– Главное – внимание, – машинально проговорила Зоуи.
Подобный акт доброй воли казался ей сомнительным, однако Клэри ответила:
– Внимание приятно, но ведь важно то, зачем люди его проявляют и что при этом думают. Вообще, хорошо, что окружающие не знают кучу твоих мыслей. Например, я раньше желала тебе смерти. Но все в порядке, я больше такого не хочу. Да, это ужасно с моей стороны, хоть я и думала так редко, конечно. Но тебе стало бы хуже, если бы ты узнала. Понимаешь, я ненавидела тебя за то, что ты не моя мать. Но теперь я жутко рада, что ты никогда не пыталась ее заменить. Я думаю, для меня ты скорее подруга.
Глаза Зоуи наполнились слезами – а ведь она неделями не плакала! – и Клэри тихонько присела на стул около низкого столика, глядя на нее с теплотой и уверенностью, которые подарили Зоуи самое настоящее облегчение. Не надо было ни останавливать поток слез, ни объяснять их, ни извиняться, ни лгать. Когда Зоуи не смогла найти платок, Клэри протянула ей салфетку, которую вытащила из-под посуды, слегка разлив молоко, а потом произнесла:
– Просто вот в чем дело: у матери может быть сколько угодно детей, а у детей мать – всего одна. – Клэри стерла со стола капельку молока кончиком пальца и облизнула его. – Надеюсь, ты не думаешь, что я хочу преуменьшить твою потерю. Я только имею в виду, что оправиться можно после почти чего угодно. Эдакая удивительная способность. Поэтому такие, как Гамлет, так сильно боялись ада. Ему нет конца, и лично я в него не верю. Мне кажется, в жизни все меняется, а после смерти – просто прекращает существовать. Может, в будущем я и передумаю, но времени у меня полно. И даже у тебя его предостаточно, ведь тебе только двадцать четыре, всего на десять лет больше, чем мне.
Вскоре после этого ее позвала Эллен – ликвидировать беспорядок, который Клэри развела на кухне.
– Прости за сконы, – сказала она, забирая поднос. – Тесто было вкусное, а потом что-то пошло не так. Ума не приложу, почему они не получились.
Клэри ушла, а Зоуи осталась лежать и размышлять о том, что было сказано – и не сказано тоже, – но как только вспомнила фразу «Я думаю, для меня ты скорее подруга», то снова расплакалась. У нее никогда не было друзей.
После того разговора Зоуи приняла несколько решений: например, поискать новый дом (ведь они так и не переехали – отчасти из-за ее беременности, а отчасти из-за отсутствия необходимых средств, хоть в семейной компании Руперту и платили существенно больше, чем в школе) и чем-то развлечь Руперта. Но тут возникли сложности с Эллен, которая, раз дети отправились на учебу, теперь занималась приготовлением пищи, но умела стряпать лишь незамысловатую детскую еду, совершенно не подходящую к утонченным вкусам Зоуи. В итоге из ее идей ничего не вышло, однако Зоуи это почему-то не волновало. Иногда она думала, что, может, ей необходимо решиться на нечто более серьезное или трудное. Впрочем, эти мысли казались ей одновременно и масштабными, и расплывчатыми, непостижимыми для ее разума, и Зоуи боялась, что даже если и осознает их в полной мере, то они окажутся для нее неосуществимыми. В некоторых отношениях ей стало проще. Она больше не злилась на Клэри и Невилла – они все равно отнимали у Руперта не так уж много времени и внимания. Невилл, который теперь ходил в дневную школу, держался от Зоуи на почтительном – с эдакой прохладцей – расстоянии, предпочитал разговаривать с Эллен или с отцом. Ситуация с Клэри была иной. Зоуи чувствовала, что Клэри искренне старается, что у нее благие намерения и она всегда восхищается ее новой одеждой. В ответ Зоуи попыталась помочь падчерице с внешним видом, однако, кроме единственного вечернего платья, которое она специально для нее пошила, Клэри ничего не заинтересовало. Во время совместного похода по магазинам Клэри тоже ничего не понравилось. «Чувствую себя в ней глупо», – заявила она, когда Зоуи нашла совершенно очаровательную саржевую матроску с медными пуговицами. Ладно, решила Зоуи, все равно Клэри постоянно дырявит, рвет и пачкает вещи чернилами, да и растет очень быстро. Ни капли не бережет одежду, как говорила Эллен, которой приходилось ее бесконечно стирать, гладить и чинить.
В том, что касалось Руперта, Зоуи пребывала в подвешенном состоянии. Она всегда принимала его чувства к ней как должное. Руперт считал ее красивой и желанной, значит, он ее любил. Но за прошлый год она перестала таковой быть и стыдилась как своего отвратительного вида вместе с постоянными позывами тошноты, так и доброты Руперта. Да, Зоуи хотелось, чтобы он ее обожал, но это – Зоуи знала, как никто другой – было невозможно: в беременных нечего обожать. Она даже не желала заниматься с ним любовью, и как только Руперт это заметил, сразу прекратил попытки: «Это совсем неважно». Совсем?..
Когда у детей начались каникулы, Зоуи согласилась отправиться в Суссекс. Она даже не возражала против того, что у Руперта из-за новой работы уже не было столько свободного времени и он, как и его братья, мог взять лишь пару недель отпуска да приезжать по выходным. Зоуи было проще оставаться в одиночестве. Она много читала, в основном романы – Гладис Бронвин Штерн, Этель Маннин, Говард Спринг, Анджела Теркелл, Мэри Уэбб, Мазо де ла Рош, но в первую очередь – если ей удавалось их найти – биографии королевских любовниц. Взялась и за Агату Кристи, а вот Дороти Сэйерс у нее не пошла. Прочитала «Джейн Эйр», затем начала «Грозовой перевал», но совершенно его не поняла. С тех пор как Зоуи оказалась в сельской местности, ей, как ни удивительно, легче всего было находиться в обществе Дюши, которая однажды попросила Зоуи заняться цветами. Раньше отношения со свекровью состояли для Зоуи из учтивых реверансов и ее собственной, излишне осторожной вежливости. Однако этим летом Зоуи временами замечала во взгляде Дюши задумчивое тепло, которое ей нисколько не докучало, ведь оно не нуждалось в ответной реакции. Осознав, что предложение насчет цветов – это шаг навстречу, Зоуи старалась изо всех сил и даже начала получать удовольствие от процесса, в котором весьма преуспела. Собирая цветы вместе с Дюши, Зоуи запоминала названия разных сортов роз, а позже, по ее просьбе, Дюши научила ее еще одному умению – украшать одежду оборками. О ребенке Дюши не вспоминала. Зоуи беспокоилась, что в тесном общении они могут все же затронуть эту тему, и прямой честный взгляд собеседницы заставит ее сказать то, чего она не желала. Но свекровь даже не намекала, что ей следует родить снова. А ведь эта мысль, которая иногда казалась Зоуи единственным возможным будущим, давила на нее тяжким грузом – невысказанная, но почему-то слишком явная. В семье Казалет жены рожали детей, причем нескольких – вот то, чего от них ждали. Ни Сибил, ни Вилли, судя по всему, совершенно не разделяли ужас Зоуи. Они были счастливы испытывать весь набор материнских чувств, не обращая внимания на то, что происходило с их телами, на боль и неудобства. Более того, они неизменно были довольны результатами, а вот Зоуи считала младенцев несколько отвратительными, а большинство детей – пока те не достигали хотя бы возраста Клэри – надоедливыми. Эти чувства держали ее в плену, сковывали в тисках. Зоуи – не такая, как остальные жены, и если год назад она ощущала свое превосходство – ведь она красивее, а значит, интереснее, – то сейчас она казалась себе гораздо ниже их. Трусихой, выродком – тем, кого они с ужасом бы изгнали из своих рядов, если бы только догадались. Поэтому Зоуи пряталась за своим периодом восстановления, за отсутствием сил и за постепенно тающими отношениями с Рупертом, страшась одновременно и того, что он ее любит слишком сильно, и того, что не любит совсем. По крайней мере, он так и не спросил, хочет ли она нового ребенка.
* * *
К обеду (все той же субботы) Невиллу и Лидии прискучило наблюдать, как красят крышу теннисного павильона, и они решили покинуть свой пост.
– Они нас никуда не посылают, – расстроился Невилл.
А потому, направляясь на обед в Грушевый коттедж, они решили больше не возвращаться к павильону.
– Заберемся подальше ото всех, – подчеркнула Лидия, когда они побрели домой. – А то раскомандовались!
– А разве они не всегда такие?
– Там, конечно, Эллен сразу потащит нас гулять с этими скучными Уиллсом и Роландом.
– А мы ей скажем, что нас ждут в Хоум-Плейс. Она же не знает.
– И чем мы займемся на самом деле?
– Об этом после обеда. Как только сможем улизнуть, скажи, что побежишь со мной наперегонки в Хоум-Плейс.
Позже, наевшись рыбного пирога и пудинга с вареньем, они осуществили задуманное. Однако, как только они скрылись из виду взрослых, Лидия захотела узнать план Невилла. Тот его не успел придумать и поэтому злился.
– Подстрижем тебе волосы.
– Нет! – схватилась Лидия за свои хвостики. – Я их до земли отращу.
– Ничего у тебя не выйдет.
– Почему это, скажи на милость? – поинтересовалась Лидия, подражая самому строгому тону своей матери.
– Потому что каждый раз, как волосы становятся длиннее, ты тоже растешь. Они вытянут у тебя все силы, – предостерег Невилл. Он слышал, как об этом говорила Эллен. – От слишком длинных волос умирают. Становятся слабее, а потом еще слабее и на пятый день – все, мертвые.
– Ты не сам это придумал, я вспомнила. Это из той страшной книжки, про Августа, который суп не хотел есть. Точно-точно. Там, у мистера Йорка, эвакуированные. Пойдем на них смотреть?
– Можно. Только нельзя возвращаться мимо коттеджа, не то нас увидят. Давай или проползем на животах через кукурузу, или обойдем сзади, через лес.
– Обойти быстрее.
Лидия знала, что взрослые разозлятся, если они влезут в кукурузу.
– А кто вообще такие эти эвакуированные? – спросила она, когда они пробежали через небольшую рощу и добрались до поля позади коттеджа.
– Дети из Лондона.
– Но это мы – дети из Лондона.
– Наверное, те дети, чьим родителям некогда за ними следить из-за войны.
– Бедняжечки! Значит, матери просто… отпустили их?
– Не знаю! Наверное, их полицейские забрали, – туманно добавил Невилл, помня, какой занудной Лидия становится в таких разговорах. – Я вот отлично справляюсь и без матери. Всю жизнь справлялся.
Помолчав, Лидия произнесла:
– Мне бы не хотелось, чтобы за мной присматривал мистер Йорк. Или эта жуткая мисс Бут. Хотя у них такой хороший туалет на улице…
Они перелезли через деревянный забор и оказались во дворе фермы, где было пусто – только клевали что-то две-три бурых курицы. На столбике изгороди, за которой начинался огород, свернулась крупная трехцветная кошка. Ворота закрыты. Невилл и Лидия заглянули в огород поверх изгороди – капустные грядки, подсолнухи, бабочки-белянки, яблоня, чьи ветки гнулись от тяжести плодов, словно человек, обвешенный покупками… А вот эвакуированных не видно.
– Значит, они в доме.
– Иди и постучи в дверь.
– Нет, ты иди. – Лидия боялась мисс Бут, которая обращалась с ней как непонятно с кем.
– Ладно.
Невилл сдвинул щеколду и спокойно прошел по узкой, вымощенной кирпичом дорожке к крыльцу с белой решеткой, а затем постучал в дверь. Ничего не произошло.
– Громче надо, – посоветовала Лидия из-за забора.
Невилл так и поступил. Дверь распахнулась, и за ней возникла мисс Бут – как черт из табакерки.
– Мы услышали, что у вас тут эвакуированные, – вежливо произнес Невилл, – и пришли на них посмотреть.
– Они гуляют. Я им сказала не возвращаться, пока не позову на чай.
– А вы не знаете, куда они пошли?
– Ну, недалеко. Они особо не шастают. Я бы насчет этих не беспокоилась и на вашем месте отправилась бы домой, к маме.
– У меня нет мамы, – печально отозвался Невилл. Он знал наверняка, как после этой фразы меняется отношение женщин. Так произошло и сейчас: мисс Бут сразу подобрела и принесла ему кусочек пирога.
– Только я не могу его съесть, – пожаловался Невилл Лидии, когда они вернулись во двор. – В нем зернышки. И у нее одно растет прямо из лица. Наверное, попало, когда она готовила пирог.
– Не может у нее расти зернышко.
– Может! Черное такое, с побегами. Зернышко, точно тебе говорю. Хочешь пирога?
– Я не голодная. Отдадим курицам, только зайдем за коровник, не то она увидит.
А в коровнике они обнаружили эвакуированных – двух мальчиков и девочку, молча забившихся в угол и, судя по всему, ничем не занятых. Они уставились друг на друга, а потом Лидия произнесла:
– Привет. Мы пришли на вас посмотреть. Как вас зовут?
Тишина.
– Норма, – наконец сказала девочка, явно старшая, – Томми и Роберт.
– Я Лидия, а это Невилл. Сколько вам лет?
– Девять. Роберту семь, а Томми шесть.
– А нам по восемь.
– Нам здесь не нравится, – заявила Норма.
Томми засопел, но притих, получив по ушам от Нормы, которая затем его покровительственно обняла одной рукой.
– Ага, – согласился Роберт. – Мы домой хотим.
– Ну, думаю, вам нельзя, – сказал Невилл. – Если начнется война, туда будут сбрасывать бомбы. Наверное, вы сможете вернуться через несколько лет.
Томми сморщился и покраснел, прерывисто вздохнув.
– Господи! – воскликнула Норма. – Вот теперь, черт возьми, начнется.
Она хлопнула Томми по спине, и он тут же завыл.
– Хочу домо-о-ой! Хочу к маме! – Томми заколотил ногами по полу. – К маме!
– Бедненький! – вскрикнула Лидия, метнувшись к нему.
– Учти, – предупредила Норма, – он кусается. Когда расстроен.
Лидия немного отодвинулась.
– Уверена, что на несколько лет война не затянется, – заметила она. – Невилл, а где пирог?
Тот вытянул руку, но передать пирог Лидии не успел – его выхватил Роберт и тут же почти в буквальном смысле заглотил целиком.
– У тебя глисты, – с отвращением глянула на него Норма. – Разве я тебе не говорила?
– Нет их у меня.
– Есть. Я все расскажу той мисс из дома.
– Глисты? – удивился Невилл. – А где? Ни одного не вижу.
– Они в животе, – пояснила Норма. – Постоянно голодный ходит. Ему надо лечиться.
Томми, проследивший за появлением и мгновенным исчезновением пирога, с рыданиями уткнулся в колени сестры.
– Жаль, что они внутри тебя, – сказал Невилл Роберту. – Значит, ты с ними никогда не познакомишься.
– Его курица ужалила, – произнесла Норма. – Пытался яйцо стащить.
– Курицы не жалят. Наверняка это была пчела, – поправила Лидия и поняла, что тему лучше сменить.
– А что делает ваш отец?
– Водит автобус.
– Ого! Правда?
– Я же сказала. – Норма приподняла край платья из голубой блестящей ткани вроде атласа и вытерла изнанкой нос Томми. – Ну и чем вы тут обычно занимаетесь?
– Ходим на пляж, устраиваем пикники, плаваем… – начала Лидия.
Роберт ее перебил:
– А я был на побережье. Был и обеими руками коснулся моря.
– Ага, и по пути домой тебя стошнило в автобусе, – припечатала его Норма.
Она рассеянно перебирала коротко остриженные волосы Томми. Совсем ежик, словно скошенная трава, подумала Лидия, как и у Роберта. Норма уловила ее взгляд.
– Вши, – пояснила она. – Мисс из дома сказала, что у них вши, и подстригла, а потом искупала в чем-то жутко вонючем.
– У тебя тоже вши были, – сказал Роберт.
Норма вспыхнула:
– Не было у меня их никогда.
– А что такое «вши»? – спросил Невилл, опустившись на корточки рядом с Нормой. – У тебя их не осталось? Можно посмотреть?
– Нет, нельзя. Их не осталось. А ты грубиян, – добавила она.
– Грубиян, – повторил за ней Роберт, и они оба уставились на Невилла.
– Он не хотел. Правда, Невилл? – спросила Лидия.
– Я не уверен, – ответил тот. – Может, да. А может, нет.
– Поиграем во что-нибудь? – предложила Лидия. Беседа как-то не клеилась.
– Здесь негде играть, – заявил Роберт.
– В смысле?
– Нет тротуаров. Нет канала. Ничего нет. Одна трава! – заключил Роберт с презрением.
– А что вы делаете на канале?
– Забираемся на мост, а когда внизу проплывают баржи, плюемся. Окликаем их, а когда там поднимают лица, плюем им прямо в глаза.