Только внутри вместо разноцветных осколков был однотонный желтый кружок, чуть светящийся и напоминающий крошечное солнце, заключённое в эту металлическую трубу.
- Ну, какой цвет ты видишь? – спросила Кана.
- Желтый…
- Хорошо.
- Почему хорошо? – Юка опустила трубу и посмотрела на Кану. – Что это означает?
- Желтый цвет значит, что у Йойки сейчас прекрасное настроение и самочувствие.
Юка продолжала удивленно моргать, не в состоянии поверить, что эта штука в самом деле знает, как себя чувствует Йойки.
- А есть ещё и другие цвета? – спросила она.
- Конечно есть. Например, зелёный значит, что Йойки спит, синий – что он заболел, фиолетовый – что ему тяжело, грустно или больно, а красный – что Йойки влюблён или думает о ком-то, кого любит. А полная таблица цветов лежит на дне коробки, можешь взять посмотреть…
Но Юку интересовало другое.
- И на каком расстоянии эта штука работает?
- В том-то и дело! – воскликнула Кана, довольная собой. – Для неё не существует расстояний! Мало того, для неё не существует препятствий. Она изобретена одним моим хорошим знакомым специально для тех, кто хочет поддерживать контакт с людьми, ушедшими по ту сторону Стены. Разумеется, это нелегальное изобретение и никто не должен о ней знать. Оно для частного использования. Считается, что человек, покинувший мир иенков, навсегда потерян для нас, что связаться с ним и узнать, как он поживает, нет никакой возможности. Но это не так. Эта вещь позволит тебе узнать, как чувствует себя Йойки и всё ли с ним в порядке, когда он уйдет от нас. Я просто подумала, что ты будешь очень волноваться за него и захочешь узнать, как он…
Юка уже не слышала. Она со слезами бросилась на шею Кане и повалила её на кровать. Кана вскрикнула и засмеялась, прижимая Юку к себе.
- Ну что, как подарок?
- Это просто чудо! Чудо! Спасибо! Спасибо тебе! – шептала Юка сбивчиво, не помня себя от радости.
Ей всегда казалось, что Кана против её отношений с Йойки. А если и не против, то уж точно не поддерживает. Ей казалось, Кана не хочет, чтобы Юка так близко дружила с человеком.
Но видимо Юка всё-таки недооценила кое-что. Недооценила любовь Каны к ней.
- Ну всё! Всё! Хватит меня благодарить! А то задушишь! – смеялась Кана, но Юка знала, что Кане это очень приятно, и что на самом деле она не против, если Юка будет благодарить её бесконечно и высказывать, какая же она замечательная Кана, просто самая лучшая в мире.
- Пойдём-ка лучше поможешь мне на кухне, - сказала Кана, поднимаясь с кровати и поправляя растрепавшийся пучок на голове. – А то скоро уже придут твои друзья и твой любимый Йойки, а у нас ещё ничего не готово.
Раньше Юка возразила бы что-нибудь вроде: «И вовсе он не мой любимый Йойки», но сегодня не стала ничего говорить.
Только осторожно уложила трубу обратно в коробку и вышла из комнаты вслед за Каной. Вышла, прижимая подарок к груди и улыбаясь.
*
Тринадцать.
Почему-то раньше Юке всегда казалось, что когда ей исполнится тринадцать лет, она будет совсем другой, повзрослевшей. Будет высокой, похожей на девушку, а не на девочку, и думать будет как девушка. Интересно, а как думают повзрослевшие девушки?
Но теперь, когда Юке исполнилось тринадцать, она не чувствовала в себе совершенно никаких изменений. Не чувствовала, что изменились мысли или желания, и рост её как будто нисколько не увеличился, и на её худых коленках были те же самые синяки. И даже грудь осталась той же самой и нисколечко не выросла.
И оставшись наедине с Мией, которой исполнилось тринадцать месяц назад, Юка поделилась с ней своими размышлениями.
Мия усмехнулась и напустила на себя снисходительный вид. Юке всегда казалось, что Мия гордится тем, что старше Юки на целый месяц, и считает это поводом для того, чтобы периодически выставлять себя умудрённой опытом особой.
- Всё правильно! Ты ведь не можешь измениться за одну ночь! – сказала она. – Вот пройдёт несколько месяцев, и ты заметишь, что повзрослела и чуточку изменилась. Поймёшь, что ты уже не такая, какой была в двенадцать лет. К тому же скоро у тебя наверняка начнутся «эти дни». Должны начаться. И тогда ты станешь ещё взрослее.
Юка со страхом ожидала прихода месячных и в то же время хотела, чтобы они начались. Мия «повзрослела» ещё полгода назад, и это стало ещё одним поводом для её гордости собой и снисходительного тона по отношению к Юке.
- Надеюсь, они придут ещё не скоро, - пробурчала Юка. – Мне и так неплохо живётся.
Мия в ответ только рассмеялась, и смех этот означал примерно следующее: «Ах, какая же ты ещё глупенькая девочка! Ну, ничего, вот станешь как я и всё поймешь!».
В этот момент в дверь постучали, и послышался голос Ённи:
- Эй, ну вы чего там застряли? Кана зовёт всех к столу!
Юка последний раз взглянула на себя в зеркало, поправила пояс платья и спросила:
- Ну что, как я выгляжу?
- Выглядишь повзрослевшей, - улыбнулась Мия. – Ему понравится.
Юка покраснела и поспешила отойти от зеркала.
Йойки уже поздравил Юку утром. Он подарил ей свой рисунок, на котором они были изображены вместе под цветущим майнисовым деревом. А ещё подарил тонкий серебряный браслет искусной работы. Цепочка браслета закручивалась змейкой и сверкала на запястье девочки крошечными искорками.
Теперь с новым светло-сиреневым платьем этот браслет смотрелся очень красиво, и Юка заметила, что нравится сама себе. Это было новое и очень приятное, но отчего-то смущающее чувство.
- Ты очень красивая сегодня, - сказал Йойки, когда они спустились вниз и встретились во дворе дома, где стоял стол под открытым небом. – То есть, я хотел сказать, что ты всегда красивая, но сегодня особенно… То есть… тебе очень идет это платье и эта прическа и вообще… - Йойки совсем смутился и забыл, что хотел сказать.
- Спасибо, - Юка улыбнулась.
Действительно ей очень шли забранные наверх волосы с завитками выбивающихся прядей. Эту причёску соорудила ей Мия, и Юка высказала предположение, что ей стоит передумать и стать не врачом-ветеринаром, а парикмахером.
На столе стояло множество всяких вкусностей, и всё хотелось попробовать. Свежие фрукты, клубника и спелая вишня, кексы и печенье, большой торт, украшенный ванильным кремом, кусочками шоколада и ягодами, а ещё мармелад и разноцветные леденцы. Глядя на всё это, Юка чувствовала, как у неё поднимается настроение и всё становится так просто, весело и хорошо.
Конечно, ей бы очень хотелось, чтобы Тихаро тоже была здесь, и это было единственное, что омрачало праздник. Юке хотелось хотя бы знать, что с птицей всё в порядке. Неужели она просто улетела вот так, не простившись? Ни с того, ни с сего?
Юка в этом сомневалась и была уверена, что здесь что-то не так. Она хотела поговорить с друзьями, но сегодня они явно не поддерживали эту тему, видимо, не желая портить ей настроение в такой день.
А день клонился к вечеру. И почти всё было съедено, а то, что осталось, уже не елось.
Помыв посуду, друзья устроились на ещё тёплой от солнца траве и молча лежали, глядя в темнеющее небо. Двигаться не хотелось, говорить тоже – казалось, сегодня уже было всё сказано.
Юка чувствовала лёгкую приятную усталость и, лениво перебирая пальцами, играла с браслетом.
- Так тихо сегодня, - сказала Мия. – Удивительный вечер.
- Птица летит, - сказал Ённи.
- Где? – Мия чуть приподнялась на локтях.
- Да вон! Прямо над нами.
- Не вижу. Тебе, наверное, опять кажется сослепу!
- И ничего мне не кажется! – возмутился Ённи, тоже поднимаясь. – Это ты уже ослепла! Пора очки носить!
Юка прищурилась, чтобы увидеть из-за чего эти двое снова умудрились поругаться.
И действительно по небу летела птица, приближаясь прямо к ним…
Теперь уже и Мия разглядела её и только молча сидела, раскрыв рот. Ённи торжествовал:
- Вот видишь, я же говорил! Ты только посмотри… Нет, вы только посмотрите, это же Тихаро!
Юка вскочила, а вслед за ней и все остальные.
Зрение не обмануло Ённи – это действительно была Тихаро. Её широкие крылья отливали серебром и ультрамарином в лучах закатного солнца.
Юка впервые заметила, что Тихаро уже совсем не похожа на ту испуганную, раненую и дикую птицу, что они нашли у Стены. Теперь Тихаро была сильной, с широкими крыльями и переливающимся оперением, с темными, равнодушными и всевидящими глазами. Теперь Тихаро казалась свободной.
Подлетев к Юке, Тихаро задержалась в воздухе, и только тогда Юка заметила, что в лапах у птицы зажата какая-то бумага, свёрнутая и пожелтевшая от времени.
Юка инстинктивно протянула руку, и бумага упала ей на ладонь, а Тихаро приземлилась на её плечо. И Юка не могла дышать от той радости, которую в ней вызывало прикосновение цепких, но совсем не острых когтей птицы к её коже.
Только теперь Юка почувствовала, что сегодня её день. День, когда всё возможно. Даже чудо. Такое простое и радостное, как это. Как возвращение друга, которого очень любишь.
*
Когда улеглись восторги по поводу возвращения Тихаро, Ённи сказал:
- Может, мы уже посмотрим, что она нам принесла? Не зря же птички не было столько времени, наверняка она нашла что-то очень важное!
Друзья снова уселись на траву, поставив перед Тихаро тарелку с её любимой клубникой, а сами склонились над принесённым свёртком.
Юка ошиблась, посчитав свёрток бумажным. При ближайшем рассмотрении это оказался более прочный и совершенно иной на ощупь материал.
- Пергамент, - сказал Йойки. – Точно пергамент.
Ённи присвистнул:
- Ну, ничего себе! Сколько же этой штучке веков?
Юка развернула лист пергамента чуть дрогнувшей рукой. Этот предмет пугал её своей древностью, таинственностью и каким-то потусторонним холодом, исходившем от него, несмотря на то, что Юка уже давно держала его в руках. Лист пергамента как будто жил сам по себе.
На нём было что-то начертано чёрным и красным. Буквица была красной, а все остальные буквы чёрные и совсем мелкие, выведенные каллиграфическим почерком.
Юка попыталась прочитать заголовок, но не смогла разобрать ни слова.
- Ничего не понимаю! – воскликнула Мия, хмурясь. – На каком это языке?
- Это язык древних иенков, - отозвался Йойки.
Все уставились на него.
- Дай-ка посмотреть, - попросил мальчик, и Юка передала ему пергамент.
- Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Ённи.
- Подождите, - Йойки поднёс лист ближе к глазам. – Помолчите немного.
Друзья замолчали и, кажется, даже перестали дышать. Юка заметила, какое уважение сразу появилось во взгляде Ённи, когда он увидел, что Йойки понимает написанное. Ённи и сам неплохо разбирал язык древних иенков, но всё-таки языкознание давалось ему тяжелее всех остальных предметов. А Ённи всегда уважал тех, кто разбирался в чём-то лучше него. И по-доброму завидовал.
- Дуно Моно учебно заповедование, - прочёл, наконец, Йойки.
- Десять заповедей Стены?! – воскликнула Юка. Это могла перевести даже она со своей нелюбовью к языкознанию.
Ённи снова присвистнул.
- Вот это да! Да это же древнейший документ! Десять заповедей, составленных по слухам самим создателем Стены!
Молчание. Юка была не в состоянии выговорить ни слова и только беспомощно смотрела то на Ённи, то на Мию, то на Йойки широко раскрытыми глазами.
- Этот документ считался уже давно утраченным, и вокруг него всегда ходило столько легенд, одна ужаснее другой! – продолжал Ённи. – Его воровали, прятали, чтобы никто не узнал того, что написано там, и, в конце концов, документ якобы исчез.
Снова многозначительное молчание, которое прервала Мия громким шёпотом:
- Йойки, давай же читай дальше! Скорее, скорее!
Йойки откашлялся и продолжил. Голос его показался Юке напуганным, словно Йойки очень волновался, но отчаянно пытался это скрыть. Наверное, для него это важнее, чем для всех нас, подумала девочка и хотела было коснуться его плеча, но её поднятая уже рука только бессильно повисла в воздухе. Почему-то Юка не смогла прикоснуться к другу.
- И да воздвигнута будет великая Стена, и да будет бессильно всякое живое существо пред её могуществом, - переводил Йойки и делал небольшие паузы, но не для того, чтобы подобрать нужное слово, а чтобы справиться с волнением и собственным дыханием.
- Это первое? – тихонько спросила Мия.
Йойки кивнул и продолжил:
- Второе. И да не сможет ни одно живое существо нанести вред великой Стене или разрушить Её, кроме её Создателя.
Третье. И станет Стена великая преградой между мирами двумя противоположными, чьи имена теперь «Мир иных» и «Человеческий мир». И станет Стена великая отныне защитой этих миров друг от друга.
Четвёртое. И да будет в мире иных отныне вечное лето, а в мире людском зима вечная и бесконечная, холодная, как и сердца их, иссушенные безверием.
Пятое. И лишены отныне будут иные и люди возможности встречи друг с другом, и лишь чрез детей своих до четырнадцати годов смогут они поддерживать связь незримую.
Шестое. И лишены будут люди памяти о годах своих в Мире иных, и Стена великая будет для них непроницаемой. И останутся люди слепы. Иные же смогут наблюдать за ними, но постигнут иную кару – кару невмешательства и своего бессилия.
Седьмое. И да не властны будут иенки покинуть мир свой. Лишь чрез сон смогут они попасть на Ту Сторону.
Восьмое. Люди же смогут вернуться в мир иенков лишь чрез память. А иенки, если покинут свой мир, смогут вернуться обратно только чрез память другого человека.
Девятое. И да уничтожит великая Стена всякого, кто попытается перейти на другую сторону, кому переходить не дозволено и кто нарушит сии заповеди, обратив того в пепел, ибо неведомы Стене сожаление и сострадание.
Десятое. И да будет великая Стена жить до тех пор, пока разделённые ею не осознают ошибки свои и не искупят их.
Подпись… Подпись…
Йойки вдруг замолчал. Сначала Юке показалось, что у него сорвался голос, и он не может больше читать, но Йойки поднёс пергамент ближе к глазам, пытаясь что-то разобрать, а потом со вздохом уронил лист на колени.
- Бесполезно. Там оторван кусок.
После слова «подпись» был оторван небольшой клочок. Сразу они этого даже не заметили, но теперь при ближайшем рассмотрении увидели, что край неровный. Кто-то явно оторвал от листа кусок, чтобы никто не узнал, кем подписаны десять заповедей.
Несколько минут все молчали. Было слышно лишь, как Тихаро клюёт клубнику и ходит по столу.
А потом Мия, как обычно, первой нарушила молчание, воскликнув:
- Тьфу, чепуха какая-то! Нет, серьёзно, ведь это же глупость! Всё до единого слова! И верить в это я не хочу! И ты, Йойки тоже не верь, - и голос её дрогнул, и она посмотрела на Йойки взглядом, который Юка про себя называла: «Ох, бедняжка! И за что ему всё это?». А потом Мия закусила губу и замолчала.
Ённи был более серьёзен. Его взгляд говорил: «Прости, Йойки, но я скажу всё, что думаю».
- Это не чепуха, - сказал он. – Всё написанное здесь - правда. У меня это не вызывает сомнений. Вопрос только в том, хватит ли у нас мужества эту правду принять.
- Хорошо, тогда как ты объяснишь всю эту чушь про то, что попасть на ту сторону можно лишь через сон? – спросила Мия, передразнивая официальный тон документа. – Или про то, что вернуться сюда снова можно только через память? Что это за ерунда? Что же получается, мы можем ходить на ту сторону во сне?!
- Конечно, нет! – отозвался Ённи с раздражением в голосе. – Это такая метафора. И за ней что-то скрыто. Надо только понять, что.
- Отлично! Предоставляю тебе с этим разбираться, умник.
Опасаясь, что они снова разругаются, Юка решила вмешаться:
- Я тоже думаю, что всё это правда. Иначе Тихаро бы не принесла его. Я ей верю. В этом документе явно скрыт какой-то ключ. И мы должны постараться найти его. По крайней мере, мы впервые столкнулись с какими-то конкретными указаниями. К тому же, теперь мы точно знаем, что можно не только перейти на Ту сторону, но и вернуться обратно.