- Да, так, - вздохнул граф, - все, как и прежде. Кто донес - тому и награда.
- Что, сулил новую должность?
- Да, но я не согласился, - поспешил заверить граф.
- Ну и напрасно, - ответил лекарь.
- Почему же? - удивилея губернатор. - Я ведь честно этого не хочу.
- Зато хотят другие, - мудро заметил Иннокентий, - понимаете, Иван Алексеевич, ведь человек способен принести больше пользы остальным, если он выступает повыше в ранге и должности.
- Да, это так, - согласился граф, - видимо, сожалея о сказанном ранее.
- Да, вы не сожалейте, - предостерег его знахарь, - все еще впереди. Это только начало всего или та первостепеннейшая величина, из которой произрастает иное.
- Ну, в этом я мало еще понимаю, - ответил граф, - а вот в своем деле несколько больше.
- Вот и правильно, - согласился Иннокентий, - так и надобно. Где знаешь, туда и иди.
- Несподручно мне как-то все это, - честно признался губернатор, - будто я изменил самому себе.
- Это ложная тревога, - успокоил его Иннокентий, - в жизни всякое случается. Вы ведь никого лично не предали, хотя и могли. Но дело не только в этом. Не всякий способен понять правильно то, что с ним в жизни происходит, или то, что окружает других. Именно в этом и кроется ошибка многих. Они верят только себе и своему наружному чувству: будь-то долг, обязанность или что-то еще. А внутри никто не покается. И только спустя время, когда выясняется, что нужно было не делать того или иного, они понимают, что сделали ошибку, хотя в душе и не чувствуют этого. И это уже настоящая беда. А то, что вы сегодня предупредили царя, ничего само по себе не значит. Он может не принять это на веру. Может поступить по-иному. И не ваша в том вина, что скажется так или иначе. Вы лишь часть этого огромного колеса жизни, также как и остальные. Свое, изнутри идущее и вдаль глубоко смотрящее, вы произнесли. Дело остается за остальными. Сумеют ли они понять это или нет - в этом и заключается мудрость жизни. Кто-то приобретает, а кто-то и теряет. И не нам сейчас судить о том, что случится далее. Судить будут те, кто будет после нас и других, живущих в этом времени. И если они докопаются, как вы сейчас до истины, идущей изнутри, то честь и хвала им. Но если же поймут только снаружи, то придется еще долго ждать чего-то вообще нового и сокровенного.
- Тайное всегда становится явью, - тихо произнес граф, словно продолжая мысль своего собеседника..
- Да, - так же тихо проронил знахарь и встал с табурета.
- Ты куда-то уходишь? - спросил Иван Алексеевич.
- Да, пойду, поразмыслю кое о чем, - ответил тот и направился в выходу.
- Ну, что ж, и я также, пожалуй, займусь этим, - тихо произнес граф, смотря вслед уходящему другу.
Жизнь сыграла с ними обоими свою злую шутку.
Вскоре после того декабрьского злополучного восстания, когда захотевшие что-либо изменить, так и не добились ничего, Иннокентий попал в ледоход и утонул, так и не свершив до конца задуманного.
Это было уже весной. Граф, как и прежде, занимался своей службой и добродетелью.
Николай не повысил его, но и не обратил ниже. Все осталось, как и раньше. И губернатор изо всех сил старался донять то, чего ему так недоставало в его проходной жизни.
В конце концов, совсем измучившись в своих собственных домоганиях, он оставил свою последнюю опору или должность и обратился сам к себе, занявшись чистописанием и философией.
Документы бесследно исчезли, и долгое время о них вообще ничего не было слышно. Граф не пытался что-либо раскопать по этому поводу, но в то же время не упускал вопрос из виду.
И вот, уже в конце лета, он как-то решил навестить жену покойного друга.
Оказавшись на месте, Иван Алексеевич бодро зазвонил в колокольчик и принялся ожидать.
Через минуту в окне дома показалась голова, а затем спустя еще одну, дверь приоткрылась. На пороге стояла довольно немолодая женщина с черным платком на голове и, казалось, с заплаканными глазами.
- Что вам угодно? - тихо опросила она графа, видимо не признав в нем бывшего больного постояльца.
- Пелагея Макаровна, - обронил сконфузившийся граф, - это я, Иван Алексеевич, друг вашего мужа. Неужто, не помните?
- Нет, - с сожалением произнесла она и уже хотела закрыть дверь, но граф рукой попридержал ее и снова спросил:
- А что, вы в самом деле не помните или просто не хотите принимать?
- Оставьте, - спокойно произнесла она, - и не держите дверь. Я ведь сказала, что никого не знаю и вас не помню.
С этими словами дверь закрылась, и графу ничего не оставалось, как покинуть это место.
Он с сожалением посмотрел на то окошко сверху, сыгравшее в его жизни основную роль, и пошел к своей карете.
На душе как-то было муторно и противно. И не потому, что его не пустили в дом и не признали. Нет. Это была просто боль по утерянному другу и невыносимая боль утраты доверия ему близкого человека.
Хотя, чем он виноват перед ней? То, что не мог прибыть на похороны? Но ведь его не было в городе и он не знал, да и не смог бы, если бы даже захотел.
И уже садясь в карету и обращая взгляд на все то же окно, граф заметил то заплаканное лицо в нем, что видел внизу.
Женщина стояла наверху и смотрела вниз.
Это была та суровая правда ее невиновности перед другими, которая заставляет человека порой совершать немыслимое и поражать других своей намеренной добродетелью.
Ему вдруг стало жаль эту женщину, проживавшую рядом с человеком, не сумевшим найти достойного применения своему уму и знанию. Очевидно, она знала больше, нежели он сам, но молчала и не подавала виду.
Лицо исчезло, и граф отвернул взгляд. Он знал, что больше не вернется сюда никогда. Чувство собственной вины будет преследовать его всю оставшуюся жизнь.
Но что он мог поделать сейчас и в дальнейшем, окромя как продолжать мыслить и делать, как его бывший старый друг.
И граф остановился, наконец, в своем выборе. Ему вдруг стала ясна позиция этой женщины, которая после смерти мужа стала краткой и тихой.
Она не хотела его видеть лишь только потому, что он навевал горечь о муже и ее, так и не выплеснувшейся наружу доброте.
Она стала иной, как и он сам. Но время рассоединило их сейчас, ибо они были разными. И то же время когда-то соединит их души, когда они повзрослеют и станут более подходящими друг другу, но не в жалком уподобии другим, а в искренности и чистоте всего того, что идет изнутри.
И уже отъезжая, граф посмотрел в сторону дома и тихо произнес:
- Прощай, Пелагея Макаровна, но ненадолго. Я постараюсь найти себя быстрее, чем остальные.
Дорога вела его дальше по жизни и не сулила больших перемен снаружи. Он так же оставался графом и доверенным лицом царя до самой своей кончины.
И лишь перед смертью, уже в своей постели, граф тихо произнес:
- Я не хочу умирать просто ради того, чтоб умереть. Это неправильно. Я хочу, чтобы поняли все, кто меня сейчас слышит. Умереть можно всегда, даже заживо. Не останавливайте ход времени и добивайтесь каких изменений. Только они способны сократить время нашего с вами сближения. Не тормозите сами себя и творите от души в себе и каждом. Тогда можно спокойно лечь и умереть, ибо станет ясно, что жизнь прожитая не напрасна, а обретенная чем-то вновь. Меня гложет сейчас моя совесть. Но не в покаянии грехов, которых я и не совершал. Она гложет совсем по-другому. Не доделанное дело всегда не дает спокойно оставить сей мир. И я хочу передать остальным. Идите и разыщите то, что надлежит энать всем и каждому. ПРАВДУ. Только не ту, что творят во главе, а ту, которую хочет видеть и слагать весь люд. Это моя последняя просьба, а остальное вы сохраните в памяти...
Граф умер, но его душа еще долго и безмятежно бродила по свету, разыскивая ту злополучную папку времени. И кто знает, что возложит дань на его могилу, или кто это сделает снаружи.
Возможно, это и будет то время, которое мы сами приблизили к своей же душе.
А возможно, это будет и другое. Но что?..
Покажет опять же время. Сердце человеческое бьется не напрасно. Именно оно отстукивает минуты чьей-то жизни.
Так нужно дать ему дорогу, и пусть, оно возвышает нас так, чтобы прожитая жизнь действительно была не напрасной.
Чтобы наша, остающаяся здесь совесть, была чиста, как утренняя, слетевшая с лица слеза, и чтобы, наконец, все мы смогли вздохнуть радостно и счастливо - вот она СВОБОДА, долгожданная и прекрасная, не во сне, а наяву.
Только, поймем ли это уже сейчас?..
Кто знает. Время вернуть нельзя и жизни тоже. Значит, остается задуматься и принять все это, как оно и есть на самом деле.
Удачи вам - говорит та душа, всплывая над землею и укрываясь в солнечном свете...
P . S .
Документы так и не были найдены никем из интересующихся ними.
Но время восстановит все наново, и мир заполнит ужасная по своему злу правда.
Но до этого еще далеко...
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Очевидно и не напрасно, или как бы само собой, напрашивается вывод.
А, что же досталось нам взамен тех самых утраченных документов, или, чем вскармливают сейчас, да и уже тогда ту самую историю, за которую некоторые нынче порой стоят горой, наблюдая ее в лице, так называемых, задокументированных фактов?
Подумайте над этим сами.
Время на такое размышление всегда есть.
Есть также оно и на другое. А именно на наше общее, примерно такое же внутреннее согласие на пересмотр всей той исторической чепухи, что нагородила нам суть присутствия чьих-то имен, их повелений и, в конце концов, судеб, бесцеремонно вмешавшихся, можно сказать, в нашу личную жизнь.
И кто бы не стоял за этим – он будет изначально не прав.
История не творится только руками и тем более, простой писаниной по какому-то листу.
Нет. Она творится душами людскими, а также их телами, что движутся своими мыслями в заклад чьей-то собственной совести.
Так что, наполняйте их нужными знаниями, но никогда не переходите предел, так называемой, разумной дозволенности. Это, когда ум начинает перескакивать сам разум.
Прочитанное или уже узнанное сейчас вами не дает права на какой-то объективно аргументированный внешний пересмотр результатов самой истории и тем более, взыскания чего-то по существу еще большего.
Оно дает лишь право рассуждать, а в конечном итоге – не допускать подобного впредь, дабы не осквернять тем самым души и не продвигать сами тела к их еще большему материальному вознаграждению, или фактическому разложению.
Поймется это – значит, возможно наступит то время, о котором здесь говорилось.
Если же нет – то придется снова ожидать до того часа, когда сказанное уже сейчас совершится.
Это та правда, которую хотелось бы всем услышать, но за которую мало кто будет голосовать, если вдруг понадобится в том такая жизненная необходимость.
Мы пока живем и располагаемся вне своей совести.
Это и дает возможность так поступать, или переступать пределы человеческого достоинства, совершая по-настоящему подлость.
Что значит, подлость самой души или, по сути дела, ее настоящий подлог.
На этом, как автор, я прощаюсь с вами и даю возможность убедительно понять, что время – это еще не совсем то, что нас с вами окружает, но еще и то, что когда-то слыло вполне за сносную для кого-то жизнь.
Вот и поразмышляйте над этим и, как говорится, удачи вам всем.
2 апреля 2013 года
СОДЕРЖАНИЕ
Пролог………………………………………3
Глава 1………………………………………7
Глава 2……………………………………..19
Глава 3……………………………………..41
Глава 4……………………………………..65
Глава 5……………………………………..93
Глава 6…………………………………….119
Глава 7.………………………….………..147
Глава 8……………………………………169
Глава 9……………………………………191
Глава 10…………………………………..209
Послесловие……………………………..218