====== Часть 1 ======
«Какое-то особенно хмурое сегодня утро…» — подумал Смехов, включая кофеварку. В это воскресное утро он оказался дома один. Но с минуты на минуту должна была приехать Алика. Он уже несколько недель обещал ей и внукам сходить куда-нибудь вместе. И вот, наконец, они решили выбраться «в свет»… Он купил билеты на знаменитый Цирк дю Солей.
В дверь зазвонили. Он пошел открывать, параллельно набирая на телефоне номер больницы, где уже больше месяца лежал Игорь Старыгин — его верный друг. Вчера он заезжал к нему после очередной встречи, врачи даже разрешили зайти в палату на пару минут. Несколько дней назад Игорь вышел из комы, и в сердцах его родных и друзей затеплилась надежда. Из той ситуации, в которой оказался он сейчас, мог выкарабкаться только Игорь — спокойный, мягкий, но цепкий и любящий жизнь. Веня вспомнил глаза друга, его взгляд перед тем, как врачи попросили покинуть палату, и какая-то непонятная мурашка пробежала по спине… Телефон не отвечал. «Странно…ладно, перезвоню позже» — подумал он и открыл дверь. Алика и внуки вошли в прихожую, наполнив тихую до этого квартиру шумом и гамом. — Привет, пап! — Алика привычно поцеловала его в щеку. — Как дела?
— Потихоньку… Что-то в больнице никто не берет трубку.
Алика всмотрелась в грустное лицо отца, она прекрасно понимала, что у него сейчас твориться в душе. Они вернулись на кухню, где аромат кофе уже вовсю завлекал и манил. Он налил кофе себе и дочери, они расположились за столом, пока внуки в гостиной разбирали на запчасти очередной дедушкин подарок — конструктор.
— Я отменил две встречи в Минске. Не могу сейчас уехать из Москвы, не могу оставить Игоря.
— Пап… Если ты на пару дней съездишь в Минск, я думаю, Игорь Владимирович не упрекнет тебя. — Алика мягко коснулась плеча отца. — Вот и дядя Валя поехал же на гастроли на Урал. Просто звонит каждый день врачу.
— Нет. Я не могу, я…
В этот момент как-то резко и тревожно зазвонил телефон, так что Смехов вздрогнул от неожиданности.
— Да, я слушаю…
Чашка с дымящимся кофе словно в замедленной съемке падала на пол, казалось, бесконечно… Алика испуганно всматривалась в лицо отца, которое за несколько минут сменило сотни эмоций и чувств.
— Пап… Папа!
— Вот и все… — с тихим, еле слышным хрипом, произнес он. — Звонили из больницы. Игорь умер полчаса назад.
Уже втроем, уже у нас потери… Он закрыл лицо руками, дышал медленно и тяжело, словно задыхался, словно с открытыми настежь окнами ему не хватало воздуха. Что-то больно сжалось в груди, сдавливая тисками сердце.
— Как же так… Игорь, как же так? Почему?
Алика обхватила отца за плечи. Она ничем сейчас не могла помочь ему, самому родному для нее человеку, у которого только что смерть отняла друга, которого он любил, уважал и всячески оберегал тридцать лет! А у него перед глазами стояло лето одна тысяча девятьсот семьдесят восьмого года… Одесса… Солнце, море и они — пятеро молодых, веселых, бесшабашных мужчин, у которых все только начиналось. А самое главное, под этим теплым одесским солнцем зарождалась их дружба.
— На сегодня все! Съемки окончены! — Хилькевич дал оператору свою фирменную отмашку.
Пока ассистенты убирали свет, сворачивали аппаратуру, он подошел к четырем молодым актерам в форме мушкетеров эпохи Людовика
XIII
и актеру постарше в форме гвардейца тех же времен.
— Ребята, я сегодня заканчиваю пораньше, чтобы вы отоспались. Завтра сложный день — снимаем сцену драки в монастыре. Отдохните хорошенько, ложитесь спать пораньше.
— Ага, пораньше, — тихим басом прокомментировал указания режиссера Валя Смирницкий, — в три ночи вместо пяти утра.
— И постарайтесь хотя бы сегодня обойтись без кутежа до утра с девочками! — уже отойдя от них на приличное расстояние, режиссер обернулся и грозно погрозил пальцем.
— А без девочек? — так по-детски наивно и добродушно поинтересовался голубоглазый красавец с лицом ангела, которым и был тридцатидвухлетний Игорь Старыгин, что даже Хилькевич не смог рассердиться и вместе со всеми рассмеялся. Игорь лишь смущенно улыбался, от чего стоявшая недалеко ассистентка оператора таяла больше, чем от стоящего в зените солнца.
— Ребята, принимаем душ и через час, как всегда, у меня в номере. — Володя Балон помахал друзьям рукой и скрылся среди деревьев.
— Что-то у меня до сих пор после вчерашней съемки скачки ноги гудят. — Миша Боярский аккуратно разминал мышцы. — Ребят, а вы как?
— Я вроде ничего… — Смехов прислушался к собственному телу: «И правда, нормально все». — Да и Игорек, судя по тому, что та кареокая красотка от него лишь в шесть утра ушла, тоже вполне себе ничего.
— Мы просто беседовали… — Игорь заулыбался.
— Ага! Кто бы сомневался! — хором отозвались Миша, Веня и Валентин.
— Судя по твоей улыбке чеширского кота, вы обсуждали не больше, не меньше политическую ситуацию в мире. — подколол друга Боярский.
Смеясь, шутя и перекидываясь безобидными подколами, все четверо направились в сторону гостиницы.
В пустом больничном коридоре возле отделения нейрореанимации сидела молодая женщина с отсутствующим и серым от горя лицом. Катя не слышала ничего вокруг, в ушах до сих пор глухим эхом звенели слова врача: «Мы делали все, что могли, но… Катя… Игорь Владимирович скончался. Предварительно – оторвался тромб. Мне жаль… Примите наши соболезнования» Игорь… ее Игорь… Всего несколько дней назад он вышел из комы, узнавал ее, друзей, начал самостоятельно есть. Казалось бы, надежда возвращается! И как жестока оказалась судьба, дав ей эту призрачную надежду и тут же забрала у нее любимого мужа. Кто-то осторожно коснулся ее плеча. Катя подняла глаза и увидела Мику — бывшую жену Игоря, мать его единственной дочери Насти. Женщины молча смотрели друг на друга, потом Мика села рядом и обняла Катю. И в этот момент… ее прорвало. Казалось, она пыталась выплакать все те слезы, которые не выпускала на волю все эти семь недель, когда боролась вместе с врачами за жизнь мужа. Она не хотела, чтобы Игорь видел ее слезы, он не должен был их видеть. Но все эти бессонные ночи оказались бессильны перед смертью… И вот теперь она рыдала на плече другой женщины, которая, как и она, любила Игоря и сейчас тоже с трудом пыталась уложить в голове произошедшее.
— Настя приедет с минуты на минуту. — Мика с трудом говорила, было видно, что она сама из последних сил держит себя в руках. — Я позвонила ей сразу же, как поговорила с тобой.
«Господи, все это какой-то страшный, жуткий сон!» … — Подумала Мика. Пока она гнала машину почти через всю Москву в больницу, нарушая все мыслимые и немыслимые правила, едва не угодив под грузовик, у нее перед глазами пронеслись все двенадцать лет ее брака с Игорем. Как он заботился о ее дочках, своих падчерицах, как три ночи напролет сидел у постели гриппующей Анечки (младшенькой), пока Мика пыталась вылететь из заметенного снегом Владивостока. Как восемь часов дежурил возле палаты, пока она рожала их Настеньку. Она всегда любила его, даже когда он изменял ей, даже когда они в итоге расстались. Она все равно любила его и знала, что всегда будет любить… Слезы душили, комок стоял в горле. Она не могла поверить, что его голубые глаза, в которых она утонула при их первой же встрече, погасли навсегда.
— Завтра надо будет забрать свидетельство о смерти, съездить в Гильдию кино, договориться о времени и месте похорон… — Катя говорила все это, по-прежнему не веря, что говорит о собственном обожаемом муже. — Наверное, будем договариваться на четверг, чтобы успели приехать все его друзья, которые захотят проводить его… в последний путь…
— Я помогу тебе обзвонить всех. — Мика продолжала мягко сжимать Катину руку, словно понимала, что их общее горе сейчас помогает им самим не сломаться. Они нужны Игорю, они должны держаться…
— Я позвонила только тебе. Врач уже отзвонился Вениамину Борисовичу. Валентину Георгиевичу, я думаю, он тоже сам позвонит, они же друзья. Это он помог Игоря сюда устроить, в одну из лучших нейрореанимаций Москвы. Но и это не помогло… — Катя дрожала. — А Михаилу Сергеевичу я не смогла дозвониться, телефон не доступен.
— Я позвоню Володе Балону, он найдет Мишу. Надо еще дозвониться Макарскому, Харатьяну, Фрейндлих… Да много кому еще… — Мика достала телефон и набрала первый номер — Владимира Балона.
А Катя закрыла глаза и снова оказалась в их последнем лете, на даче под Москвой, когда они с Игорем сидели в шезлонгах в саду под дикими яблонями, у него на коленях мирно дремала их кошка Клюндя, а Катя держала мужа за руку и была самой счастливой женщиной в мире в этот момент. И вот это счастье разбилось на мелкие осколки… и их уже не склеить и не собрать…
====== Часть 2 ======
Репетиция закончилась в это утро на удивление рано. Валя сидел в гримерке небольшого провинциального театра в южноуральском городе, думая, куда пойти выпить кофе, когда зазвонил телефон. Он не ждал звонка ни от кого в такое время, а потому на сердце сразу пробежал холодок. Он долго не мог нажать кнопку ОК, словно чувствуя, что ничего хорошего не услышит.
— Валя, привет. — Голос на том конце принадлежал Олегу Лобачевскому, его другу-хирургу из Москвы. Именно к Олежке он устроил Игорька после того, как тот больше месяца назад свалился с инсультом. — Я не помешаю?
— Нет, я уже освободился. Ты сегодня решил сам позвонить, не дождался меня. Как там Игорек?
— Валь… Игоря больше нет… Он умер, около 9 утра. Мне жаль. Соболезную…
Олег еще что-то продолжал говорить, но для Валентина мир замер в одну секунду. Даже не замер, а покачнулся, рухнул, разбившись на мелкие куски. В глазах потемнело, а в голове зашумел двенадцатибальный шторм, оглушая, лишая почвы под ногами.
— Валя! Валя!!! — Он, наконец, очнулся, после того, как Олег несколько раз чуть ли не прокричал в трубку. — Ты слышишь меня? Что с тобой?
— Я… я не могу поверить. Как же так? Он ведь пошел на поправку, ты мне сам вчера говорил!
— Ему и, правда, было лучше, но сегодня утром… Он позавтракал, а через несколько минут ему стало резко плохо, он потерял сознание и… Мы несколько раз пытались запустить его сердце, но… Я подозреваю, что оторвался тот самый злополучный тромб, но точнее смогу сказать только после экспертизы.
У Валентина заныло в груди, словно это от его сердца сейчас живьем оторвали часть. Сердце кровоточило, болело.
— Когда похороны, известно? У меня по графику до среды гастроли. А я не могу не проводить друга в последний путь.
— Еще решается. Очень много людей захотят приехать. Я думаю, тебе с этим надо Кате позвонить.
— Как она? — «Хотя глупый вопрос, конечно». — Подумал он, уже спросив.
— В шоке, конечно. Мы ей дали успокоительное, но… Сейчас должна Мика приехать, вдвоем им, может, полегче будет. Да и Вениамину я уже позвонил. Думаю, он тоже дома не усидит.
— Мише Боярскому позвонили?
— Не знаю, всеми звонками Катя и Мика будут заниматься. Я отзвонился Вене и тебе. Мне сейчас надо к вскрытию готовиться. Для свидетельства о смерти нужен точный диагноз.
— Хорошо, я сам Кате позвоню. — Валентину показалось, что за эти минуты он постарел на несколько лет.
Он нажал кнопку «Отбой». В коридоре туда-сюда ходили люди… Но никто из них не догадывался, что за дверью гримерки, склонившись над столом, плакал взрослый крепкий мужчина, плакал, как ребенок, до крови впиваясь ногтями в ладони и не чувствуя этой боли. Потому что другая, гораздо более сильная боль, душила, комком стояла в горле и рвала сердце на части. Хотелось не просто плакать — выть… От бессилия, от тоски, от невозможности что-либо уже изменить… В двери отделения Нейрохирургии стремительно ворвалась молодая женщина. Ее с трудом успел остановить охранник, потому что остановить ураган с первой попытки еще никому не удавалось.
— Девушка, девушка… Туда нельзя. Там реанимация.
— У меня там отец. Я Анастасия Старыгина. — Девушка протянула охраннику паспорт.
— Извините… — Охранник смягчился, и его взгляд потеплел. Конечно, он уже знал трагическую новость… — Проходите. Ваша мама уже приехала. Она вместе с вдовой вашего папы где-то в коридоре должна быть.
— Спасибо. — Настя вдруг замерла, поняв, что спешить ей уже больше некуда. Ноги вдруг стали ватными и отказывались идти дальше. Туда, где ее отец столько времени боролся за жизнь и… не смог победить смерть.
— Вам плохо? Может, врача позвать? — Охранник сочувственно наклонился к Насте.
— Нет, спасибо, не надо. — И Настя, переступив порог, вошла внутрь отделения. Маму и Катю она увидела практически сразу, как свернула за угол. Они сидели у дверей палаты, где все эти дни лежал отец. Она подошла к ним, обняла одну, другую, молча присела рядом.
В этот момент дверь палаты открылась, и медсестра вынесла что-то, видимо, поменяла постель. Всего на несколько секунд Настя увидела палату — пустую кровать, выключенную аппаратуру… Но этих несколько секунд хватило, чтобы сердце и сознание пронзила мысль, с которой она никак не хотела мириться — все кончено. Она больше никогда не увидит отца живым, не увидит его глаз, его улыбки, не услышит по телефону его «как дела, Настенок», не обнимет его. Все кончено… Стены, двери… Все поплыло перед глазами. Она уже не слышала маминого «Сестра, помогите!», не видела, как к ней с нашатырем бежала девушка в белом халате… Она провалилась в темноту… На парковку у главного входа в больницу практически одновременно въехали две машины — темно-синий Фольцваген и черный Мерседес. Из первого вышел Смехов, из второго Владимир Балон.
— Вова. Ты, видимо, уже все знаешь…
— Привет, Веня. Да, Мика позвонила. До сих пор в голове не укладывается. Как же так… Игорек был самым ранимым, самым романтичным, самым молодым по духу. Никогда не думал, что… он первым уйдет…
Они молча постояли несколько минут и направились к входу. В коридоре отделения реанимации сидели Катя, Мика и немного уже пришедшая в себя Настя. Любые слова сейчас были лишними, и Веня с Владимиром просто обняли каждую из женщин, а Балон еще что-то тихо прошептал Кате на ухо.
— Володь, ты нашел Мишу? — Мика подошла к Балону.
— Нет, телефон не отвечает. Пытался Ларисе его дозвониться, но и у нее тишина.
— Погодите… — Настя дрожащими руками стала рыться в сумочке в поисках телефона. — У меня где-то был телефон его сына Сергея. Вот! — Она протянула телефон мужчинам. — Позвоните сами. Я не смогу сказать дяде Мише, что папа… — И Настин голос опять задрожал.
— Тихо, Настюш — Смехов обнял ее, пытаясь хоть как-то успокоить. Но как можно успокоить ребенка, пусть и 30-летнего, только что потерявшего любимого отца.
Он взял Настин телефон и отошел в сторону. После четвертого гудка в трубке раздался голос Сергея Боярского.
— Да, я слушаю.
— Сереж, это Вениамин Борисович.
— Да, дядя Веня, я вас узнал, здравствуйте.
— Сереж, мы не можем найти твоего отца. Его телефон не отвечает. И Ларисин тоже.
— А они к вам в Москву поехали. Скорее всего, как раз в самолете сейчас. У отца какая-то встреча должна быть. Заодно он хотел к Игорю Владимировичу заехать. Кстати, как он? Я слышал, он на поправку пошел.
— Сереж… Игорь умер… утром…
Трубка замолчала. Смехов тоже молчал, выжидая.
— О, Господи… Боже…
— Да, Сереж… Мы все в шоке сейчас. Еще никто до конца не осознал, что произошло.
— Я… Примите мои соболезнования… Я знаю, что для вас значила ваша дружба. Я такой дружбы больше нигде не встречал. Это большая, ужасная трагедия.
— Спасибо, Сереж. В какой аэропорт прилетает Миша? Надо его встретить. Скорее всего, информация о смерти Игоря уже пошла в прессу. Миша не должен узнать об этом от журналистов или из выпуска новостей.
— В Шереметьево-1, как обычно. Рейс 554 Пулковские авиалинии. Он должен был вылететь час назад.
— Хорошо, мы его встретим.
— Дядь Веня, моя помощь не нужна? Может, деньги нужны или что-то еще…
— Спасибо, Сереж. Сейчас сложно сказать. Если что — мы позвоним.
— Хорошо, я всегда на связи. Держитесь…
— Пытаемся… — Смехов выключил телефон. Он вернулся к остальным.