- Кто такой? – коротко спросила капитанесса, глядя Тренчу прямо в глаза, - Имя, звание, флаг. Отвечать коротко и без лишнего. Каждое лишнее слово будет укорачивать доску, по которой ты прогуляешься над Маревом.
Собравшаяся во рту слюна показалась Тренчу отдающей ржавчиной жижей вроде той, что образуется в трюме после того, как корабль проходит дождевые облака. С абордажным големом капитанесса могла быть приветливой и милой, но стоило ей обратить внимание на пленника, как выражение ее лица мгновенно сменилось.
«Как флаг, - подумал Тренч, уже не зная, куда ему смотреть, - Точно пиратский флаг вдруг вздернули на гроте, спустив маскировочный торговый. Алый, тревожный флаг. Цвет крови, цвет облаков…»
- Тренч. «Саратога», Готланд. Младший… э-э-э… помощник инженера.
Получилось не так кратко, как ему хотелось, но капитанесса удовлетворенно кивнула.
- У тебя необычный говор. Откуда ты, Тренч?
- Рейнланд, госпожа капитанесса, - почтительно ответил он.
Алая Шельма смешно скривила нос, точно унюхала вдруг в капитанской каюте какой-то посторонний и не особо приятный запах.
- Это что еще такое?
Ему только и оставалось развести руками.
- Остров.
Он сам удивился, как легко вся его прошлая жизнь уместилась в одном этом слове, точно так же, как он сам умещался шестнадцать лет на большом куске крутящегося в воздухе камня.
Дядюшка Крунч скрипуче кашлянул, привлекая к себе внимание.
- Рейнланд? Небольшой островок на западной окраине Готланда. Там еще дрожжевой планктон ловят. Вот только нам там ловить нечего. Щучий угол.
Капитанесса поморщилась.
- Планктон? Правду говорят, что воздух над вашим островом такой кислый, что аж зубы сводит?
- Воздух как воздух, - пробормотал Тренч, - Дрожжи же…
- Значит, не самый большой остров в Готланде?
- Две с половиной мили. Это если по вертикали. В диаметре и половины не будет.
Капитанесса усмехнулась.
- Я родилась на Могадоре. Он так мал, что на некоторых картах его принимают за прилипшую табачную крошку. Десять морских саженей в диаметре. Кусок чертовой скалы, висящий в пустоте… Я могла доплюнуть с одного его края до другого.
- Неудобно, - сказал Тренч, не зная, что сказать еще.
- Неудобно, - согласилась капитанесса, не сводя с него изучающего темно-бронзового взгляда, - Особенно когда проходящий мимо шлюп слишком поздно развернул кливера и снес половину моего чертового острова в бездну вместе с сараем для картошки. Ты, кажется, молод. Сколько лет?
- Шестнадцать, - неохотно сказал Тренч.
Он не любил называть свой возраст. Узнав количество лет, которые его трепало ветром, собеседники часто начинали покровительственно улыбаться и смотреть на него сверху вниз, даром, что ростом он мало кому уступал.
- Ты не похож на корабельного инженера. И не плотник, слишком слабые руки. А еще чересчур тощий, даже как для матроса.
«Это из-за того, что всю неделю я ел только соленую рыбу, - мысленно проворчал Тренч, - Тебя бы на такую диету, через неделю пришлось бы бечевкой свой китель подвязывать…»
- Кем же ты был на «Саратоге», готландец?
- Украшения на его руках, - голос абордажного голема был глух, как из металлической бочки, - Взгляни на них. Видимо, он был большим модником. Не каждый согласится таскать на себе столько железа. Эта страсть к красоте губит нынешнее поколение…
Глаза Алой Шельмы прищурились, образовав узкие полукружья, изогнутые, как абордажные сабли. Когда взгляд соприкоснулся с остатками кандалов, Тренчу почудилось, что он слышит звяканье стали о сталь.
- Милые браслеты, - согласилась капитанесса, - Но немного грубоваты. Неужели все инженеры нынче такие носят?
Вопрос был неприятный, но Тренч знал, что рано или поздно он прозвучит.
- Инженером я был на Рейнланде. А на «Саратоге» лишь пленным. Меня конвоировали в Шарнхорст.
- Вот как? И зачем?
- Чтоб повесить, - буднично ответил Тренч, сам удивившись тому, как безразлично это произнес, - На Рейнланде своих палачей нет, деньги экономят, вот меня и…
- Ах, вот оно что, - Алая Шельма небрежно поправила свою треуголку, - Значит, мы успели спасти тебя от пенькового галстука?
- Сперва меня хотели застрелить, - сообщил Тренч, - Но губернатор решил, что это будет нарушением установленного порядка.
- Ну конечно! – воскликнула Алая Шельма, хлопая себя по колену, - Хваленый готландский порядок! Не удивлюсь, если даже воздух портить там полагается исключительно по протоколу, в соответствии с детально разработанной процедурой! Узнаю старый добрый Готланд! Между прочим, тебе здорово повезло, горе-инженер. Обычно «Вобла» не заходит в пределы Готланда, да и вообще в воздушное пространство Унии. А если и заходит, то не больше чем на двадцать миль в глубину. Здесь на каждом ветру сидит по дюжине чертовых фрегатов с открытыми орудийными портами. На твоем месте, я бы прочла самую длинную молитву Розе из всех известных.
Тренч слушал ее без особого интереса, напротив, мрачнея с каждой минутой. И мысли рисовались тоже мрачные, тяжелые, как грозовые тучи. Кто, собственно, сказал ему, что его судьба переменилась к лучшему? И что ждет его после этого разговора, обещающего быть не очень долгим? Прогулка по доске над Маревом? Или та же петля? Едва ли пиратская веревка окажется нежнее и мягче чем та, что ждет его в Шарнхорсте…
- Так значит, я разочаровала Готланд и всю Тройственную Унию тем, что спасла тебя от виселицы? Не думаю, что стану сильно переживать из-за этого. У меня, видишь ли, не лучшие отношения с Готландом, рейнландец. Как и со всей Унией.
«И едва ли станут лучше, когда в Шарнхорсте узнают, кто пустил на съедение Мареву «Саратогу», - уныло подумал Тренч, но на всякий случай ничего говорить не стал. Его не очень богатый жизненный опыт подсказывал, что в любой ситуации лучше держать рот закрытым, как матросский рундук, чтоб из него ненароком ничего не вырвалось.
Алая Шельма же, напротив, заводилась с каждой минутой все больше. Глаза посветлели, переменив цвет со старой бронзы на цвет предгрозового неба, тоже отливающий алым багрянцем.
Опасный, тревожный цвет, от которого всякий небоход рефлекторно сжимается. Сжался и Тренч.
- Как по мне, Готланд слишком обленился за последние года и оброс ракушками по всему днищу. Все эти монументальные дворцы на крошечных островах, дурацкие каски, золоченые аксельбанты… Может, у вас там это и считается нормальным, у нас же, жителей неба, все это – лишь балласт, который тянет на дно. Настоящий небоход, в котором живет кровь его предков, никогда не цепляется за вещи, которые тяжелее воздуха! Настоящий небоход живет между вспышками молний и бездонной пастью Марева, ежеминутно рискуя головой и не зная, что ждет его завтра, сумасшедшая гонка сквозь облака или шторм в верхних слоях атмосферы, куда не залетают даже рыбы! Настоящий небоход движется сквозь грозовой фронт, глотает разреженный воздух и затягивает потуже пояс, зная, что на завтрак ему полагается кусок холодного тумана, на обед – ветер с дождем, а ужина он может не дождаться, потому что какая-нибудь бригантина залпом одного борта превратит его вместе с кораблем в россыпь тлеющих щепок!
Алая Шельма говорила вдохновенно, яростно, полосуя воздух коротким кортиком, который выхватила из ножен на боку. Несмотря на то, что клинком управлялась она с явным изяществом, Тренчу захотелось на всякий случай попятиться, чтоб не заработать пару дыр пониже килевой линии. Подвела нога. Непослушная, как костыль старого пирата, она зацепилась за лежащий на столе бархатный покров и сорвала тяжелую ткань на пол.
- Мы же не просто воздухоплаватели, мы – пираты! Мы сшибаем облака со своего пути, когда идем под полными парусами, мы сжигаем…
Капитанесса осеклась на полуслове, обнаружив, что бархатная драпировка лежит на полу, более не скрывая того, что лежало на столе. Как оказалось, не так уж и много там было предметов. Начатая пачка мятных пастилок. Пряжа с торчащими из нее спицами. Конфетные фантики. Схема какой-то выкройки. Изящные латунные папильотки. Дамские панталоны. Журнал «Зефир» с какой-то девицей на обложке.
При виде журнала лицо Тренча окатило теплой волной, точно по капитанской каюте прошел порыв жаркого южного сирокко. Очень уж фривольная там была девица, вроде и одетая в подобие кителя, но столь странного покроя и с таким вырезом, каких, наверно, нет и на мундирах в варварской Бурундезии. Интересно, в каком это флоту служат такие?..
Лицо капитанессы вдруг стало стремительно алеть под цвет ее кителя, до тех пор, пока не сравнялось с ним. Глаза заморгали, быстро обретая свой естественный цвет. Только бронза уже не казалась темной и потертой, как ствол старой кулеврины, скорее, это был цвет осеннего верескового меда.
- Простите, - выдавил Тренч, сам сгорая от стыда, - Так что вы там говорили? Ну, про облака и…
- Хватит с тебя, - процедила сквозь зубы Алая Шельма, - Все равно не поймешь, дери тебя корморанский зюйд-зюйд-вест!
Дядюшка Крунч строго кашлянул, вызвав на лице капитанессы еще одну досадливую гримасу.
- Что еще?
- Виноват, капитанесса, но вы снова неточны в выражениях. Над Кормораном никогда не дует зюйд-зюйд-вест, там обычно муссоны с норд-веста. В мое время ни один капитан не допустил бы подобной неточности. Ты же знаешь, Ринриетта, в таком деле каждая мелочь играет роль…
- Тридцать три камбалы тебе в…
- Камбал мы уже проходили, ты помнишь? Совершенно недопустимо говорить о камбалах, если…
- Рыба-меч тебе в глотку!
- Уже неплохо, но все равно немного не то. Видишь ли, рыба-меч в некотором роде имеет отчетливый… ээм-м-м… фаллический оттенок, употребление которого не всегда отвечает обстановке. Надо следить не только за формой ругательств, но и за контекстом. Капитаны старого времени…
Покрасневшая Алая Шельма в ярости сорвала с себя треуголку и швырнула ее в стену. Она выглядела разозленной и смущенной одновременно – странная смесь, как порох вперемешку с сахарной пудрой. Сейчас она одновременна была похожа и на пиратского капитана и на заигравшуюся девчонку, которую одернул строгий учитель.
- Ты опять не читала Пиратский Кодекс, - укоризненно пробормотал абордажный голем, качая своей огромной головой, - Запомни, ты никогда не станешь уважаемым капитаном, если не сможешь правильно ругаться.
- Отстань ты от меня со своим Кодексом, ржавый граммофон!
Голем внушительно погрозил ей пальцем:
- Я лишь хочу, чтобы ты ответственно подошла к профессии твоего деда. Мало знать поверхностные детали, надо досконально разбираться во всех тонкостях и хитросплетениях пиратских традиций. Именно на этом стоит наша история. Если так небрежно относиться к ним, ни один пиратский капитан не подаст тебе руки. Или крюка.
- Я читала Кодекс, - пробормотала Алая Шельма, возвращаясь от насыщенного красного цвета к светло-вишневому, - Вчера два часа и сегодня час.
- И по-прежнему путаешь угловую петлю с фламандской? А марсель считаешь слишком нежным, чтобы полоскаться на реях?
- Я не виновата, что этот Кодекс писал человек, у которого в голове пусто, как в трюме старого клипера! - огрызнулась капитанесса, явно ощущая себя не в своей тарелке и смущенная подобным поворотом, - Там идиотские слова и совершенно архаичные понятия. Современному человеку невозможно это изучить в один день. Но я учу и, знаешь ли, делаю успехи!
- В этом я уверился еще третьего дня, - пробормотал дядюшка Крунч, - Когда Корди доложила тебе, что видит брандвахту. Ты приказала отправить ее обратно на камбуз и подать взамен хороший ростбиф.
- Ты всегда останешься ворчливым наглым стариканом.
Абордажный голем издал тяжелый, исполненный укоризны, вздох.
- Я только надеюсь не дожить до того дня, Ринриетта, когда ты прикажешь открыть к ужину кингстоны, решив, что это сорт белого вина.
- Это все?
- Еще нет. Кроме того, ты слушаешь слишком легкомысленную музыку, которую не пристало слушать капитану пиратского корабля. Все эти фривольные песенки, либретто, куплеты… Тебе стоит привить хороший вкус! Что-то классическое, выдержанное, вроде «Баллады о черном ките» или «Ржавый Тесак» или...
Алая Шельма насупилась, ковыряя пол каюты квадратным носком ботфорта.
- Кажется, ты озаботился всеми сторонами моего капитанского развития.
- Не ерничай, Ринриетта, - поучительно произнес голем, - Я забочусь лишь о том, чтоб ты во всех отношениях стала образцовым пиратским капитаном. Будь уверена, твой дед хотел бы этого. И ты должна стремиться оправдать его ожидания, иначе никогда в жизни не отыщешь Во…
- Дядюшка!
Она метнула в голема такой взгляд, что тот пошатнулся, как от попадания восьмифунтового ядра.
- Ох, прости, Ринриетта, чтоб у меня язык приржавел… Я не нарочно, просто вспомнилось не к месту.
- Давай отложим этот разговор на другой раз, дядюшка. Если ты не заметил, у нас тут пленный. Первый наш пленный за все время. Или ты и это хочешь испортить?
Дядюшка Крунч пожал поскрипывающими гидравликой плечами.
- Пленный… Было бы о чем говорить. Какой-то мальчишка с полной котомкой хлама. Лишний рот на корабле.
- За него могут заплатить выкуп.
- Чем? Гайками? Ты сэкономишь казне Готланда расходы на палача и несколько футов веревки, если скинешь его в Марево - можешь отослать на Шарнхорст счет.
Алая Шельма сделала несколько размашистых шагов по каюте, попутно сметя под кровать панталоны и журнал со странной девицей.
- Хлам, гайки… Кажется, он сказал, что инженер?
- Помощник инженера, - пробормотал Тренч, радуясь тому, что его выдубленная ветрами кожа лишена способности так охотно и стремительно краснеть, как кожа капитанессы, - В некотором роде.
Капитанесса торжествующе усмехнулась.
- Вот тебе и выход! Это механик, дядюшка. Разве ты сам недавно не говорил, что «Вобла» вот-вот развалится прямо на ходу? Вот, пожалуйста. Нам на палубу, как спелое яблоко, падает механик. Между прочим, Корди целую вечность жалуется мне на текущий корабельный котел. Ее зелья проливаются наружу и затекают в рыбьи норы на нижней палубе…
- К этому я уже привык, - скрипуче вздохнул абордажный голем, - Не так давно я спускался в форпик за старыми мешками и проторчал там добрый час – какая-то вдохновенная плотва читала мне поэму собственного сочинения. Кстати, весьма небесталанно написанную, должен заметить…
- А Габерон уже месяц действует мне на нервы, требуя выверить прицел на его любимой карронаде, - глаза капитанессы внезапно сузились, - Впрочем, с Габероном у меня еще будет серьезный разговор… Это же механик, дядюшка Крунч!
- Механик! Тоже мне! Твой дед, Ринриетта, сам был мастером на все руки, мог заменить весь экипаж! Как-то раз, в долгом рейсе ему пришлось работать и за механика и за плотника и за кока! Самому! Полгода подряд!
- Об этом ты раньше не рассказывал, дядюшка. Что же с ними случилось? Растерзаны акулами? Погибли от баротравмы? Замерзли на сверхбольших высотах?
- Нет, - неохотно проворчал голем, - Восточный Хуракан продулся им в карты и счел за лучшее сбросить в Марево посреди рейса, чтоб не платить выигрыша.
- Ну а мы нашли инженера посреди неба. Чего еще желать?
Невидимая усмешка голема показалась Тренчу горькой, как лепешка из скверной муки пополам с древесной трухой.
- Чего желать, говоришь? С каждым годом я все больше желаю сойти на твердую землю и остаток дней служить прессом для белья или механическим органом в каком-нибудь уединенном монастыре, - гулко вздохнул голем, - Если бы только я не обещал твоему деду, что…
Тренч понял, что должен что-то сказать. И желания не было, и зубы сами противились, но должен.
- Честно говоря, никакой я не инженер.
- Так и знал! – громыхнул дядюшка Крунч, махнув лапой и чудом не снеся переборку, - Мелкий обманщик! Рыба-самозванец!
- Спокойно, дядюшка, - Алой Шельме понадобился один короткий жест, чтоб заткнуть медную глотку голема, - Ну-ка рассказывай, Тренч с Рейнланда. Сперва ты говоришь, что инженер, позже что не инженер… Ты хоть что-то смыслишь в инженерной науке?