Как назло, поначалу крысы воспринимали магию вполне благосклонно. «Заряженные» ничем не отличались от собратьев.
В виварии всех их готовили одинаково – в воздух порционно подавалась газообразная магия, из-за чего пришлось установить в подвале вонючий генератор, работающий исключительно на отопление, а сотрудникам запретили ходить без респираторов и выдали утепленную униформу. По задумке, крысы должны были привыкать постепенно и неспешно, но поджимающие сроки вынуждали потихоньку повышать концентрацию магии в воздухе. Алевтина Станиславовна предполагала, что это – одна из основных причин постоянных провалов.
Но, попав к нам, часть крыс умирала в первые же часы – а один рекордсмен, между тем, прожил целую неделю, одарив нас ложной надеждой и бесславно скончавшись от декомпрессии на восьмой день. Его профессор препарировала с особым вкусом, но никаких принципиальных отличий так и не выявила. После этого я все чаще ловила на себе оценивающие взгляды, но о том, что, вероятно, точно так же не принесу патологоанатому никакого озарения, старалась не думать. Как, кажется, и Алевтина Станиславовна.
А к вечеру у нас был первый результат.
Совершенно здоровый, довольный жизнью белоснежный крысак – и мертвая девочка с зеленоватым кристаллом, проросшим прямо сквозь нежное брюшко.
Я не могла на это смотреть.
Зато Алевтина Станиславовна и Дарина – смотрели с заметным оживлением; запись в инфракрасном спектре занимала их особенно, и Лют, проиграв извечную войну с собственным любопытством, оставил меня в специально отведенном для отдыха закутке и присоединился к просмотру.
Вернулся весь зеленый, как будто тоже наглотался магии, и бесцеремонно увел у меня кружку с остатками кофе. Я не стала возмущаться.
– Какой-никакой, а прорыв, – сказала я ему, когда особист допил кофе и мрачно уставился в пустую кружку.
На дне была нарисована сова с нервным тиком и, кажется, Лют сопереживал ей всей душой.
– Ты меня успокаиваешь или себя? – уточнил он, хмуро посмотрев на меня поверх кружки.
– Обоих, – я пожала плечами и отобрала у него свою кружку: мне тоже хотелось кофе. – То же самое могло случиться с Велиславой. Или со мной. Спокойствия это не добавляет, но, по крайней мере, самцы живы уже почти восемь часов…
«…и те самочки, что не сдались так просто, – тоже», – мрачно закончила я про себя. Лют провожал меня взглядом и, кажется, думал о том же самом.
– А образец-то чист, – жизнерадостно сообщила Дарина, заглянув в наш закуток. – Концентрация магии в крови соответствует тому уровню, который поддерживался в виварии. Он слил излишки в самочку! Интересно, это случайно вышло или крысы способны поддерживать определенный уровень магии, если дать им механизмы сброса?
– Шпилька, – машинально вспомнила я.
– Сгрызут, – неоптимистично высказалась лаборантка. – Вот если бы мы смогли сделать какой-нибудь аналог из чего-нибудь менее хрупкого…
Но у нас не получалось и из дерева. Что делают татуировки, я еще худо-бедно понимала: магия концентрировалась в них, и управлять ей становилось гораздо легче, нежели при попытках осознать свое тело как полный энергией сосуд. А вот какой тайный смысл вкладывался в деревянные амулеты, что они работали, даже когда их владельцы понятия не имели, чем их одарили? Над этим ломал голову добрый десяток научных сотрудников, но результатов пока не было никаких.
– Алевтина Станиславовна предложила, если выживет хотя бы три самца из пяти, нанести им татуировки и повторить эксперимент, – сообщила Дарина и с притворным сочувствием спросила: – Ты выдержишь? Все в порядке?
– Выдержу, – скорее назло ей, нежели из-за уверенности в своих силах, ответила я.
Дарина налила две кружки чая и ушла обратно в лабораторию. Лют проводил ее взглядом и вытащил из кармана полупустую пачку сигарет.
– Здесь нельзя курить, – хором со мной заявил он и открыл окно настежь. – Что? Ты же все равно не мерзнешь.
Я кивнула в сторону горшка с одиноким денежным деревцем на подоконнике, и Лют, хмыкнув, переставил его на стол, но потом все равно высунулся в окно. Долго курить возможным не представлялось, но он выжал из этого маленького бунта все, что только можно, и обратно заполз с инеем на ресницах, пропахший не столько табаком, сколько морозом и силой. Я молча вручила ему чашку кофе.
– Меня все не оставляет мысль, что это все – попытки потрепыхаться перед неизбежным, – сказал Лют, обхватив чашку ладонями и глядя в сторону. – Ну, освоим мы сейчас магию, а дальше-то что? Брать ее у драконов все равно больше нельзя. Рано или поздно она закончится, и все наши усилия пойдут коту под хвост. Нет, понятно, что конкретно сейчас они нужны, чтобы утереть нос Альго-Сай-Тару… – он вздохнул, повертел в руках початую пачку сигарет и убрал ее в карман. – Но мне все равно кажется, что игра не стоит свеч. Ты… – мне достался быстрый взгляд исподлобья и тяжелый вздох. – Я бы на твоем месте напился.
– Я напивалась, – рассеянно сообщила я ему и, отвернувшись, поставила в автомат пустую чашку. В машине что-то загудело, и в чашку ударила тонкая черная струйка. – Но это не решает проблем. А работа – решает. Даже если выглядит так… странно. Освоение магии не поможет избежать энергетического кризиса, но мы – не единственный исследовательский центр в Союзе. Есть и те, кто сейчас занят проектами электростанций, и рано или поздно их работа принесет свои плоды. Наше дело – продержаться до «поздно».
– Никаких крыс не хватит, – проворчал Лют у меня за спиной.
Я собралась было сделать лицо посерьезнее и изложить ему предложение по динамо-машинам на основе хомячков в колесах, но отвлеклась на вибрацию в кармане. Мгновением позже зазвучал звонок, и я с недоумением потянулась за переговорником, а Лют вытянул шею, рассматривая пустой экран с незнакомым номером.
В трубке молчали.
– Что за… – я нажала на сброс и, посомневавшись, перезвонила: никакой мошенник не рискнул бы набрать номер из закрытого городка, так что, вероятно, со мной пытались связаться по делу.
Но трубку никто не взял.
– Дай-ка, – потребовал Лют и, получив мой переговорник, с сомнением хмыкнул. – Номер неместный, – настороженно заметил особист и переписал его себе. – Ты же нигде не публиковала свои контакты?
– Нет, конечно, – я растерянно помотала головой. Выставлять в открытый доступ свой номер – нормальный ход для торговцев и публичных лиц, но никак не для сотрудницы исследовательского центра, чье имя громовым раскатом прозвучало на весь Союз обещанием скорой войны. Я отлично понимала, что есть люди, которым вооруженный конфликт очень даже выгоден, – и миллионы тех, кто молится, чтобы беда прошла стороной; раз уж моя жизнь вдруг стала столь значима, отсвечивать лишний раз уж точно не стоило. – Проверишь? – опасливо уточнила я.
– Конечно, – кивнул особист. – Только придется на пару дней конфисковать переговорник.
Я прикусила губу – на днях мама должна была добиться права звонка – но покорно отдала трубку Люту. На этот номер могли звонить только люди из закрытого списка моих кураторов, коллег и родных, и они бы уж точно не стали раздавать мои контакты направо и налево. Хорошо еще, если кто-то просто ошибся при наборе, – а если утечка?
Черт, многие нашли бы, что мне сказать после всей этой кутерьмы с якобы-вовсе-не-похищением!
– Не дрожи, – скомандовал Лют и, быстро отставив свою чашку, поднялся на ноги. – Ничего из ряда вон не произошло.
Я кивнула и, опершись руками о кухонную тумбу, с сомнением взглянула на свой кофе. Кажется, имело смысл принести на работу пустырник или, на худой конец, сушеную ромашку.
– Когда у тебя последний раз был выходной? – задумчиво спросил особист, остановившись в полушаге. Посомневался, но все же взял меня за запястье, нащупывая пульс. – Тиш?
– На прошлой работе, – нервно рассмеялась я. – Зато потом – практически недельный отпуск, даже с путешествием в теплую страну… правда, от моря далековато получилось.
Лют закончил отсчет и, помедлив, отпустил мою руку. Но предлагать мне плюнуть на все и отправиться домой, отдохнуть пару дней, – многомудро не стал. Да и не успел бы: мой переговорник разразился звонкой трелью из его кармана, и особист вытащил его на свет. Я посмотрела на экран и растерянно подняла взгляд.
Лют задрал левую бровь и принял вызов, но на его вежливое «добрый день» тоже никто не отозвался. Особист на всякий случай позвонил с моего переговорника на свой номер – аппарат работал нормально.
– Передам техникам, – пожал плечами Лют и убрал трубку обратно в карман. – Тиш? Тебе плохо?
Я молча покачала головой и привалилась спиной к кухонной тумбе. Чашка опасно звякнула о кофе-машину, и я внезапно поняла, что меня колотит крупная дрожь, а эмблема Особого корпуса на форменной куртке Люта пляшет перед глазами. Я протянула руку и обрисовала ее пальцем – черное на черном, просто три горизонтальные полосы, видимые только вблизи – и даже не сразу поняла, когда меня обняли, почти уткнув носом в нашивку.
– Тихо, – негромко шепнул Лют, поглаживая меня по спине, – ничего страшного не случилось. Это всего лишь номер. Его всегда можно поменять.
– Я много чего хотела бы поменять, – призналась я и неловко обняла его в ответ, отогревая внезапно заледеневшие ладони о его поясницу.
– Придется пока ограничиться номером, – вздохнул он. – Успокоилась? Проводить тебя в медпункт?
Я беспомощно кивнула и, опомнившись, отпрянула назад – как раз вовремя, чтобы заметить, как Дарина смущенно топчется у приоткрытой двери, держа в руках две пустые чашки из-под чая.
Глава 2. Flashback
*(англ.) ретроспектива, взгляд назад
Утренние результаты вчерашнего эксперимента все единогласно признали ошеломляющими: из десяти крыс в живых осталось шесть – все самцы и одна самка. Проверив подопечных, я остановилась у крайней клетки, со смешанным чувством рассматривая единственную не распавшуюся пару.
До сих пор даже «долгожители» на второй день покрывались зеленоватым ледком или, на худой конец, мистически-зловеще фосфоресцировали, из-за чего до Дарины у нас сменилось аж три лаборантки за месяц. Однако пара крыс в клетке казалась совершенно нормальной – как будто только что из вивария.
Но даже это эпохальное событие, без сомнения, привлекшее внимание всего исследовательского центра, не спасло нас с Лютом от косых взглядов. И если я, и без того выслушавшая достаточно разнообразнейших сплетен о своей персоне, нервничала, то особист оставался спокоен и язвителен, как обычно. Пронять его было гораздо сложнее; с этой задачкой справилась только Алевтина Станиславовна, вернувшаяся из спецхранилища с моей шпилькой в прозрачном пластиковом пакете.
– Я обсудила вопрос с руководством, и Идан Могутович подписал разрешение на выдачу артефакта в целях безопасности должностного лица третьего чина, – с каменным лицом сообщила она и вручила свою добычу Люту.
Особист повертел в руках пакет, рассматривая шпильку через прозрачный пластик, и насмешливо заломил левую бровь.
– Предусмотрительно, – заметил он, старательно не замечая, как я заливаюсь краской, – но поспешно. Во-первых, Ратиша под наблюдением отдела по особым поручениям, а я, как вы заметили, должностное лицо. А во-вторых, особиста вам на опыты все равно не отдадут.
На лице явно подслушивающей Дарины обозначилось здоровое сомнение, на моем, подозреваю, тоже – а следом умолк и Лют, хотя Алевтина Станиславовна не позволила себе ни единого лишнего замечания, отлично понимая, что и без того перегнула палку. Но все мы слишком хорошо осознавали, что речь идет о вещах такой важности, что, пожалуй, после некоторого размышления МагКонтроль мог отдать на опыты хоть весь отдел по особым поручениям.
– А если в частном порядке? – с надеждой поинтересовалась профессор Чечевичкина, не спеша нагнетать обстановку. – Может, хотя бы образец крови…
Лют хмыкнул и явно собрался разразиться язвительными замечаниями, но я нервно вздохнула и сказала:
– Лучше сдай. Мы не знаем точно, как работает механизм передачи, и вполне возможно, что даже обычного прикосновения достаточно для активации. Если показатели окажутся повышенными, шпилька действительно не помешает.
Особист обернулся ко мне, но задавать напрашивающийся вопрос вслух не стал – и за это я была ему особенно благодарна.
Анализ крови, внезапно понадобившийся Люту после того, как его застукали в обнимку со мной на рабочей кухоньке, однозначно придаст сплетням особую пикантность. Но если я действительно накачала его магией, то об этом лучше узнать до того, как она начнет выпирать кристаллами наружу.
Поэтому в ответ на незаданный вопрос я кивнула с мрачной решимостью. Лют помолчал, словно давая мне время одуматься, а потом весомо сказал:
– Если показатели окажутся повышенными, результат не должен выйти за пределы этой комнаты, – он адресовал особенно выразительный взгляд смутившейся Дарине. – А взамен я побуду белой крыской. В частном порядке.
Подобное заявление от черного особиста прозвучало бы забавно, если бы не смысл его слов. Подписаться на роль подопытного кролика без заключения договора, ограничивающего бурную фантазию экспериментаторов, – просто ради того, чтобы наши имена не трепали попусту, – пожалуй, на это даже я бы не решилась. А ведь у него, в отличие от меня, был выбор…
– Ну-ка цыц, – скомандовал Лют, не дав мне и рта раскрыть. – Еще анализ не готов, а ты уже споришь.
– А если… – робко мяукнула я, но особист, не дослушав, демонстративно закатил глаза и принялся расстегивать форменную куртку.
Приободрившаяся Алевтина Станиславовна рыкнула на Дарину, и та побежала за оборудованием. Лют без лишних сантиментов приставил стул к столу, на котором не далее получаса назад препарировали умершую вчера крысу с кристаллом в животе, уселся и вытянул левую руку. Вернувшаяся лаборантка споро перетянула ее выше локтя, и я малодушно отвернулась.
Повернуться обратно меня заставил только характерный хлопок.
Из пробирки в руках Дарины росла тонкая полупрозрачная игла изо льда, покрытая жутковатыми темно-бордовыми разводами. Алевтина Станиславовна смотрела на нее, как ребенок – на вожделенную конфету. Лют, вопреки ожиданиям, – с каким-то отстраненным, ироничным интересом.
– Ратиша? – с огнем в глазах окликнула меня профессор, и я без лишних вопросов сменила на стуле безмолвствующего особиста.
Но моя кровь, как и раньше, вела себя вполне благопристойно и никакими иглами не стрелялась – даже после второй пробы, когда мне отдали кристалл магии из анализа Люта.
– Кажется, придется отращивать волосы, – философски заключил особист. Испуганным он не выглядел – как будто и не выяснил минутой ранее, что без привычной исследовательской бесцеремонности Алевтины Станиславовны был бы мертв в лучшем случае к концу недели. – И нет, Дарина, ничего не было, поэтому, Тиш, никаких девчачьих поцелуйчиков в щеку вместо приветствия. Разве что кто будет трепать языком…
Мы одинаково оскорбленно посмотрели на него. Дарина – потому что хоть и не сочувствовала мне, но и так отлично понимала, что сболтнула лишнего, а я – потому что никаких девчачьих поцелуйчиков за мной отродясь не водилось.
Потом до меня все-таки дошло, и я искренне устыдилась.
– Прости, – попросила я. – Из-за меня ты… – и снова не смогла закончить, потому что меня безо всякой опаски щелкнули по носу.
Правильно, чего теперь-то бояться…
– Тебе напомнить, как я получил эту работу и кто кого первый обнял? – нарочито легкомысленно хмыкнул Лют. – Из-за нее, видите ли! – и, резко посерьезнев, повернулся к профессору. – Алевтина Станиславовна, эксперименты на крысах прерывать нельзя. Я готов предоставить вам исследовательский материал, но будет лучше, если…
– Не учи ученого, – поморщилась Чечевичкина. – За крысами ведется наблюдение, до прибытия татуировщика у нас целый день, так что доставай из пакета шпильку и иди сюда.