От отчаяния Женя чуть не взвыл.
- Но если бы я только знал, что это! Оно же меня убивает, и я знаю это!
- Давай лучше сходим куда-нибудь, а? Ты отвлечешься, развеешься.
- Куда сходим-то? – спросил Женя с несчастнейшим видом.
- Куда? Да куда угодно! Да хоть в кино!
- В кино?!
- Ну да! А что ты имеешь против кино? Ах, точно, наверное у тебя связаны с ним неприятные воспоминания после того похода с твоей девушкой, как там ее звали?
- Неправда! Нет у меня никаких неприятных воспоминаний! Пошли в кино! Тем более что идти далеко не надо!
- Точно? Ну ладно, смотри. Я просто хочу, чтобы ты отвлекся ото всех неприятностей. Лично мне всегда в таких случаях помогают кинотеатры! Я обожаю темные кинозалы и ощущение свободы. Ты знаешь, что рядом много людей, но никто тебя не видит! Это так здорово!
Женя улыбнулся. Степин оптимизм подействовал и на него.
- Ладно. Пойдем. А то что-то действительно стало холодно.
По дороге в кинотеатр Степа болтал без перерыва, прямо как Оксана в тот день. С той лишь разницей, что Женя тогда ее не слушал, в то время как сейчас с жадностью впитывал каждое Степино слово. Слова шли у него с языка легко и непринужденно, Степе не нужно было лезть за словом в карман, во всех его историях было что-то увлекательное, либо же он просто был на редкость хорошим рассказчиком. Ну и, конечно, он просто старался развеселить Женю. И что говорить, у него это хорошо получалось. Когда они стояли в очереди за билетами на нашумевший фильм ужасов, Женя уже забыл о том чувстве. Не посещало оно его и во время сеанса. В кинотеатре почти никого не было, но и те, кто был, за редким исключением, не боялись. Фильм был по-настоящему страшным, жутким. А Степа и Женя после каждого страшного момента подпрыгивали на своих местах и хохотали. Степа постоянно отпускал отменные шуточки по поводу тупости главных героев, а Женя вспоминал свои походы в кино с девчонками. Разница была настолько огромной, как между центром Вселенной и ее концом. Женю всегда начинало подташнивать, когда в страшные моменты расфуфыренные красотки прижимались к нему и пищали от мнимого ужаса. И в то же время, вспоминая походы в кино со своими друзьями, Женя снова улавливал невероятную разницу. Друзья могли только шутить о том, что ниже пояса, а Степины шутки отличались редким остроумием. На какой-то момент они отвлеклись от происходящего на экране, и Женя посмотрел на парня.
- Чего ты так смотришь? – спросил Степа.
- Просто мне никогда ни с кем не было так весело, как с тобой, – сказал Женя, не веря тому, что он действительно говорит это.
И в ту же секунду в глазах Степы он заметил что-то, чего раньше не видел, но оно быстро промелькнуло и тут же исчезло.
- Мне тоже, – ответил Степа и снова отвел взгляд, как тогда в парке. – Но давай смотреть фильм.
Когда они выходили из кинотеатра, уже начало темнеть. Темный парк мрачным лесом расстилался перед ними. Домой совершенно не хотелось. Хотелось увидеть чернеющее небо с первыми звездами, хотелось всю ночь не спать. Они посмотрели друг на друга. Женя сглотнул.
- Ты никуда не торопишься?
- Нет, вообще-то.
- Тогда, может погуляем еще немного?
Степа пожал плечами.
- Давай. Только скажи, тебе еще не надоело таскать мою папку?
Женя на секунду опустил взгляд на папку, зажатую у него в руке, потом снова взглянул на Степу.
- Нет. Но весит она килограммов десять!
- Ты преувеличиваешь мои таланты! Если бы я написал десять килограммов стихов, уже давно стал бы знаменитым!
Побродив среди великанов-деревьев и их не менее великанских черных теней, они уселись все на ту же лавочку. Какое-то время оба молчали, глядя на затянутое тучами небо. Да, наверное, звезд видно не будет. Погода испортилась, и оба чувствовали, что если долго сидеть на этой лавочке, можно отморозить себе все на свете. Степа бросил на Женю короткий взгляд, откашлялся и спросил:
- Ты еще не помирился со своей девушкой?
Женя покачал головой, медленно, словно ему было трудно двигаться.
- Нет. Не хочу.
- Почему? Надоела?
- Ну, и это тоже. Но дело все-таки в другом. Я вообще почему-то забросил всех своих девушек…
Степа засмеялся.
- А у тебя их сколько?
- Ну, если считать вместе с той, с которой мы встречались только раз, то четыре.
- Неплохо! И как тебе удается не путать имена?
- Я просто никогда не называю их по именам. Это меня еще друг в школе научил.
- Хороший у тебя друг…
Женя посмотрел на него. В его глазах не было и тени усмешки:
- Не думай, что я тоже такой. Я другой.
- Я знаю. Вот только, какой это другой? Ты сам-то знаешь?
И снова проклятый вопрос. Женя не знал на него ответа и покачал головой.
- Вот поэтому я уверен, что цель человеческой жизни – узнать себя. Люди хотят изменить мир, а начинать всегда нужно с себя. Но люди заняты совсем другим: они хотят изменить своих близких, хотят, чтобы весь мир подстроился под них и вертелся так, как им захочется. Но этого не будет. Никогда не будет.
Какое-то время они снова молчали. Женя в первый раз задумался о том, что он совсем себя не знает. Что он даже никогда не пытался себя узнать. Почему-то большинство людей уверено, что знает себя, а как только случается нечто, они ведут себя совсем не так, как рисовали в своем воображении.
- Жень? Можно тебя спросить?
- Конечно.
- Какое у тебя самое счастливое воспоминание детства?
Женя резко выдохнул.
- Ну ты и спросил! Это сложный вопрос.
- А легких вопросов вообще не бывает. Ты в этом еще не убедился?
- Кажется, начинаю убеждаться. Но мне надо подумать. Расскажи пока, какое твое любимое воспоминание?
Степа достал сигареты, закурил, передал пачку Жене и только после этого начал говорить:
- Тогда еще был жив мой дедушка. Мне было лет семь или восемь. Я сильно простудился и все время лежал дома. Родителей целыми днями не было. Мы тогда нуждались в деньгах, и мама не стала брать отгул, чтобы ухаживать за мной. Она попросила об этом дедушку. И каждый день он приходил с утра и оставался до вечера. Он читал мне сказки, мы вместе смотрели мультики по видику, он учил меня рисовать и играть на пианино. А однажды, когда я проснулся утром, дедушка уже пришел и сделал мне сюрприз. Когда я открыл глаза, то просто не поверил, что лежу в своей спальне. Потому что повсюду были разноцветные воздушные шарики. Они валялись на полу, на моей кровати, висели на стенах. Мне казалось, что если бы я оказался в центре радуги, она выглядела бы именно так. Дедушка сказал, что моя болезнь серого цвета, и чтобы победить ее, нужно много ярких красок. И он не ошибся. Совсем скоро я действительно выздоровел.
- У тебя был замечательный дедушка, – прошептал Женя. – Тебе повезло.
- Да. Мне повезло хоть в чем-то. И я рад, что хотя бы те годы моего детства были наполнены радостью. А ты вспомнил?
Но Женя не мог говорить. У него снова громко стучало сердце. Пум-пум-ПУМ.
- Жень? Ты меня слышишь?
- Слышу. Только я не знаю, что ответить.
- Ничего. Потом как-нибудь расскажешь. Когда вспомнишь. А знаешь, если бы было тепло, я мог бы здесь всю ночь просидеть. Так красиво!
- Да, – кивнул Женя. – Я тоже мог бы. Но холодно.
- Пора, наверное. Отец меня вопросами изведет.
- А ты скажи, что гулял со мной!
- Чтобы сказать такое, мне придется надеть бронежилет, по меньшей мере.
- Я не знаю твоего отца, но уже его ненавижу.
- Не стоит. Ненависть – бесполезное чувство.
- Хочешь сказать, ты его не ненавидишь?
- Я не могу. Он все-таки мой отец.
- Ты меня поражаешь!
Степа посмотрел на него с улыбкой, но глаза его оставались печальны.
- Просто я всегда верил в лучшее. В идеалы. В любовь, верность, дружбу. Когда-нибудь эти идеалы погубят меня. Я это знаю.
- И откуда ты такой взялся? Я никогда не встречал никого хоть сколько-нибудь похожего на тебя.
- Просто у тебя узкий круг однотипных знакомых. Таких как я много. Я вовсе не уникален.
- У тебя на все есть ответ, да?
- Нет, почти на все.
Они говорили еще примерно полчаса, а потом все-таки решились пойти домой.
- Странно, – сказал Женя, когда они стояли на остановке. – Мы учимся в одном институте, но ни разу не видели друг друга. Хотя институт и маленький. Где ты бываешь в перемены? Мы ведь могли бы встретиться. В библиотеке или еще где.
Степа покачал головой.
- Не стоит тебе говорить со мной в институте. А то потом придется краснеть перед своими друзьями.
Женя рад был бы возразить, что мнение друзей для него ничего не значит и прочее бла-бла-бла, но ведь это было не так. Мнение окружающих было всегда чуть ли не первым, чем он руководствовался, прежде чем совершить какой-то важный шаг.
- Я хотел бы измениться, – сказал он.
- Ну что ж, тогда я могу только пожелать тебе удачи в этом нелегком деле.
Сегодня Степин троллейбус снова пришел первым, и они опять попрощались до среды. А Женя подумал-подумал, да и пошел пешком. Сейчас ему точно не будет лишним проветрить мозги. Вопросы, вопросы, вопросы. Как это раньше ему удавалось так просто жить? Никаких забот и проблем, никакого странного чувства, которому он не мог подобрать даже приблизительного описания. Но ведь Степа что-то понял, он знал, что это такое, и он велел Жене остерегаться этого. Если бы только Женя мог что-нибудь поделать с собой. Но он не был силен в упражнениях по самоконтролю. Чем больше он пытался противиться этому чувству, тем сильнее оно становилось. Женя все крепче и крепче прижимал к себе Степину папку. Почему-то, когда он был рядом, это чувство не пугало его, но стоило Жене оказаться совсем одному, и страх тут же обретал плоть и кровь. Он становился таким же реальным, как сам Женя, как все предметы, окружающие его. Оказавшись дома, Женя первым делом завесил все шторы на окнах, чтобы не пропускать в дом темноту, а потом уселся на кровать и открыл наконец папку, которая столько часов не давала ему покоя. Он открывал ее с такой жадной быстротой, словно там и только там были ответы, которые он так мечтал получить. Листочки, исписанные аккуратным детским почерком, упали к нему на колени. Но то, что было на них написано, совсем не походило на мысли ребенка. Это были рассуждения на тему дружбы и предательства, истинных чувств и ложных. В более поздних Степиных стихах появились мысли о различии между любовью и желанием любить. Каждая строчка была переполнена эмоциями: черное отчаяние, жгучая тоска, надежда на спасение и светлая печаль. На некоторых листочках были превосходные зарисовки в стиле манга, причем Степа одинаково красиво изображал и мужчин и женщин: они все были изящны, утонченны и легки, словно могли вот-вот ожить и сорваться с листа под мимолетным дуновением ветра. Женя читал, и из глаз его текли слезы, он словно обезумел, все его чувства натянулись до предела, и ему казалось, что он вот-вот услышит звук лопнувшей струны где-то в своем сердце. Он оказался в мире, о существовании которого даже не подозревал раньше. Это был мир солнечных цветов, ярких, как миллионы воздушных шариков. Но его не покидало ощущение, что этот мир может разрушиться в любую минуту, что он так легок, и ничто не держит его здесь, среди нас. Когда Женя аккуратно сложил все листочки обратно в папку в том же порядке, в каком достал, и закрыл ее, было уже за полночь. Он лег и закрыл глаза, но поток чувств мешал ему собраться с мыслями. Теперь Женя, пожалуй, мог найти ответы на некоторые свои вопросы. И он мог бы дать имя тому чувству, что так упорно наседало на него, но он не хотел знать этих ответов. Не хотел допускать даже сотой доли мысли, что такое могло с ним произойти. Никогда в жизни он не был еще так напуган. 2 Степа вихрем взлетел на свой четвертый этаж, открыл дверь, чуть не выронив ключи, на вопросы матери ответил нечленораздельным бормотанием и закрылся в своей комнате. Какую-то долю секунды он собирался с мыслями для дальнейших действий, а потом открыл ящик стола и достал толстенный учебник по психологии. Он уже прочитал его, хотя учебник был рассчитан на два семестра, но сейчас ему требовалось освежить в памяти некоторые детали. Степа почитал кое-какие главы из подростковой психологии, но потом понял, что все это не то, и того, что ему надо, здесь нет. Тогда он отложил книгу с намерением поискать что-нибудь в Интернете, но не успел включить компьютер, когда услышал телефонный звонок. Слава Богу, отца не было дома, а то он обязательно побежал бы снимать трубку.
- Степ! Это тебя! Маша!
Ах, Маша… Что ей, интересно, могло понадобиться? Маша вообще редко звонила ему сама, так уж повелось, что с детства Степа сам обещал позвонить почти всякий раз, когда они прощались. Значит, что-то случилось. С легким волнением Степа взял трубку из рук матери и сказал:
- Да. Я слушаю.
- Привет. Ты не сильно занят?
Степа посмотрел на часы и пошел в свою комнату.
- Нет, вообще-то. Я только что пришел, так что тебе повезло застать меня.
- Куда ходил? Только не говори, что опять с ним, – она кашлянула.
- Ладно, не буду говорить, – ответил Степа и улыбнулся.
- Эй, ты, изверг! Он что опять назначил тебе свидание?
- Маша! У меня уже терпение лопается объяснять тебе, что он натурал! Сколько можно уже?
- Мне все равно, кто он. Просто он мне не понравился. Можешь верить, а можешь считать меня дурой, но я почувствовала от него что-то недоброе. Не связывайся ты с ним! Он даже как друг тебе не нужен!
- Но ты даже с ним не общалась! С чего ты решила, что он представляет для меня какую-то опасность?
- Говорю же, я чувствую! Ничего хорошего тебе от него не будет!
… она ведь влюблена в тебя? Да это и не удивительно. Тебя сложно не любить… Степа вздрогнул.
- Эй, ты меня слышишь?
- Извини, отвлекся. Что ты там говорила?
- Слушай сюда. Я только хочу узнать одну вещь. И если я ее узнаю, то отстану от тебя. Только ты должен ответить правду.
- Ты же знаешь, я тебе никогда не вру. В чем дело?
- Скажи… он тебе нравится?
Ох, только не это. Только не этот вопрос! Хоть бы время остановилось! Хоть бы наступил конец света, только чтобы ему не пришлось отвечать!
- Нравится как человек или…
- Ты знаешь, что я имею ввиду.
- Это действительно очень сложный вопрос. Я не знаю.
- А я думаю, что все ты знаешь.
- Могу сказать только одно: я стараюсь даже мысли об этом не допускать. Так что, если он мне и нравится в каком-то смысле, то просто как человек. Мне с ним весело, он меня слушает и интересуется всем, чем интересуюсь я.
- Ладно, это бесполезно. Ты действительно не знаешь. И вообще, прости, что я лезу не в свое дело. Я даже не имею права спрашивать тебя о твоей личной жизни.
- Только не надо дуться! Если в моей личной жизни случится что-то из ряда вон выходящее, обещаю, что ты узнаешь об этом первой.
Остаток вечера Степа провел за чтением статей по психологии, пока у него не покраснели глаза. Но страх все равно не отпускал. Усталость не помогала прогнать пугающие мысли. Они роились у Степы в голове, и все, что он мог делать, это ждать, что будет дальше. Сегодня он видел в Жениных глазах нечто такое, что моментально выбило его из равновесия и даже заставило забыть об инопланетянах. Степа знал, что это было. Но он боялся даже мысленно давать этому имя, чтобы это не начало обретать над ним власть. Степа знал, что происходит с Женей и знал, что происходит с ним самим. И сейчас, несмотря на все свои усилия, он думал о том, о чем ему совсем не следовало думать.
====== День восьмой – День десятый ======
День восьмой
Это воскресенье было для Жени одним из самых нудных воскресений в жизни. Он ходил в гости к родителям и был подвергнут жестокому допросу с пристрастием. И, конечно, когда настроение такое, что хоть реви в голос, отвечать на вопросы, шутить и улыбаться, сложно втройне.
И как только Женя пришел домой, он снова до позднего вечера листал Степины стихи. Он уже был точно уверен, что сходит с ума. День девятый На утро понедельника Женя не смог встать с кровати, чтобы пойти в институт. Он выключил телефон, чтобы не слышать звонков от подружек, которые начали бить тревогу и усиленно звонить ему. Женя не хотел и не мог никого слышать. Он завернулся в одеяло и переполз с кровати на пол, где какое-то время пролежал, ни о чем не думая, и снова уснул. День десятый Женя долго сидел перед экраном монитора, на котором было открыто окошко «Сообщение без заголовка», и смотрел на мигающий курсор. Последние дни Женя вообще все делал очень медленно. Однако он уже начал учиться жить со своим безымянным чувством, знал, когда оно обостряется, а когда затихает. Наконец, Женя написал сообщение. «Привет. Как дела? (ненавижу этот вопрос, потому что на него всегда одни и те же ответы, но меня с детства приучили к стандартам). Ты не забыл, что завтра среда? Наш поход в сумасшедший дом остается в силе?». Ответ как всегда пришел почти сразу. Видимо, Степа очень быстро печатал.