Как нож входит в мягкое человеческое тело, Скелет знал не понаслышке… Но третий нападавший и не думал вставать и бросаться в бой. Он по-прежнему сидел на лестнице и старался стать незаметным, меньше насекомого.
«Вот если бы им удалось меня свалить с ног и избивать, этот был бы самым жестоким зверем», — подумал про себя Скелет.
— Ну что, — быстро сказал он парню. — А тебе я сломаю копчик. Хочешь?
Тот молчал и, задыхаясь от страха, смотрел на Скелета.
— Это очень быстро, — проговорил Скелет с наслаждением в голосе. — Тебе это как раз подойдет, падаль… Всю свою жизнь будешь на карачках ползать, потому что на инвалидную коляску у твоей матери не хватит денег…
— Я, — сказал парень. — Я, — повторил он жалобно. На него напала икота и он повторял только «Я»…
— Ты — падаль, — сказал Скелет, следя глазами за двумя другими парнями, но они были почти неподвижны. Так, только шевелились чуть-чуть. Но нужно было спешить, потому что у них могли рядом оказаться дружки.
И вообще, Скелет не обязан бесплатно воспитывать недорослей с питерских окраин…
— Повтори, — приказал он парню.
— Я — падаль, — покорно сказал тот.
— Ты — вонючая падаль, — поправил его Скелет.
— Я — вонючая падаль, — с готовностью пропел мальчишка, трясясь от страха.
Скелет поправил пиджак и побежал из кафе на улицу. Теперь следовало спешить и быстро ловить машину до дома. Приключение окончилось, и слава Богу.
Последнее, что Скелет увидел в кафе, было огорченное лицо Клоуна, смотревшего на происходящее с верхней ступеньки лестницы. Он был явно разочарован…
Теперь я не выключал телефон по утрам. Пусть звонят.
Я продолжал принимать всех своих пациентов по домам, часов до двух, а потом ложился в постель.
И уже с десяти утра меня начинали донимать звонками. Раньше я этого не допускал, но теперь не мог себе позволить такой роскоши — не отвечать по телефону.
Дело в том, что я ждал звонков от двух людей — от Юли и от Скелета.
Юля мне не звонила. Она вообще никому не звонила, это я точно знал. Мне сказала об этом Людмила, ее мать, но и без нее я знал об этом. Юля как бы умерла. Она находилась как бы между жизнью и смертью. Она была в темноте, в черноте. В долине смертной тени…
Я знал, что нужно к ней поехать, но чувствовал, что это совершенно бессмысленно. Она отдалилась от всех нас. От мира людей. Она переживала свое состояние одна, в полном одиночестве.
И мы все были ей больше не нужны. Ей были нужны только ее сны, где она могла видеть. А для этого ей были необходимы таблетки. Я их достал.
В полдень позвонил Скелет. Надо сказать, что я не слишком-то ожидал его звонка, времени прошло еще немного и мне казалось, что он вряд ли успел что-то сделать.
Голос его был спокойный, и, как мне показалось, торжествующий. Чувствовалось, что он доволен собой. Это всегда чувствовалось, даже если человек старается это скрыть и разговаривать скромно и сдержано.
— Я на минутку, доктор, — сказал Скелет деловым тоном. — Скажите мне, что у человека находится по бокам живота?
Это был вопрос… По бокам живота? Доктору трудно ответить на вопрос, заданный таким образом.
— Ну, вот посредине живота у человека пупок, — объяснил Скелет, когда я попросил его выражаться яснее. — А справа и слева от пупка на той же высоте сантиметрах в семи по обе стороны что находится? Какой орган? — Голос у Скелета был сосредоточенный, он хотел получить информацию.
Я подумал. Что бы это могло быть?
— Почки, — сказал я наконец неуверенным голосом. — Если поглубже посмотреть, то почки. А что?
— Странно, — проговорил недоверчиво Скелет. — Почки же сзади находятся. Я точно знаю, когда бьешь по спине пониже — это называется «бить по почкам».
— Это у вас чисто профессиональный взгляд ни вещи, — ответил я. — Смотря с какой стороны посмотреть на проблему. Бить, наверное, удобно сзади. А вообще-то почки там, где вы сказали.
— То есть если меня разрезать справа и слева от пупка, то можно найти почки, — уточнил Скелет со всей дотошностью сыщика.
— И не только вас, — ответил я. — Даже если разрезать президента и тибетского далай-ламу, то и у каждого из них найдутся в том месте почки.
Но Скелет не захотел шутить и понимать мои шутки. Он был очень серьезен.
— А вам уже что-нибудь удалось узнать? — спросил я, осознав, что он неспроста задает все эти вопросы про внутренние органы. Меня осенило, что ведь почки — идеальный вариант для пересадки.
— Удалось, — ответил Скелет сдержанно, и тут все-таки впервые в его голосе явственно зазвучала гордость. Наверное, таким тоном генеральный конструктор космических кораблей сообщает премьер-министру о готовности новой модели для полета на Марс…
— Ну! — вскрикнул я от неожиданности. — Скорее, расскажите…
— Конечно, нет, — спокойно ответил сыщик. Голос его снова стал твердым.
— Это что — тайна? — удивился я. — Уж во мне-то вы можете быть уверены…
— Я в вас уверен, — монотонно произнес Скелет. — Просто рано еще говорить. Когда будет нужно, я вам своевременно сообщу. А пока что не о чем говорить. У меня к вам, кстати, просьба. Вы не могли бы заехать ко мне домой на минутку? А то мне нельзя выходить из дома.
Конечно, я согласился. Хотя просьба Скелета показалась мне несколько странной. Как же он собирается заниматься нашим делом не выходя из дома?
Вряд ли искомые негодяи приедут к нему на дом…
Тем не менее я записал его адрес и телефон и пообещал, что скоро приеду. Вот, подумал я, тогда все и выясню.
Именно так я и поступил. Собрался, взял таблетки для Юли и поехал. Сначала к Скелету, а потом уж к Юле. Даже трудно сказать, что хуже и тяжелее. Как говорится, сочетание неприятного с бесполезным.
Неприятное — это общение со Скелетом. Как бы много не было у меня таких знакомых, все они тем не менее оставались просто моими пациентами, и нас не связывало ничего, кроме их заболеваний. Да и вообще — даже если он найдет мерзавцев — что от этого изменится? Ну, он их доблестно убьет… Как будто Юле от этого станет легче.
А бесполезное — это поездка к Юле. За наши последние встречи я отчаялся «достучаться» до нее. Она удалялась от меня. И таблетки, которые я вез ей — разве это помощь для нее, если уж говорить на чистоту. Ну, я просто помогал ей уйти от жизни, убежать в мир ирреального. Вот и все. Но потом-то она все равно просыпается и страшная реальность входит в свои права.
Скелет встретил меня в махровом халате, накину-том на голое тело. Грудь его обильно поросла волосами, как у орангутанга.
— Что вы так смотрите? — спросил он, увидев мой взгляд, невольно задержавшийся на его груди.
— Это все оттого, что папа мой был грузином, — пояснил он. — Я по-грузински ни одного слова не знаю, а волосы на груди растут как у настоящего грузина.
Он усадил меня на диван в комнате и протянул конверт.
— Это запечатано, — сказал он. — Вы не будете открывать, в этом я уверен. Но на всякий случай сообщаю вам, что там нет совсем ничего, интересного для вас. Можно сказать, что вообще ничего интересного. Если я погибну и вы узнаете об этом, просто опустите конверт в ящик. Вас это не должно затруднить. Договорились?
Я был смущен. Ничего страшного в его просьбе я не увидел, но мне стало как-то не по себе.
— А почему вы просите об этом именно меня? — спросил я. — У вас что, нет других знакомых в Питере, кроме меня?
Скелет ухмыльнулся.
— Отчего же, — задумчиво сказал он. — Знакомых у меня много. Но только вам я доверяю в этом смысле. Не вообще доверяю, заметьте. Не вообще. Вообще я не знаю про вас достаточно, чтобы вам доверять. Но в данном вопросе — доверяю только вам.
— Отчего? — не понял я.
— Оттого, что вы — лицо незаинтересованное. Вы посторонний человек. Это про вас хорошо известно.
— Кому известно? — заинтересовался я.
— Всем, кому это важно знать, — отрезал Скелет, и стрельнул в меня глазами. — Да вы и сами с этим утверждением не спорите?
— Нет, не спорю. Я действительно надежный и проверенный человек, — подтвердил я даже с оттенком гордости. Заслуживать доверие и уважение трудно везде. И преступный мир — не исключение…
— Вот и возьмите письмо. Конверт надписан. Адрес там есть, так что больше ни о чем не беспокойтесь.
— А вы что — собрались на тот свет? — спросил я, кладя конверт себе во внутренний карман.
— Не знаю, — пожал плечами Скелет. — Во всяком случае, мне следует быть готовым к неожиданностям. Это просто необходимое приготовление на всякий случай. Так сказать, должок… Если все обойдется, то вы отдадите мне конверт обратно.
— Очень хорошо, — сказал я. — А это как-то связано с нашим делом?
— Впрямую, — ответил Скелет и опять ухмыльнулся. — Вы не тревожьтесь. Кажется, все будет в порядке и я сумею найти тех, кто вам нужен. Только нужно немножко подождать, и они проявят себя.
— Опять изуродуют кого-то? — с содроганием спросил я. Скелет оскалился:
— Уж не без этого. Теперь я кое-что узнал про них, так что хорошего от этой компании ожидать не приходится.
Я осмотрелся. Квартира у Скелета была самая обычная. Мне всегда казалось, что люди такой профессии, как у него, живут как-то особенно. Но оказалось, что все весьма прозаично. В комнате стояла старая довольно потрепанная мебель, а на стене висела плохая картина. Это был подлинник, но весьма заурядных художественных достоинств. На картине было изображено море, а в нем, среди ненатуральных серых бурунов, виднелся кораблик. Морской пейзаж на тему «Белеет парус одинокий». Середина прошлого века. Скорее всего, работа студента Академии художеств.
Все же наличие картины показалось мне странным и и решился сделать Скелету комплимент, похвально отозвавшись о картине.
Не знаю, насколько он почувствовал фальшь в моем голосе, но даже не взглянул на картину и равнодушно ответил:
— Это от мамы осталось. Не продавать же, пускай висит.
Такие картины висят почти во всех старых петербургских квартирах, и по их наличию всегда можно судить о том, коренная петербургская семья или нет. Эти картины перевозят с собой в новое жилье, в Новостройки, где на светлых бетонных стенах они смотрятся совсем странно. Но тем не менее… Это отличительный знак.
На все мои дальнейшие вопросы о ходе расследования Скелет отвечал уклончиво и в общем-то ничего не сказал. Это уже была старая милицейская закалка.
— Как вы себя чувствуете? — спросил я напоследок.
— Отлично, — сказал он. — А что?
— Просто я несколько встревожился, когда вы сказали, что собираетесь сидеть без выхода дома, — ответил я. — Обычно это свойственно больным людям. — Я не стал больше ничего говорить о том, что меня тревожит ход расследования. Что же это за поиски такие, которые ведутся человеком, который сидит дома в махровом халате, надетом на голое тело? Но Скелет прекрасно понял меня и произнес многозначительно:
— Мне позвонят и скажут, куда и когда нужно прибыть. Вот этого я и жду. А пока что у меня есть время для размышлений.
— Вы работаете по методу дедукции? — поинтересовался я шутливо. Вот ведь какой Шерлок Холмс попался…
— Ну да, — кивнул Скелет. — Все главные событии проходят в голове. Что бегать без толку, если еще ничего хорошего не придумал? Так, только видимость деятельности.
На этом мы и попрощались. Я поехал к Юле, а Скелет обещал держать меня в курсе дела.
Юля на этот раз лежала на кровати и была накрыта одеялом.
— Она так и не встает, — сказала мне тревожно Людмила, впуская в комнату дочери. У Людмилы при этом было такое лицо и такие умоляющие глаза, как будто она надеялась, что я смогу вылечить Юлю. Если бы это было возможно…
— Привез? — сразу спросила меня Юля, стоило мне появиться в комнате. Она протянула руку в мою сторону. Я взял ее в свою и тихонько пожал.
— Не надо больше этого, — Юля поморщилась.
— Что не надо? — даже не понял я сразу.
— Ничего этого больше не надо, — ответила Юля спокойным и ровным голосом. — Ты не должен больше считать себя моим женихом. И у тебя нет передо мной никаких обязательств. Так что не надо больше объятий, поцелуев. Это все ни к чему и только делает все еще тяжелее.
— Что ты говоришь, — возмутился я, но Юля меня остановила.
— Я протянула руку, чтобы взять таблетки, которые ты привез, — сказала она. — И больше ни за чем… Я много думала о том, что произошло, и о том, что теперь будет впереди… Мне нужно научиться жить по-новому, по-другому. Вот с этими таблетками, например.
— Но это не может длиться долго, — ответил я, обескураженный и еще не вполне ее понимая: — Таблетки перестанут действовать и помогать тебе по мере того, как ты будешь к ним привыкать.
Улыбка тронула бескровные Юлины губы. Это была странная улыбка. Юля улыбалась так, словно она была старым, умудренным жизнью человеком, столько знания жизни и даже провидения было на ее устах в тот момент, что я даже испугался.
Таблетки — ерунда, — сказала она. — Когда перестанут действовать эти, ты принесешь другие. Мы ведь останемся друзьями все равно, правда?
Юля еще некоторое время помолчала, а когда я попытался что-то сказать, ответила:
— Ну посуди сам, Феликс… Что за глупости… Ты вовсе, не обязан продолжать любить девушку, которая стала слепой. Есть же элементарный здравый смысл. Твое благородство не дает тебе этого сказать, признаться себе самому в том, что все изменилось. Но это ведь именно так. Не дай Бог, мы бы поженились сейчас. Ты станешь тяготиться мной, моей беспомощностью, моими проблемами… будет только хуже.
— Но я же по-прежнему люблю тебя, — сказал я растерянно. На самом деле я был подавлен уверенным тоном Юли, тем, как спокойно и со знанием дела ими излагала новую версию своей жизни и наших отношений.
— Вот и прекрасно, — ответила Юля. — Просто мм теперь станем друзьями. Можно, наверно, любить слепую женщину, но нелепо же становится ее мужем и жить с нею всю жизнь. Ты в конце концов проклянешь меня и себя, и все на свете.
Юля вздохнула и добавила:
— А я совсем не хотела бы, чтобы ты меня проклинал.
— Твое настроение еще изменится, — сказал я ей. Мы еще неоднократно поговорим обо всем, и ты сама поймешь, что мое отношение к тебе не изменилось. Только, может быть, мне очень больно за тебя, поэтому тебе кажется, что я стал неувереннее.
Юля взяла меня за руку. Она лежала на кровати, запрокинув лицо вверх и на нем было совершенно сомнамбулическое выражение.
— Я хочу, чтобы мы перестали об этом говорить, Феликс, — сказала она. — Нашей свадьбы не будет никогда. Тебе не нужна слепая уродливая жена, да и мне в нынешнем положении вряд ли нужен муж в качестве мужчины. Что-то я не могу себе представить наших супружеских отношений…
Она облизнула пересохшие губы и добавила:
— Ты найдешь себе другую женщину и женишься на ней. А до этого мы с тобой будем просто старыми друзьями, у которых ничего не получилось. Бывает же так. Люди планируют, но судьбе оказывается неугодно то, чего они хотят.
— На ком я женюсь? — озадаченно спросил я. — Что ты такое говоришь? Ты — моя невеста, и нету у меня на примете других женщин.
— Нет, так будут, — ответила Юля равнодушно. — Ты красивый мужчина, молодой и здоровый. Найдется… А пока что можешь завести любовницу. Меня это больше не волнует. Так тебе будет легче примириться со всем тем, что произошло.
Юля еще раз тяжело вздохнула и сжала губы.
— А я уже, кажется, совсем примирилась. Вот сейчас приму таблетки и примирюсь окончательно.
— Только будь осторожной, — сказал я. — Ты ведь знаешь примерную дозировку.
— А что будет, если я превышу ее? — поинтересовалась Юля язвительно, с горьким смешком.
— Будет — безумие, — ответил я и тотчас же прикусил себе язык.
— Безумие, — проговорила Юля. Она как бы повертела это слово на губах. — Безумие — это было бы прекрасно. Это была бы панацея, — сказала она мечтательно: — Что может быть лучше безумия в моем положении…