Рене совсем запутался в словах, а на лице его собеседника эмоции менялись от удивления через ступор к полной растерянности. В итоге, когда Рене остановился, понимая, что потерял нить повествования, на лице Мишеля замер немой вопрос – «А можно тоже самое человеческим языком?»
- В общем, вот... Читайте. – И Рене протянул Мишелю письмо Арамиса, понимая, что лучше объяснить суть своей поездки он не сможет.
То, что произошло с лицом Мишеля, едва он начал читать письмо, Рене никак не мог предвидеть. Глаза его округлились, рот открылся, и он, словно рыба на суше, стал хватать воздух, а из губ вырывались звуки, отдаленно напоминающие приступ эпилепсии.
- Мишель! Что с вами? – Рене стал испуганно звать стюардессу, которая тут же прибежала со стаканом воды.
Продолжая хватать ртом воздух, Мишель решительно отодвинул руку стюардессы с водой и залпом выпил бокал вина, который пятью минутами раньше отчаянно критиковал.
- Я в порядке... – Наконец, смог прохрипеть он. И едва стюардесса удалилась на безопасное расстояние, повернулся к Рене, указывая дрожащими пальцами на письмо – Откуда ЭТО у вас?
Я нашел это письмо в старинном ларце в мансарде своей квартиры. – Все еще не понимая такой реакции Мишеля, ответил Рене.
- Как оно к вам попало? Вы понимаете, что это значит???
– Конечно, понимаю. Сам был в шоке, когда обнаружил его. – Рене подумал, что такая реакция его соседа вызвана именами, упоминающимися в письме. Какой француз не знает героев Дюма-отца.
- Я думал, что Герб — это выдумка. А он и правда существует!
Теперь настала очередь глазам Рене округляться:
- Тттто... естттьь.... – Вдруг начал заикаться он.
И Мишель начал свой рассказ, с каждым словом все больше и больше вгоняя Рене в ступор.
- Осенью я собрал огромный урожай винограда и решил, что могу себе позволить попробовать создать новое вино по записям моего предка, который, как я вам уже говорил, и начал нашу винодельческую династию. Я перерыл множество тетрадей и книг на чердаке, но нашел тот рецепт, который искал. Только кроме рецепта, я обнаружил в тетради кое-что еще...
И Мишель с заговорщицким видом достал из кармана своего кейса сложенный вчетверо листок. – Читайте, и вы все поймете...
«Анжелика, дочь моя. Это письмо ты прочтешь, когда меня уже не будет с тобой. Сохрани его и передай своим детям, и завещай передавать это письмо и то, что тебе передаст вместе с ним мой поверенный, из поколения в поколение.
Ты, конечно, помнишь моего давнего друга Арамиса, более тебе известного как аббат дЭрбле или герцог дАламеда. Во время его последнего приезда, когда и он, и я понимали, что это наша последняя встреча на земле, он передал мне одну вещь.
Я рассказывал тебе, как в молодости еще в Париже, мы придумали Герб дружбы. Тогда это было просто развлечение, но позднее... этот Герб стал скрывать некую тайну... Я не доверяю эту тайну бумаге, но, зная твой ум и сообразительность, уверен, что ты все поймешь и без моих подсказок.
Так вот... в свой последний приезд Арамис передал мне мою часть Герба дружбы. И сказал, что у каждого из нас будет храниться, а впоследствии передаваться по наследству его часть Герба. Сам Герб остается у Арамиса, и он спрячет его в надежном месте, но в таком, где его в нужное время сможет найти тот, кому он будет предназначен.
Тебе же, дочь моя, я завещаю хранить нашу часть Герба. А я лишь надеюсь, что однажды все четыре части объединяться, чтобы открыть миру Тайну...
Твой любящий отец
Исаак, барон дю Валлон де Брасье де Пьерфон»
Рене ошеломленно переводил взгляд с письма на Мишеля и обратно.
- Так вы... потомок Портоса!!?? – Наконец, понял он. – Нет... Этого не может быть... Это просто фантастика!!! Чтобы в миллионном Париже, опаздывая на самолет, я столкнулся с человеком, которого летел искать в Луаре!!!
- А я?! – Не менее ошеломленно восклицал Мишель. – Я, проведя в Париже две недели в поисках Герба или кого-нибудь из потомков Атоса, Арамиса или д’Артаньяна, не найдя ничего, отчаявшись и решив вернуться домой, встречаю того, кого безуспешно искал все это время, в самолете, летящем в Луару! Ведь, если я правильно понимаю, вы – потомок Арамиса!?
Они еще какое-то время посмеялись над странностями судьбы или волей провидения.
- Что касается Герба, то он у меня. – Немного придя в себя от очередного пережитого шока и чувствуя, что впереди еще будет немало таких ошеломляющих открытий и странностей, сказал Рене. – Я нашел его, как и это письмо, в сундуке в мансарде своей квартиры. А в раме картины, на которой изображен Арамис, я нашел вот это... – и Рене достал Герб и рубиновый крест.
Мишель некоторое время задумчиво рассматривал Герб.
- Если я правильно понимаю, где-то у меня должны храниться вот эти три камня, составляющие часть грозди винограда – Подвел итог своих наблюдений Мишель, указывая на три углубления в той части Герба, что принадлежала Портосу.
- Да, именно так. – Рене кивнул.
- Только вот...
- Что?
- Я не знаю, где они. – И потомок Портоса грустно откинулся на спинку сиденья. – Ничего похожего я не припоминаю в своем поместье.
- Я чувствую, нет, я уверен, что они где-то у вас! Камни не могли уйти из вашей семьи. Просто надо еще раз все внимательно осмотреть и с божьей помощью, и с подсказками наших великих предков мы их найдем, эти три камня...
Мишель внимательно посмотрел на Рене. Они были знакомы всего несколько часов, но у него появилось странное чувство, словно он давно знает этого человека, словно само провидение, а может их знаменитые предки свели их в одно время в одном месте в присущем им духе.
Мишель рассмеялся и, поймав удивленно-непонимающий взгляд Рене, объяснил:
- А ведь мы с вами и познакомились практически в духе наших предков. Будь сейчас век XVII, я бы, как Портос, вызвал вас на дуэль, а вы, подобно Арамису, не удержались от ехидных замечаний!
Самолет уже заходил на посадку в аэропорту Луары, когда, отсмеявшись, они успокоились, и, вытирая слезы, Мишель решительно посмотрел на своего нового знакомого, с которым его теперь объединяла общая тайна, общее прошлое и захватывающее общее будущее.
- Значит, решено. Мы едем ко мне и не успокоимся, пока не найдем виноградины! – Подытожил Мишель.
- Именно так! А потом... – Рене задумался. – Что делать потом, решим по ходу. Само провидение ведет нас, так положимся на его волю!
Возле аэропорта Мишель взял такси, и они направились в поместье Третьяна, уверенные, что разгадают тайну предков. А Рене даже облегченно вздохнул, понимая, что теперь, по крайней мере, чтобы ни было дальше, он уже не один.
====== Глава 6. ======
Глава 6
В которой Арамис привозит Портосу его часть Герба дружбы.
Портос возвращался с охоты в мрачном расположении духа. В последнее время все чаще ему не удавалось подстрелить хотя бы одного перепела или загнать кабанчика. И хотя в седле он по-прежнему держался великолепно, неудачи в охоте все больше навевали на него грустные мысли о надвигающейся старости.
При подъезде к поместью, он уже издалека увидел красивую карету возле центрального входа.
«Интересно, кто бы это мог ко мне пожаловать в такой шикарной карете...» – подъехав ближе и рассмотрев на дверце испанский герб, Портос начал кое-что подозревать. А спешившись с коня и торопливо войдя во дворец, даже не дав слуге объявить о госте, он увидел Арамиса, сидящего в кресле у окна и о чем-то задумавшимся.
- Арамис! Дружище! – Портос радостно направился к своему старому другу. Тот поднялся ему навстречу, и на его всегда непроницаемом лице появилась
искренняя улыбка человека, радующегося встрече.
- Портос, дорогой мой друг...
Они обнялись, не скрывая слез радости. В последнее время их встречи становились все более редкими. Время брало свое и меняло их здоровье не в лучшую сторону. Портос украдкой посмотрел на Арамиса и увидел и бледное лицо, и морщины вокруг глаз, которых с момента их последней встречи стало намного больше. Он так же видел, как тяжело дается его другу каждый шаг. Значит, с ногами все еще хуже, чем было. Но, тем не менее, Арамис все равно оставался тем стройным, элегантным красавцем, каким был во времена их мушкетерской молодости, когда герцогини и маркизы забывали о всякой осторожности, стоило Арамису просто посмотреть на них. Та же стать, та же осанка, та же мужественность и утонченность одновременно.
Они прошли в залу, где Портос жестом распорядился накрыть на стол все самое лучшее, что есть в погребах.
- Как я рад вас видеть, Арамис... – Портос налил вина себе и другу.
- Портос, вы могли бы с успехом соревноваться со мной в дипломатии. -дАламеда со своей характерной полуулыбкой посмотрел на друга. – Полноте, Портос, я заметил ваш взгляд, как вы изучали меня. Да, увы, я все ближе и ближе к Богу, и боюсь, что эта наша встреча последняя.
- Не говорите так, Арамис. – Начал было барон, но аббат его остановил жестом и все с той же улыбкой продолжил.
- Портос, надо быть реалистами. Я чувствую, что мне все меньше и меньше осталось на этой земле. Но я не могу уйти, не закончив своих земных дел. И одно из них, касающееся нашей дружбы, которая всегда была священна для меня, и привело меня к вам. Помните наш Герб Дружбы?
- Конечно! Помнится, мы его нарисовали в комнате д’Артаньяна на следующий день после знакомства.
- Именно. Но тогда мы его нарисовали на бумаге, а сейчас. – И Арамис достал из саквояжа сверток и протянул его Портосу.
Портос охнул, увидев высеченный из серого камня Герб, на котором красовались четыре скрещенные шпаги, а в свободных полях ослепляли своей красотой и великолепием рубиновый католический крест, несколько ягод винограда из александрита, алмазный лепесток лилии и пустое углубление на том месте, где подразумевался помпон гасконского берета.
- Вам нравится, друг мой?
- ДЭрбле, это великолепно... – выдохнул Портос.
- Я потратил около пяти лет, чтобы разные мастера в разных городах и частях света сделали этот Герб и эти камни так, как должно быть, как достойно нашей дружбы.
- А почему место помпона пустое?
- Здесь была часть д’Артаньяна. Изумрудный помпон. Я уже отдал его ему. Мы виделись в Париже, откуда я, собственно, приехал к вам, дорогой друг. Приехал, чтобы объяснить посетившую меня мысль и отдать на хранение вашу часть этого Герба.
- Арамис, даже одной ногой в могиле вы не можете не затевать интригу. – Не удержавшись, засмеялся Портос.
ДАламеда рассмеялся вместе с ним, ни капли не обидевшись на друга.
В это время подали ужин, и друзья решили отложить столь важный разговор на утро, поскольку подобные вопросы требуют свежего сознания и трезвой отдохнувшей головы.
Ужин был великолепным, и Арамис ни в чем не уступал своему старому другу.
- Да, мне многое из этого запрещают врачи, – он обвел своей ухоженной, несмотря на возраст, рукой с перстнями стол, – но, черт возьми, дорогой друг... Когда ты понимаешь, что жизнь твоя делает последние шаги, хочется насладиться напоследок всеми радостями на этой грешной земле.
- Дружище, – насторожился Портос, – мне показалось или вы сожалеете о многом, что упустили в своей жизни?
- Не о многом, дорогой друг, а лишь об одном...
И Арамис грустно посмотрел в окно, туда, где в ночном небе светила одинокая звезда, напоминающая ему, что где-то на этой земле живет женщина, которая одна смогла подарить ему чудо любви и сына. Анри уже было почти двадцать пять. Он был красив, умен, смел. Арамис был его духовником, что давало ему возможность без лишних подозрений навещать сына достаточно часто, но до сих пор за все эти годы он так и не смог открыть ему тайну его рождения. Хотя каждый раз при встрече он порывался это сделать и каждый раз не находил сил, а может, смелости. И вот жизнь его подходит к концу, а он так и не сказал и не сделал самого главного.
Портос не мог прочитать этих мыслей своего друга, но своей могучей и верной душой почувствовал, что в сердце Арамиса сидит непреходящая боль, гораздо более сильная боли физической.
- Дружище... – Неожиданно серьезно и заботливо сказал Портос. – Что бы ни терзало вашу душу и ваше сердце, я уверен, что это разрешится. Бог все видит и все знает. Вы много грешили, не спорю, но также вы сделали за свою жизнь немало хорошего и благородного. Все ваши деяния и помыслы всегда имели самые искренние побуждения и стремления во благо любви, дружбы и были полны благородства и преданности. Все, что вы делали, вы делали во имя самых светлых и благородных целей. И Господь знает это. Положитесь на его волю и увидите, как все разрешится.
- Вы правы, друг мой... – дАламеда грустно улыбнулся, и от этой улыбки повеяло такой тоской, что даже могучая душа Портоса похолодела – Вы не только сильны и благородны, но и еще умны и великодушны. Я редко говорил вам это. Простите меня...
- Ну что вы, право. – Портос пересел поближе к Арамису и, как это бывало в молодости, обнял его за плечо. – Ваша меланхолия пугает меня.
- Все в порядке. Просто есть кое-что… Раньше я бы мог повлиять на эту часть своей жизни, но время упущено, и теперь уже от меня мало что зависит.
- Мало что? Но хоть немного, но, выходит, что зависит?
- Портос, вы правы... – дАламеда вдруг понял, что ему нужно сделать. Времени на поездку к сыну у него уже нет, но ведь он может написать ему письмо! – Вы настоящий друг... – И Арамис обнял Портоса, чем бесконечно растрогал последнего.
-Вы устали. -Улыбнулся Портос. – Для вас уже готова ваша любимая комната в южном крыле.
- Благодарю, дружище. Да, надо отдохнуть. Завтра у нас с вами серьезный разговор. И потом мне нужно еще написать одно очень важное письмо. Могу ли я надеяться, что вы отправите его после моего отъезд, и оно попадет лично в руки того, кому будет предназначено?
- Арамис, клянусь вам, что-либо ваше письмо получит названный вами адресат, либо оно не достанется никому. – Серьезно ответил дю Валлон.
Арамис улыбнулся, и друзья отправились по комнатам отдыхать.
Войдя в комнату, Арамис скинул камзол и сел за стол. Он зажег свечу и взял в руку перо. Ему предстояло сейчас написать, пожалуй, самое важно письмо в его жизни. Сколько он их написал за прожитые годы, но никогда раньше не волновался и не выбирал слова так, как сейчас. Ведь ему предстояло сказать правду своему сыну, попросить прощения и попрощаться. Он вспомнил глаза Анри – копию его собственных глаз – когда тот восторженно делился с ним успехами в фехтовании и верховой езде, когда был маленьким, или любовными успехами уже в более зрелом возрасте, вспомнил, как наблюдал в нем свои собственные черты – скрытность наравне с горячностью, нетерпимость к хамству и дипломатичность, умение скрывать эмоции и бесстрашие в бою.
Анри был копией Арамиса! Но все списывали сходство их характеров на духовное родство, на то, что дЭрбле, как священник, наставник Анри, отвечал за его духовное воспитание. И только сам Арамис и Анна-Женевьева знали правду о рождении Анри де Лонгвиля.
Арамис закончил письмо, запечатал его, ничего не написав на конверте, и взял еще один листок бумаги.
Нужно было написать еще одно письмо... Той, которую он любил, и которая любила его...
«Анна-Женевьева... Дорогая моя...» – вывел он аккуратным и красивым почерком первые слова.
Ночь уже вовсю властвовала над поместьем дю Валлон, когда Арамис закончил второе письмо, вложил его вместе с первым в конверт, который запечатал своим герцогским перстнем-печаткой, и написал на конверте – Герцогине де Лонгвиль.
«Теперь можно немного вздремнуть» – подумал он. Сон долго не шел, и лишь под утро, когда уже солнце стало показываться над горизонтом, он заснул чутким, зыбким сном, каким спал все последнее время...
Когда Портос вышел к завтраку, Арамис уже сидел в кресле на веранде и задумчиво смотрел куда-то вдаль. Портос заметил, что, судя по кругам под глазами, аббат опять практически не спал. Ему было искренне жаль друга, но он ничего не мог сделать, ничем не мог помочь. И доброе сердце Портоса разрывалось от бессилия, от осознания того, что он может лишь наблюдать, как медленно угасает его друг.
- Дружище, какое славное утро, вы не находите! – постарался спрятать за напускным весельем свою тревогу Портос.
- Да, дорогой друг, вы правы. Потому я и расположился здесь, дабы воспользоваться подарком природы и прогреть свои старческие косточки. – дЭрбле поднял глаза на Портоса. – И перестаньте прятать свои чувства. Неужели вы думаете, что после стольких лет, что я вас знаю, я не прочитаю на вашем лице истинных чувств и мыслей.