– Как вы себя чувствуете?
– Превосходно, и голова не кружится.
– И… что вы видите? – взволнованно спросила она.
– Надеюсь, то же, что и вы. Прекрасное озеро, чудесный луг и стоянку первобытного человека.
– Не может быть! Или же это знак свыше.
Я немного погордился, так как быть знамением было приятно. Но Елена не разделяла моих чувств и горько разрыдалась. Я обнял ее и гладил по голове, пытаясь найти слова утешения. Хотя какое тут утешение. Государственная измена дело не шуточное. И уже не суть важно, прав ты или виноват, всё равно замаран. Как в той байке: «То ли он украл, то ли у него украли, в общем, была там какаято неприятная история».
– Ах, если б я знала. – Она хлюпала носом, храбро пытаясь улыбнуться. Что ж, не она первая, не она последняя.
– И что бы было?
– Я бы спрятала камень, а нет улик – нет и измены.
– Возможно, – осторожно начал я, – я смогу вам помочь, но в ответ хочу коечто узнать об этом камне.
– Да я и сама ничего не знаю, так, бабушкины сказки. – Это мы слышали.
– Но всё же, – не сдавался я.
– Ну… это привилегия царствующего дома. Говорят, раньше каждый дом имел несколько камней, но теперь их почти не осталось.
– И для чего они нужны?
В ответ она лишь повела глазами вокруг. Я тоже огляделся и изобразил недоумение.
– С его помощью получается уйти сюда. Можно спрятать фамильные сокровища. Скажем, уезжая из Парижа, я беру сюда сундук, а приехав в Лондон – забираю.
– И больше ничего? – Меня интересовала возможность «возврата».
– Нет, но разве этого мало? – Было немало, и я согласно кивнул.
Поразительно, как самые либеральные правительства, по триста лет держащие бразды правления, относятся к пусть даже гипотетической угрозе своей власти. Что же это за штука такая, ради сохранения которой ни в чем не повинные в общемто люди объявляются «врагами народа». И неужто так страшно ее потерять? На ум пришла читанная когдато история, про одного африканского царька, который стал вождем, или как он там у них называется, убив собственного отца. И приказавший убивать всех своих многочисленных отпрысков, угрозу этой самой власти представляющих. Опятьтаки неосязаемую. К счастью, я этого никогда не узнаю.
* * *
– Скажите, Елена, как скоро всё уляжется? – Хотя ответ был очевиден.
– Что вы, Юрий, за измену государю нет срока давности. – Губы ее дрожали.
– Ваш отец, он тоже пострадает?
– Это мой дворецкий. А слуги не несут ответа за деяния господ. Я потому и искала человека со стороны, что надеялась сохранить всё в тайне.
Тоже мне, конспираторы. Раз здесь существует коридор, да еще в разных ипостасях, то есть и такие, как я. Выходит, я тоже живое воплощение «измены». С каждой минутой местность казалась всё более уютной, и «выходить» не хотелось. Должно быть, власть здесь принадлежит обладателям «дара». И причем давно. И жестоко преследуются конкуренты, чего удалось избежать моему миру. Если даже безобидные женщины подвергаются гонениям на государственном уровне, то таких, как я, вероятно, уничтожают на месте. Контролироватьто при желании нас можно, но для этого нужен огромный аппарат, состоящий целиком из «старших». А кто же будет сторожить сторожей?
– Скажите, Елена, что могло бы служить для вас паролем? – Она смотрела недоуменно. – Ну, какоенибудь воспоминание детства, настолько интимное, что об этом знаете только вы?
Попрежнему не понимая, она хлопала глазами.
– Допустим, если бы часа три назад к вам подошел некто, желающий предупредить об опасности, каким бы словам вы поверили?
– Пожалуй, что никаким. – Я понимающе хмыкнул:
– А если бы посланец знал все подробности, связанные с камнем, и, скажем, передал привет от когото, кому вы доверяете. Вы бы вняли предостережению?
– Ну… возможно. – Но уверенности в ее голосе не было.
– Тогда расскажите мне. Я не враг вам, поверьте!
Часа два мы беседовали, ее недоверие постепенно таяло, а повествование обрастало всё новыми подробностями. Всё же тяжело быть ведьмой, особенно во время сезона охоты, длящегося триста лет.
«Колдуньями» не становились, ими рождались, но девочка ничем особым не выделялась из множества своих сверстниц. Отличия начинались под воздействием камня. С виду вполне обыкновенного, похожего на кусок стекла. Камни могли быть «холодными», и тогда это были бесполезные осколки. Но и эти никчемные стекляшки надлежало сдать имперскому чиновнику. И «теплыми», дававшими владелицам необычные свойства. Ее камень был «холодным», вернее, остыл лет десять назад. Она как раз вступила в пору юности, и это показалось совершенно неважным. Он, почти забытый, лежал на дне шкатулки с драгоценностями. Но около месяца назад на имя «боярыни Земцовой» пришло послание, в котором предлагалось «зарядить» талисман, вернув ему былую теплоту. Не бесплатно, ибо за операцию потребовали почти килограмм фамильных бриллиантов. Решив не обращать на письмо внимание, Елена через неделю засомневалась, потом перечитала послание еще раз. Потом стала подсчитывать драгоценности…
Мне, знающему все свойства «места», дающего ощущение полной свободы и долголетие в придачу, было понятно состояние девушки. Я бы тоже не устоял, а скорее со всех ног бросился бы совершать противоправные действия.
– Так вы говорите, нет улик – нет и обвинения?
– Да, это так.
– Придется вам мне поверить на слово.
Я задумал «вернуться». И уговорить ее отдать мне камень, спрятав его возле водопада. А по приезде в поместье возвратить владелице.
Меня иногда занимал вопрос, а что происходит с «нереализованными» реальностями. Вот я уйду, а Елена останется. Предупредив ее, я помогу избежать обвинения, и сюда мы не вернемся. Всё происшедшее останется только в моей памяти. Но куда же денется девушка? А может, ничего на самом деле не происходит и это мой мозг какимто неведомым способом «моделирует» ситуации и выбирает оптимальный вариант? И «коридор» всего лишь защитный механизм, существующий лишь в воображении? Но если это и бред, то, надо сказать, вполне последовательный и осязаемый. И избавиться от него невозможно. Правда, я и не пытался.
Мы «вышли» на рельсы, моя нанимательница не успела ничего сообразить, а я уже схватил ее в охапку и «перетащил» к водопаду. Причиной столь поспешных действий стало оцепление, отрезавшее все пути. Причем, как я понял, ловить нас никто не собирался и выстрелы были на поражение.
Теперь настала ее очередь удивляться. Но, надо сказать, адаптировалась девушка довольно быстро. Помня, какие ощущения испытывала Инна в коридоре, стоило мне выключить прибор, я приступил к эксперименту с опаской. Но нет, Елена чувствовала себя как обычно, и я принял это за действие камня. Нужно было срочно «возвращаться» и переигрывать. Я не собирался стрелять, но всё произошло инстинктивно. Не знаю, можно ли было избежать подобной развязки, и не собираюсь выяснять. Осталось выбрать точку выхода. Я счел наилучшим моментом время ожидания в вестибюле поместья. Вряд ли имело смысл возвращаться раньше, так как по виду девушки было ясно, что от камня отказываться она не собирается.
У меня имелись большие подозрения насчет этого таинственного особняка. Уж больно быстро нас вычислили. И очень вовремя. Как раз тогда, когда цена уплачена и улики налицо. А если учесть, что имущество «государева изменника» отходило в казну…
Сидят себе людишки в тайной канцелярии, рассылают письма всем подозрительным. Даже ежели и один из десяти откликнется – уже людишки хлеб свой не зря едят, принося казне пользу огромную и укреплению власти способствуя. А «зарядки», повидимому, никакой и не было. И взамен давался «рабочий» камень. Ненадолго. На время. Так что я, выходит, спутал коекому планы. И могу смело ожидать наказания. Подошло время перехода, и я, взяв Елену за руку, «вышел». Да, вот мы подходим к дому. Девушка покачнулась, опершись о мою руку.
– Как вы, Елена, вам плохо?
– Нет, спасибо, уже всё прошло.
– И… что вы помните?
Как и Инна, Елена воспринимала лишь одно течение времени. Нормальное. При «возвращении» переход вызывал лишь легкое головокружение, и ничего более. И я принялся ждать. Как и в прошлый раз, она появилась через два часа, и мы направились на вокзал. До отхода поезда оставалось минут сорок, и я, усадив ее на скамейку в привокзальном сквере, осторожно начал:
– Одна ваша знакомая, в случае, если я замечу опасность, просила передать…
– Но у меня нет здесь знакомых! – вскинулась она. – Ну ладно, говорите.
– Это насчет только что завершенной вами сделки.
– Со сделкой всё в порядке, и я лично проверила подлинность товара.
– В качестве и я уже смог убедиться, – она подозрительно уставилась на меня, – но вот доверяете ли вы продавцам?
– Ну, не знаю… люди с виду солидные, да и какой им смысл меня обманывать? И как? Ведь то, зачем я приехала, уже у меня.
– Боюсь вас огорчить, но это провокация, и в поезде нас попытаются арестовать.
Верить она не хотела ни в какую.
– Да это вы провокатор, и я не знаю, откуда вы взялись на мою голову!
– Это вы меня наняли. Смею надеяться, об этомто вы помните?
Тут я решил, что пришло время осчастливить Елену некоторыми подробностями ее девичьей жизни. Однако результат был прямо противоположный ожидаемому. И она, попытавшись ударить меня ногой, стала убегать.
20
Дальше я действовал по наитию, так как все хитроумные планы рушились прямо на глазах. Догнав ее и схватив за плечи, я «перешел», включив прибор «вперед». Всётаки коридор – странное место. Только что она видела во мне лишь врага – и вот уже всё вспомнила.
– Да, теперь я вижу, что вы были правы. Извините меня. – Я великодушно кивнул:
– Чего уж там. И надо решать, что будем делать.
– Спрячем камешек здесь, а сами поедем домой. Оно, это место, действует так же, как и мое?
Я утвердительно кивнул и отвернулся, давая ей возможность устроить тайник. До отправления почти не оставалось времени, и мы «вышли». Елена, конечно же, всё забыла, но «пропажу» пока не обнаружила. А потом в купе вошли преторианцы. Она снова побледнела, а старший немного поглумился. Но, проведя досмотр, нас были вынуждены с извинениями отпустить. До Парижа мы добрались без приключений, и я проводил ее до имения.
– Я вам очень благодарна, Юрий.
Я только что отдал ей злополучный кусок стекла, предпочтя не вдаваться в подробности.
– Пустяки, для этого ведь вы меня и нанимали.
Это было воспринято как намек, и, покраснев, Елена велела принести деньги. Всё было сказано, расчет произведен, и я поспешил откланяться.
Утром, спустившись в холл, я обнаружил послание: «Юрий Иванович, не сочтите за труд посетить скромную обитель в СенДени. Заранее благодарю за Ваше согласие». Письмо было без подписи, но упоминание СенДени живо напомнило таинственного знакомого отца Алексия. Конечно, я имел право отказаться, но любопытство брало верх. Я теперь разбогател, относительно, конечно, и мог позволить себе заказать костюм у хорошего портного. Но времени не было, и пришлось идти в том, что есть.
Аббатство построено в том же готическом стиле, что и в «моем» Париже. Подойдя к двери кабинета, я постучал. Дверь бесшумно распахнулась, пропуская вовнутрь. Он сидел за столом, почти не изменившийся с нашей последней встречи. С той же белозубой улыбкой радушно протянул обе руки:
– Очень рад, что вы нашли время, Юрий!
– Пустяки, знаете, шел мимо…
– И каковы впечатления? – На лице была искренняя заинтересованность.
– Весьма и весьма… но чем вам насолила Америка?
Он оценил шутку по достоинству, а отсмеявшись, хлопнул меня по плечу:
– Сбылась мечта Никиты Сергеевича, а уж об исламистах я вообще не говорю.
Но мне было не до международной политики, а о делах насущных заговаривать я считал ниже своего достоинства. Сам позвал – пусть сам и начинает. Мой насупленный вид сказал ему о многом, вызвав новую бурю смеха.
– Сколько вам лет? – внезапно спросил я. – На самом деле?
Победа опять осталась за ним.
– Право, затрудняюсь ответить. – Он стал серьезнее, но ненамного.
– Как это вы не знаете сколько вам лет?
– Ну… в этом континууме я немного старше, чем там.
– А что это за фашиствующие молодчики? – В моем голосе зазвучали обвинительные нотки.
– Полноте, мой друг! Мы ведь подвид паразитов. И я преклоняюсь, перед Царствующим Домом, проявляющим столь умеренные аппетиты. Надеюсь, вы оценили здешний уровень жизни?
Крыть было нечем, и я промолчал.
– Выходит, я вне закона?
Он кивнул, и на этот раз лицо его было серьезно. Я стал прощаться и, протянув руку, спросил:
– Так куда же уходят «старшие»?
– Ищите и обрящете, – непонятно ответил он, и я откланялся.
Определенно, я становлюсь популярен.
– Записка для господина Юрия! – крикнул портье, едва я вошел. Это снова была Елена. «Умоляю, приходите срочно. В одиннадцать вечера в корчме у Морозова».
Я пожал плечами. В одиннадцать так в одиннадцать.
– Она молодая? – Анна надеялась провести вечер вместе и теперь дулась.
– Клиентки не бывают молодыми и старыми. У них вообще нет возраста. – Я протянул ей три червонца. – Постараюсь побыстрей, а ты жди меня, где обычно.
Вечера мы любили проводить в небольшом кабачке, в двух кварталах от моего отеля. Не очень дорогой и совсем не престижный, он притягивал какимто неуловимым шармом. Там всё было сделано довольно просто и не то чтобы «под старину». Всё действительно было очень старым. Лет семьдесят, не меньше. Каждый раз, усаживаясь за столик, я представлял тех людей, что бывали здесь в прошедшие времена. О чем говорили, думали, на что надеялись? «Медвежий угол» – так называлось это уютное место – никогда не знал лучших времен, он таким и был задуман. Со дня основания и до сего момента публика не менялась, в социальном плане. А нравы… о, нравы здесь были проще некуда. Красивую женщину встречали одобрительными возгласами, и это давало возможность почесать кулаки. Что пару раз приходилось делать и мне. Анна была на седьмом небе от счастья, а завсегдатаи с тех пор стали считать за своего, уважительно здороваясь при встрече. В общем, райское место, мечта поэта. И посещение этой Валгаллы приходилось откладывать, сменив на деловую встречу. Ейбогу, если бы Елена не была одной из нас, я пренебрег бы ее просьбой.
Таксист подвез меня ко входу. У двери стоял швейцар. Видимо, готовое платье не было повседневной одеждой завсегдатаев, потому что он неодобрительно крякнул, окинув меня взглядом. Но одет я был не в рванину, был чисто выбрит и совсем не пьян, и двери передо мной распахнулись. Это заведение было классом повыше. Мужчины в смокингах, казалось, своим видом олицетворяли успешность. Женщины в вечерних платьях, обвешанные бриллиантами, смотрели сквозь меня, вызывая чувство неловкости. Я уж не говорю о раздражении. Явно не моя среда обитания, и чувствовал я себя здесь лишним. Да и в любой другой день недели добровольно сюда я бы не пошел. Ко мне приблизился метрдотель:
– Чем могу?.. Господин желает столик?
Столик я не желал и не стал делать из этого тайну. А хотел я Елену Земцову, которой, окинув взглядом зал, чтото не находил. Но мэтр разрешил мои затруднения, проводив в отдельный кабинет.
Поздоровавшись и подав руку для поцелуя, она произнесла:
– Я взяла на себя смелость сделать заказ. Конечно, я не знаю ваших вкусов, но надеюсь на снисхождение.
Дело было серьезное, иначе с чего бы это она стала меня так обхаживать. К сожалению или к счастью, я не гурман и не смог оценить по достоинству всё это великолепие. Но сервировано было красиво, и в животе заурчало.
Смущало только обилие столовых приборов, и подмывало спросить: «А что, мы еще когото ждем?» Вы только подумайте, одних вилок имелось в наличии штук пять! Но кабинет был отдельным, и краснеть перед благородной публикой моей потенциальной работодательнице не придется. А что касается моих манер – я же к ней не свататься пришел. Она была аристократкой, и не в первом поколении, а потому сразу нашла верный тон. То есть не стала строить из себя невесть что, сказав: