К концу всего этого действа Джон Партлоу едва мог скрестить ноги, и если бы он не знал наверняка настоящей правды жизни, то подумал бы, что Шпанская мушка была величайшим изобретением для мужчин со времен Евы. Для него не стало сюрпризом, что Джинджер открыла картонную коробку и с сексуальным обаянием и похотливой улыбкой стала демонстрировать мужланам флаконы эликсира «Удовольствие Тихуаны», продающиеся по доллару за пузырек.
Джон Партлоу сидел и смотрел, как мужчины рвутся на сцену с деньгами в руках. Они стремились не только заполучить препарат, вызывающий сомнительный результат — коричневая жидкость в пузырьках, вероятно, была всего лишь испорченной колой с добавлением небольшого количества кокаина — но и хотели заставить женщину посмотреть им в глаза с той же тлеющей лихорадочной страстью, которую она источала на сцене. А еще они хотели вдохнуть ее запах и прикоснуться к ее Имбирной плоти. Пусть далеко не все зрители могли позволить себе потратить доллар за флакон, большинство все же пошло на этот шаг — возможно, потратив последние деньги. Джон Партлоу понял, что Джинджер и Док собирались срубить еще тридцать баксов за вечер, что в целом выходило уже неплохо.
Затем для подельников настала самая сложная часть: замести следы в аудитории, после чего они могли собрать вещички и уносить ноги из города. Джинджер так хорошо выполняла свою работу, что все одетые в комбинезоны фермеры, стоящие в очереди с флаконами эликсира «Удовольствие Тихуаны» в лапах, думали, что они были в одном плевке табака от того, чтобы заполучить разодетую в красное платье распутницу в качестве легкой добычи. Они улыбались, как маленькие мальчики, и причмокивали леденцами их грязных фантазий. Некоторые из них продолжали заигрывать с Джинджер, в то время как она запаковывала картонную коробку для переезда, а Док пытался сосредоточиться на подсчете наличных денег. Тут-то Джон Партлоу и увидел для себя возможность. Он быстро поднялся на сцену и громко сказал:
— Джинджер, дорогая? Тебе нужна помощь? Мне кажется, муж должен протянуть руку помощи, а не просто сидеть на месте и наблюдать, как работает его жена.
Она и бровью не повела.
— Да, детка, — ответила она, окинув его быстрым оценивающим взглядом. — Если сможешь отнести это в машину, и все будет в ажуре.
Джон Партлоу кивнул.
В ажуре, — повторил он про себя. Жаргон в аферах, обозначающий момент, когда пора рвать когти от облапошенных неудачников.
— Будет сделано, — сказал он, протягивая руки и забирая коробку.
С его приходом толпа деревенщин сразу же поредела, отправившись восвояси: было очевидно, что весь их деревенский лоск и все флаконы эликсира «Удовольствие Тихуаны» не могут конкурировать с городским пижоном в белом костюме, который выглядел, словно ангел… и, очевидно, именно им и являлся.
— Машина за углом, — сказала она ему, когда спустилась с Доком со сцены.
Ханикатт схватил ее за руку, чтобы удержать равновесие, посмотрел на Джона Партлоу налитыми кровью глазами и хмыкнул:
— А ты кто такой?
— Это мой новый муж. Его зовут Золотко, — сказала Джинджер. — Разве ты не знал, что я вышла замуж в Ноксвилле?
— Что? — док отшатнулся от нее.
— Да шучу я! Он просто выручил нас. Настоящий лапочка, вот и все. Ну, давай же, смотри, куда идешь.
Они прошли мимо негра, который пришел убрать аудиторию. На улице уже стемнело, единственными огнями был блеск нескольких уличных фонарей и зарево от мельницы на юго-западе. Джон Партлоу следовал за Джинджер и Ханикаттом, обходя Элкс-Лодж и неся коробку с непроданными флаконами эликсира удовольствия. На маленькой грязной парковке стоял синий перламутровый седан «Паккард» с несколькими вмятинами и царапинами, но в остальном он выглядел вполне презентабельным автомобилем, тем более по сравнению со старым сломанным «Оклендом».
— Ты остановился у Невинсов? — спросила Джинджер.
— Да.
— Ключи, — потребовала она у доктора.
— Я поведу, — буркнул Ханикатт, вызывающе вздернув свой провисший подбородок. — Чувствую себя достаточно хорошо, чтобы…
— Ключи, — снова потребовала она, на этот раз более твердо, и помахала рукой перед его лицом. — Ключи и от машины, и от комнаты, — секундная пауза. — Помнишь, что случилось в Литтл-Роке?
Он начал протестовать, но ключи быстро перекочевали из его кармана в ее руку. Она отперла багажник, положила в него сложенный белый больничный халат и взяла оттуда свою простую черную сумочку. Она махнула, чтобы Джон Партлоу положил коробку в багажник, что, собственно, он и сделал, попутно заметив, что внутри него находится вторая картонная коробка, сложенное коричневое одеяло и канистра бензина. Когда Джинджер закрывала крышку багажника, ее бедро и плечо прижались к боку Джона Партлоу, и он не мог не почувствовать, как горячий разряд электричества прошел сквозь его тело и, казалось, затрещал между его зубами.
— Садись назад, — сказала она ему, а Ханикатт посмотрел на него с ошеломленным выражением и спросил:
— А ты кто?
Партлоу не ответил, а, отчего-то решив последовать указанию Джинджер, первым скользнул в салон двухдверного «Паккарда» и дождался, пока док устроится спереди.
Когда все они сели в машину, Ханикатт пошарил под сиденьем и достал серебряную фляжку, которую сразу же открыл и начал жадно пить из нее. Запах крепкого виски ударил в ноздри Джона Партлоу, и он заметил:
— А у тебя хороший разгон, док.
— Хм, — только и буркнул доктор и продолжил пить.
— Что ты продаешь? — спросила Джинджер, запуская двигатель «Паккарда».
— Самого себя, — хмыкнул Джон Партлоу. — И время от времени несколько Библий.
— Охотник за легкой наживой? — понимающе хмыкнула она.
Он не торопился с ответом, но затем, передернув плечами, сказал:
— Может быть.
— Угадала, ты точно «охотник за наживой», — утвердилась она в своей мысли и негромко рассмеялась.
Они проехали мимо пансионата, но Джинджер даже не подумала сбросить скорость.
— Эй! — воскликнул Джон Партлоу. — Нам же…
— Успокойся, Золотко. Мы всего лишь немного прокатимся.
Его сердце забилось сильнее, а во рту внезапно пересохло, но он сохранил спокойствие — по крайней мере, внешне.
— Слушай, Джинджер… Мне не нужны неприятности. Если ты хочешь ограбить меня, то знай, что…
— Ты слишком много болтаешь, — отрезала она, и одной рукой оторвала фляжку от губ Ханикатта, тут же сунув ее Джону Партлоу. — Выпей и расслабься, Золотко. Это не ограбление.
— Золотко? — Ханикатт нахмурился и попытался найти свою фляжку, как будто она просто исчезла по волшебству Гудини. — Кто такой, черт возьми, этот Золотко?
— Человек, который тебя убьет, — сказала Джинджер ЛаФранс, в то время как «Паккард» продолжал мчаться вперед и пронзать своими фарами темноту Луизианской ночи.
3
Сделав это заявление, Джинджер издала резкий короткий смешок, и пьяный доктор начал вторить ей, не удержавшись от смеха, но мужчина на заднем сидении — носивший имя Джон Партлоу в качестве одной из своих многочисленных масок — лишь неуверенно поежился, потому что услышал в голосе женщины твердую решимость.
Они миновали гараж Генри Балларда, где стоял потрепанный «Окленд», и затем выехали за пределы Стоунфилда, очутившись на извилистой проселочной дороге, уходящей на запад. Вокруг было темно: мрак разбавлял лишь редкий проблеск фонарей, видневшихся в окнах фермерских домов, и свет летних звезд, пробивавшийся сквозь кроны деревьев.
— Можешь остановиться и высадить меня здесь, — сказал «охотник за наживой», которому внезапно перехотелось иметь хоть что-то общее и с охотой, и с наживой, — я вернусь назад пешком.
— Вот еще! — отозвалась женщина. — Жена, которая бросает своего холеного муженька на обочине дороги? Нет уж, не дождешься.
— Что за игру ты затеяла?
— Просто веду машину, — ответила она. — Веду машину и все.
— Где моя выпивка? — спросил Ханикатт, наклонившись, чтобы поискать фляжку под сидением. — Выпивка, мать ее! Где моя выпивка?
Джон Партлоу наклонился и постучал ему фляжкой по плечу. Доктору потребовалось несколько секунд, чтобы отреагировать на прикосновение, а затем еще пара мгновений, чтобы сообразить, что следует делать с фляжкой. Наконец, он вцепился в нее жадной хваткой и сделал большой смачный глоток. Джон Партлоу решил, что этот человек годится теперь только для одного: стоять на сцене и рассказывать пикантные истории о сексе, которые он так хорошо помнил наизусть, и не более. Та часть мозга, что отвечала за все остальное, по-видимому, была просто-напросто выжжена огромными порциями виски, старостью и тяжелой жизнью.
— Стелла? — позвал Ханикатт после очередного затяжного глотка, вытерев рот тыльной стороной ладони. — Где мы?
— Я не Стелла. Я — Джинджер.
— Кто?
— Видишь, с чем мне приходится мириться, Золотко? Днем я должна кормить его, как младенца, а ночью подсовывать ему бутылку вместо соски, пока он до беспамятства не напьется. Ты сказал, у него хороший разгон? Ну да, был когда-то. Но сейчас — взгляни на него — он же буквально на ходу разваливается.
— Ах-ха! — неопределенно отозвался Партлоу. — Сочувствую. Ну, так ты высадишь меня где-нибудь?
— А продавать Библии, как ты, — продолжала она, в то время как «Паккард» прокладывал себе извилистую дорогу меж деревьев, — разве это помогает заработать на жизнь?
— Это тяжелый труд, и всегда есть риск, что что-то пойдет не так. Тогда все коту под хвост. Но… слушай, Джинджер… куда бы ты ни направлялась и что бы ни хотела сделать, я не собираюсь в этом участвовать. Слышишь?
— Мне просто нравится твоя компания. Нам обоим нравится. Разве нет, Вилли?
— Что? Я понятия не имею, о чем ты, мать твою, толкуешь, Стелла! — буркнул док.
— Вот видишь, — снова обратилась Джинджер ЛаФранс к Джону Партлоу, как будто это все объясняло. — Я просто ищу дорогу, мимо которой мы проехали по пути сюда: она появится слева с минуты на минуту.
— Мне надо отлить, — капризно протянул док. — Мы, что, еще не прибыли на место, ч-черт бы его побрал?
— Скоро, — терпеливо ответила она. — Уже совсем скоро.
Джон Партлоу сидел, не двигаясь. Ему не нравилось то, куда клонился этот разговор, однако пока он совершенно не знал, как перевести его в другое русло. Что бы ни ждало впереди, он понимал, что сейчас контроль над ситуацией сосредоточен не в его руках, и это будило в его душе старые страхи.
— Вот и дорога, — сказала Джинджер, тут же сбросив скорость и свернув налево, на узкую грунтовую дорожку, по обеим сторонам которой росли густые деревья, образовавшие сейчас, в темноте, стену, казавшуюся непроницаемой, как гранит. Она продолжала вести машину, поднимая шинами облака пыли. — Давайте просто посмотрим, куда она нас заведет, — выразительно произнесла она.
— Тебе тут только колеса спустит. Эта дорога — глаза змеи, — сказал Джон Партлоу, со стыдом осознав, что слышит в собственном голосе дрожь.
— О, я люблю играть. Я хороший игрок. Ты согласен, Вилли?
Тот лишь шумно присосался к своей фляжке.
Примерно через минуту фары «Паккарда» осветили остатки того, что когда-то было фермерским домом, а теперь превратилось в заросшие сорняками обгорелые руины с рухнувшей крышей в обрамлении леса. Джинджер сбавила скорость, и колеса медленно поползли по дороге. Проехав мимо сгоревшего остова дряхлого амбара, она, наконец, остановила машину — у самых деревьев дорога заканчивалась.
Джинджер выключила двигатель, и некоторое время все они сидели в салоне, не произнося ни слова, пока раздавалось тихое тиканье остывавшего мотора.
— Похоже, — сказала женщина, — вот, куда нас привела дорога.
— Выпусти меня, я вернусь назад пешком, — нервно произнес Джон Партлоу.
— Допивай, Вилли, — обратилась женщина. — И потом мы немного погуляем.
Док опустил свою флягу и с недоумением спросил:
— А где наш дом?
— Нет у нас дома, — ответила Джинджер. — Ты говорил, тебе надо отлить. Так выйди и сделай свое дело. И мы сможем отправиться в путь.
— Послушай, — обратился к ней Джон Партлоу, но так и не решил, что хочет к этому добавить. — Послушай… — снова сказал он.
— Выходи и мочись, давай, — со строгостью обратилась Джинджер к Ханикатту. — Вон там деревья. Давай, дорогуша.
— Там ужасно темно, — пожаловался тот. — И где мы, черт побери?
— Господи, помилуй, — закатила глаза женщина, словно ей приходилось иметь дело с перепуганным ребенком, на страхи которого у нее уже не осталось никакого терпения. — Ладно, я пойду с тобой и подержу тебя за руку, но член свой будешь держать сам, понял?
Она вытащила ключи из зажигания, но фары оставила включенными. Выйдя из машины, она забрала с собой свою сумочку, и Джон Партлоу заметил, что она положила ее на капот. Затем она обошла машину, подошла к двери Ханикатта, с которой он не мог справиться, открыла ее для него и сказала:
— Ну, все, выходи и давай покончим с этим. Золотко, мне нужна будет твоя помощь.
— Нет уж, — отозвался он и выдвинул вперед сиденье, которое Ханикатт только что освободил, чтобы самому выйти с пассажирской стороны. Джон Партлоу встал рядом с машиной и огляделся по сторонам. Сердце его бешено колотилось. Здесь было тихо и жутковато, даже жизнерадостное ночное жужжание и стрекот насекомых совсем не скрашивали ситуацию.
— Ну давай, — поторопила Джинджер Ханикатта, держа его за правую руку. Джон Партлоу заметил, что сумочку она снова прихватила с собой и теперь держала ее левой рукой, а оттуда выглядывала маленькая рукоять уродливого револьвера .38 калибра. — Идем, Вилли, — настаивала она, — давай найдем нам укромное местечко.
— Я могу помочиться прямо тут, — сказал он. Голос его казался приглушенным и каким-то далеким. Он начал возиться со своей ширинкой, но Джинджер придержала его руку и заставила отойти к лесу справа от машины.
— Что за… — начал Джон Партлоу, но слова буквально застряли у него в горле. — Что ты, черт тебя дери, делаешь?
У него возникло безумное предчувствие, что это некий обманный маневр, нацеленный именно на него, и ему нужно было отреагировать каким-то определенным образом, чтобы дурацкая ловушка захлопнулась. Если слушать здравый смысл, ему следовало прямо сейчас развернуться и броситься бежать по грунтовой дороге, добраться до шоссе и попытаться поймать попутку, чтобы убраться отсюда как можно дальше — если, конечно, чертова пуля .38 калибра не настигнет его раньше…
— Я в порядке, Стелла, — сказал Ханикатт, покачнувшись и схватившись за ствол дерева, чтобы не упасть. Затем он вдруг болезненно застонал. — Что-то оцарапало меня! И я не вижу, куда иду.
— Просто вытащи своего дружка и помочись, тогда мы сможем заняться делом, — сказала ему Джинджер, после чего отпустила его руку и отступила.
— Чтоб я еще раз поехал в Джорджию, — буркнул он в ответ, расстегивая ширинку. Он ошеломленно огляделся, и в свете фар Джону Партлоу показалось, что профиль Ханикатта напоминает того актера, что играл Бэрримора. Вероятно, в молодости он был довольно привлекательным мужчиной. — Где мы? — растерянно спросил док, глядя вверх и словно адресуя этот вопрос звездам.
Джинджер не ответила.
Когда громкий выстрел револьвера прорезал ночь, все насекомые резко замолчали, а Джон Партлоу и сам едва не обмочил штаны. Но когда Ханикатт закричал, схватившись за бок, и упал в подлесок, Джон Партлоу решил, что это какая-то подстава, чтобы втянуть его некую игру, правил которой он пока не понимал.
Когда упавший доктор попытался ползком скрыться в подлеске, Джинджер неспешно вернулась к машине с дымящимся револьвером в руке. Она подошла к багажнику, открыла его и начала шарить внутри, пока не нашла то, что ей было нужно. Она взяла фонарик, повернула его и протянула Джону Партлоу.