблись лишь в одном. Они никогда прежде не встречали абордажного голема.
Дядюшка Крунч не собирался поступать так, как поступают обыкновенно люди. Вместо этого он бросился навстречу акулам, скрежеща сочленениями доспехов и подняв для боя огромные смертоносные лапы. Щедро рассыпая удары, он двинулся по палубе, от этих ударов акулы отлетали в стороны и вертелись волчками. Некоторые, отведав стальных кулаков, спешили отступить из битвы, быстро набирая высоту или сваливаясь за борт. Другие были слишком голодны или ошарашены, чтоб внять голосу разума. А может, все еще полагали, что под прочной оболочкой скрывается уязвимая и сладкая человеческая плоть… Даже потеряв половину зубов, они пытались разгрызть бронепластины корпуса, чтоб добраться до внутренностей голема. Но Дядюшка Крунч не собирался им в этом потакать. Может он и был стар, но слаб определенно не был.
Одну из акул он ухватил лапами за хвост и с такой силой приложил об основание грот-мачты, что та тюком рухнула на палубу з размозженным черепом. Другую ударил под подбородок, словно заправский боксер, подбросив футов на десять.
- Корди! – заревел он оглушительно, вышибив дух из третьей, более осторожной, - Где тебя носит, рыбеха?!
- Я здесь! Здесь!
- Мигом вниз! Сейчас же! Ну!
Голем был прав. Вместо каждой поверженной им акулы в схватку вступало по две-три со свежими силами. И хоть старая броня, созданная чтоб противостоять шрапнели и абордажным саблям, не спешила поддаваться акульим зубам, вечно это длиться не могло. Кончится тем, что старого голема просто стащат с палубы и швырнут в Марево. Сколько бы сил не было заключено в его потрепанной оболочке, даже они имели предел.
Ей придется проскочить сквозь кучу щелкающих зубами акул, с вомбатом на плече.
- Принцесса-камбала… - выдохнула Корди, чувствуя, как предательски немеют ноги при одной только мысли об этом.
Это даже не прогулка про фока-штагу. Это форменное самоубийство. Проскочить мимо своры разъяренных, опьяненных злостью, акул, каждая из которых расправится с ней быстрее, чем Ринриетта – с кусочком пастилы…
- Живее! – загромыхал Дядюшка Крунч. От его увесистой оплеухи очередная акула крутанулась вокруг своей оси, совершенно потеряв ориентацию в пространстве, - Внутрь, рыбеха! Внутрь!
Корди побежала. Нарочно без подготовки, чтоб трусливое сердце не успело все испортить. На выдохе, безрассудно, оттолкнувшись левой ногой от палубы. Просто прыгнула, как привыкла прыгать, перебираясь по рангоуту, и понеслась вперед, туда, где за мачтой угадывались, полускрытые снующими акульими телами, контуры трапа.
Первые несколько футов она миновала легко – внимание акул было сосредоточено на Дядюшке Крунче. Корди оставалось лишь резко сворачивать, минуя их острые хвосты. Мистер Хнумр больно впился ей в плечо когтями и едва слышно поскуливал. Очутившись среди щелкающих челюстей, он мгновенно растерял все запасы былой отваги и представлял собой довольно жалкое зрелище. Но времени его утешать не было. По правде сказать, времени не было даже для того, чтоб лишний раз моргнуть. Корди старалась бежать бесшумно и обходить хищниц кругом, но ее выдал запах. Запах чертового акульего варева, которое отпугивало акул не больше, чем ароматный соус отпугивает любителей бифштекса. Ощутив его концентрированное присутствие, акулы стали медленно отступать от орудующего кулаками Дядюшки Крунча, беспокойно поводя треугольными головами. Запах человека, наложившись на запах зелья, заставил и без того взбудораженных рыб нервничать и кружить по палубе.
Корди проскользнула под брюхом у огромной голубой акулы, едва не полетев вверх тормашками на скользкой палубе, отскочила в сторону, едва миновав вторую и чуть сама не залетела в разверстую пасть третьей. Много акул, очень-очень много акул, по крайней мере, для одной юной ведьмы, которая и ведьмой-то считаться не может…
У самой мачты она наткнулась на тупорылую акулу-мако. Старый и опытный хищник, мгновенно поняла Корди. Не только по размеру, но и по тому, как та стояла в стороне, позволяя своим более юным товарками разбиваться об оборону голема. Но старость не притупила ни ее акулье чутье, ни охотничьи инстинкты. Едва лишь Корди приблизилась к ней, мако, молниеносно хлестнув хвостом, развернула свое серое, гладкое, точно обточенное множеством ветров, тело.
Черные выпученные глаза, казавшиеся пустыми и мертвыми, вдруг подсветились изнутри жутким плотоядным огоньком. Эта акула знала вкус крови не понаслышке. Она любила кровь, сладкую, как хорошо выдержанное вино, кровь людей. Корди почувствовала это, как чувствовала крохи магической силы, рассеянные в воздухе. А еще она почувствовала тяжелую и затхлую ненависть акулы. Ненависть к этим самонадеянным кускам сладкого мяса, которые осмеливаются подняться в воздух, вторгнуться в чертоги, веками принадлежавшие акульему племени. Мако открыла пасть, полную загнутых крючковатых зубов. Из пасти повеяло чем-то гнилостным, ядовитым, смрадным. Корди увидела розовые бугры акульего нёба и какие-то бесформенные наросты-бородавки на акульем носу. На плече у нее защелкал насмерть перепуганный вомбат.
Дядюшка Крунч успел вовремя. Не обращая внимания на трех или четырех впившихся в него акул, он заскрежетал и обрушил на старую мако оба кулака, вмяв ее в палубу и оглушив. Поздно – все новые и новые акульи головы поворачивались в сторону Корди. Одна, две, три… Все с черными непроницаемыми глазами, все с ощерившимися пастями. Обломав зубы об обшивку абордажного голема, акулы вдруг осознали, что все это время у них под носом был кусок мяса. Двуногая рыба, не очень большая, но выглядящая вполне соблазнительно, к тому же распространяющая вокруг себя манящий запах варева. И их древние инстинкты, похожие на примитивных гомункулов, привыкших оперировать лишь самыми простыми командами, дали сигнал: это добыча!
Корди замерла. Потому что в уставившихся на нее черных, как огромные ядовитые ягоды, глазах, мгновенно прочла все. В этот раз ей не спастись. Она не успеет добежать до трапа. И Дядюшка Крунч не успеет придти на помощь. И больше не будет никакой юной ведьмы, а будет лишь лежащая на палубе растерзанная шляпа…
Как странно, в те две секунды, что ей отпущено было жить, совершенно пропал страх. Будто и не было его никогда. Изогнутые акульи зубы, которые смотрели на нее со всех сторон, вызывали лишь отвращение, но не тот смертный ужас, что прежде сковывал ее. «Ну и жрите!» - хотелось выкрикнуть ей прямо в уродливые глупые акульи морды. Не было ни страха, ни жалости к себе, только ужасная досада. Ни за что пропала, дуреха. И ладно бы сама, заслужила, так еще и мистера Хнумра погубила…
Мистер Хнумр, обнаружив вокруг акульи пасти, сам обмер от испуга. При мысли о том, что его сейчас разорвут в клочья, Корди едва не взвыла в голос. Только не Мистер Хнумр! Только не трожьте ведьминского кота, отродье трески! Не думая, что делает, она сорвала вомбата с плеча и накрыла собственным телом, ощутив, как мелко дрожит его теплый мягкий нос. Перепуганный не меньше хозяйки, Мистер Хнумр не шипел, он съежился в пушистый комок и едва слышно дышал.
Корди видела, как к ней приблизились акульи пасти. Промаха не будет. Акулы шли на нее уверенно и целеустремленно, как заходящие на боевой курс дредноуты. Такие не ошибаются, не сдают назад. Сейчас она превратится в тысячу маленьких ведьм. Главное не думать об этом, ведь это наверняка ужасно-ужасно больно и…