https://ficbook.net/readfic/4741812
Ориджиналы
Пейринг или персонажи:
м/м
NC-17
Ангст, Драма, Детектив, Психология, Любовь/Ненависть
Макси, 136 страниц
10
закончен
Начинающий журналист устраивается на работу в поместье человека, с которым у него старые счеты.
История про семейные тайны, книги, двери и ключи.
В целях сохранения интриги не указываю предупреждения. Они есть. Вас может больно сквикнуть, будьте осторожны.
Содержание
Содержание
Наследство Торрингтонов
Муза Редверса Смита
Россиньоль
Последняя книга Виктории де Вер
Предпоследняя книга Виктории де Вер
Незапертая дверь
Следы в пыли
Фамильный недуг
Последний слой лжи
Заключение
Наследство Торрингтонов
16 августа 196... года
В ушах ещё стоял шум Паддингтонского вокзала: грохот составов, крики носильщиков, царапающие ржавым по ржавому объявления поездов, — а Ред Смит уже вынул папку с документами и, устроившись на скамье так, чтобы никто из пассажиров не видел написанного, начал читать. Кое-что он пролистывал, потому что знал едва ли не наизусть, кое-что нужно было освежить в памяти. В свои двадцать семь Ред на память не жаловался, но всё равно боялся, что приехав в Каверли, упустит какую-нибудь мелочь, не заметит намёка и потеряет след.
Пока судьба ему благоволила. Ничем иным он не мог объяснить того, что Филип Арден именно его выбрал в качестве... слуги? Помощника? Посыльного? Ред затруднялся сказать, как ему следовало себя называть. Это было неважно. Важно было то, что волей случая он мог подобраться к Ардену так близко, как никогда раньше.
Рассматривать вырезанные из газет фотографии Ардена Ред не стал: они все были старыми, сделанными ещё в школе Роттсли. Самая новая была оксфордских времён, снятая на втором курсе — последнем, который Арден окончил. На ней он выглядел ничуть не старше, чем в Роттсли, таким же тощим мальчишкой с острым лицом и тёмными провалами глазниц. Ред видел оригиналы этих фотографий во время поездки в Роттсли. Снимки были чётче и светлее, чем перепечатанные в «Дейли Мейл» и «Сандей Пикториал», и на крошечном, меньше ногтя мизинца лице Ардена уже можно было заметить тот самый отпечаток странной и тревожащей красоты, которая удивила Реда — почему-то очень неприятно — при личной встрече.
Ред поёжился, когда вспомнил Ардена и взгляд его тёмных глаз. Взгляд казался пугающим, пронзительным и видящим всё, но главного Арден всё-таки не увидел: Ред Смит не собирался на него работать, он собирался проникнуть в его дом, в тёмное логово в богом забытом месте, и вытащить на свет все грязные тайны. А они у Ардена были, Ред не сомневался.
Ред никогда бы не обратил внимания на Ардена, если бы тот не пытался так старательно что-то скрыть.
О Филипе Ардене Ред слышал раньше. Об этом в своё время много говорили: о молодом человеке из ниоткуда, неожиданно унаследовавшем крупное состояние, об учрежденных им стипендиях и премиях, о впечатляющих тратах на благотворительность и о его издательстве. Да-да, этот недоучка купил старое и уважаемое, но находящееся на грани банкротства издательство «Стенхоуп», продав гораздо более надёжные активы: недвижимость в Лондоне и паи судоходной компании. Никто в здравом уме не пошёл бы на такой риск, но Ардену повезло — хотя Ред предпочитал видеть в этом лишь волю случая — и издательство благодаря новым вложениям и новому руководству из убыточного превратилось в процветающее. Но пять лет назад, в самый разгар пересудов, благотворительность и премии Реда, тогда ещё студента, не интересовали. Когда же он начал собирать старые сплетни, то постоянно припоминал, что уже об этом слышал: и о не появляющемся в обществе богаче, и о покупке им «Стенхоупа», и о громком переиздании Аккермановского «Микрокосма Лондона», и о передаче доходов от книг Виктории де Вер Детской больнице Эвелины, и о добровольном заточении в какой-то глухомани, и о ранней смерти Колина Торрингтона, и о его наследстве...
На Ардена Реда вывел Найджел Торрингтон, троюродный брат покойного Колина. Ред тогда — счастливые времена, о которых он сейчас вспоминал с улыбкой, мгновенно переходящей в зубовный скрежет от ненависти к Ардену, — работал в «Сити Ивнинг Пост», и это была работа его мечты. Нельзя было сказать, что он к тому времени сделал значительную карьеру: он всего лишь три года как выпустился из колледжа, но перспективы были многообещающими. Ред мечтал писать о рынках, экономике и финансах, и, видит бог, было о чём: о причинах забастовок по всей стране, о последствиях безработицы в Северной Ирландии, о том, к чему приведёт создание ОПЕК; но доверяли ему пока статьи, в лучшем случае, о растущих объёмах продаж еды и напитков через автоматы или о надоевших всем спорах насчёт летнего времени и его экономическом эффекте. По-настоящему значительных тем Ред касался лишь вскользь, но на его счету всё же была пара удачных статей об экономических преступлениях, и Ред мечтал стать эдаким Шерлоком Холмсом от финансов: обличать мошенников, раскапывать информацию, которую скрывали от общественности, предавать огласке сговоры банкиров, писать истории из мира денег, которые по увлекательности не уступали бы романам Агаты Кристи.
Тем летом много говорили о смерти полковника Монтегю, если точнее, лорда Майкла Клиффорда Монтегю, восьмого графа Лилфорда. Он был героем Великой войны и успел — правда, уже не столь героически — поучаствовать во Второй мировой, в конце сороковых начал политическую карьеру, но не очень удачно, став в итоге всего лишь светским персонажем. После его смерти выяснилось, что он оставил после себя огромнейшие долги. Вся его прекрасная светская жизнь: театры и квартиры в престижнейших частях Лондона, клубы и дорогие рестораны, отдых в Каннах и Швейцарии — велась в долг.
Так родилась идея для статьи. Реду совесть не позволила плясать на костях полковника и героя, поэтому он решил взяться за ещё живых аристократов подобного толка, которые жили не по средствам и могли бы олицетворять собой упадок британской знати.
По правде говоря, сложно было сразу сказать, живёт та или иная семья по средствам или нет, и Ред несколько раз брал ложный след. Он обнаружил гораздо больше случаев обратного, когда обладающие хорошими доходами семьи жили скромно, но и нужные примеры тоже нашлись.
Найджел Торрингтон, кавалер Военного креста и ордена «За выдающиеся заслуги», одно время член парламента, оказался именно таким. Как удалось Реду выяснить, поначалу жизнь сэра Найджела вовсе не баловала: он происходил из младшей, бедной, линии Торрингтонов; отец его был обыкновенным провинциальным доктором с весьма скромным доходом. Во время войны Найджел участвовал в операции «Маркет Гарден» и оказался одним из немногих выживших. В последующие годы он занимался то одним, то другим, но более всего политикой, однако ни одно из начинаний денег ему не приносило, скорее, наоборот, вгоняло в расходы. Но зато, когда разница в возрасте перестала быть настолько заметной, он сдружился и, как выражались некоторые, стал прилипалой своего троюродного брата, яркого, успешного, а после смерти матери, Виктории де Вер-Торрингтон, ещё и головокружительно богатого Колина Торрингтона.
Ред мог представить себе страдания Найджела: столь близкий родственник и столь далеко отстоящий на социальной лестнице. Ред был уверен, что Найджела снедала зависть к троюродному брату, к его остроумию, внешности и таланту очаровывать всех, даже к его знаменитости-матери, чьи книги продавались по всему миру, а главное — к его деньгам. Наверняка Найджелу приходили в голову мысли, что деньги Торрингтонов мог бы унаследовать и он, но на пути стояло слишком много людей: сначала должны были умереть родители Колина, потом Колин, потом его собственный отец, и только ему бы наследовал он сам.
Ред — ему всё это подсказывало сочное, плотоядное лицо Найджела Торрингтона, его жадный взгляд голодного зверя — мог легко представить, как Найджел считал умерших, как притворно соболезновал и ликовал в душе, потому что каждый гроб был его ступенью вверх. Сначала умер отец Колина, потом его отец, потом во время речной прогулки утонула Виктория де Вер; и вот тогда осталась лишь одна ступень: кузен Колин, который в двадцать два года вовсе не собирался уступать Найджелу дорогу.
Наверное, в те годы больше всего на свете Найджел Торрингтон боялся, что Колин женится и наплодит наследников, но Колин так этого и не сделал, зато у него обнаружились первые признаки болезни, сведшей в могилу его деда и прадеда. Ред не знал, каковы были те самые первые признаки, известно ему было лишь то, что через четыре года после их появления у совсем тогда ещё молодого Колина отказали ноги, и он передвигался по дому в инвалидном кресле.
Найджел наверняка считал дни и недели до того момента, когда болезнь заберёт его кузена. Его дед и прадед дожили до весьма преклонных лет и провели в постелях долгие годы, но, судя по тому, что болезнь проявилась у Колина гораздо раньше и обездвижила его гораздо быстрее, можно было рассчитывать на более скорый финал. Ред понимал, что сам это придумал, вообразил плотоядно поджидающего новые смерти Найджела Торрингтона, украсил его образ чертами, которые, возможно, реальному человеку не были присущи, но ему упорно виделось в нём нечто омерзительно-паучье, хитрое и опасное, и тем сильнее становилось желание этого мерзавца разоблачить.
Если бы после смерти Колина Торрингтона Найджел разбогател, можно было бы долго спекулировать — конечно, тонко балансируя на грани, чтобы не нарваться на иск за клевету, — на возможности того, что Найджел ускорил смерть больного родственника, потому как в последние месяцы он от него буквально не отходил. Но всё сложилось самым неожиданным образом. Конечно, Найджел был упомянут в завещании, но ему отошли лишь титул баронета, кое-какие фамильные побрякушки и имение Грейвуд, родовое гнездо Торрингтонов. Как удалось выяснить Реду, родовое гнездо пустовало уже лет семьдесят, дом был запущен, а земли истощены и не возделывались. С большой вероятностью, от Грейвуда расходов было больше, чем доходов. Всё прочее, ещё при жизни леди Виктории отданное в фонд под управлением надёжных лондонских «Форбз и Милуолл», было завещано Филипу Ардену.
Можно было ожидать, что Найджел подаст в суд: он был ближайшим родственником, тогда как Арден состоял с Колином в родстве настолько отдалённом, что это можно было не принимать во внимание. Кажется, прапрапрабабка Ардена была из Торрингтонов. К тому же, Найджела и Колина соединяли приятельские отношения с детства, и многие знали, что по предыдущей версии завещания всё отходило Найджелу.
Ситуация была странной, даже необъяснимой: Колин Торрингтон и Арден, судя по всему, не испытывали большой любви друг к другу. Детали не были известны, но все считали, что после достижения двадцати одного года, когда Колин перестал быть его опекуном [1], Арден не виделся с Колином, в чём все видели чёрную неблагодарность — учитывая, как много семья Торрингтонов сделала для нищего родственника. Новость о том, что состояние Торрингтонов перешло Филипу Ардену, взбудоражила всех и сама по себе, и в силу окутывавшей историю таинственности. Что бы ни происходило между Колином и двумя его сонаследниками, оно осталось неизвестным. Никаких новостей не просачивалось ни из-за серых каменных стен Каверли, ни из конторы Форбза и Милуолла. Было известно лишь то, что Найджел остался практически ни с чем и даже не стал с Арденом судиться.
Тем не менее, новоиспеченный сэр Найджел, баронет Торрингтон, вёл жизнь куда более роскошную, чем запершийся в имении Каверли Арден, чем и возбудил интерес Реда. Регулярные обеды в «Ритце», остановки в самых роскошных гостиницах во время поездок на континент и дорогая машина были Найджелу явно не по средствам. Время от времени Найджел ввязывался в странные начинания вроде создания массового автомобиля-амфибии или производства особых транзисторов для калькуляторов, но, хотя все затеи шли крахом, жить Найджел продолжал на широкую ногу, как и раньше.
Ошибкой Реда было то, что он обратился со своими вопросами напрямую к секретарю Найджела. До этого он собирал о нём информацию окольными путями, но, конечно же, правила предполагали, что журналист в таком случае должен обратиться за комментариями к тому, о ком писал. Из четырёх остальных героев будущей статьи трое общаться с Редом отказались, один согласился, а с Найджелом возникла загвоздка: через два дня после разговора с секретарём Реда вызвал редактор и распорядился исключить из статьи упоминания о Найджеле Торрингтоне, а лучше вообще подыскать другую тему. Ред не согласился, но ему в ответ сказали, что он может не надеяться напечатать подобный материал в «Сити Ивнинг Пост», и пригрозили потерей места, если он не прекратит вести подкопы под уважаемых членов общества. Реда это только раззадорило, и он решил, что сможет продать материал в другую газету, более либерально настроенную. Торрингтон был консерватором, так что можно было надеяться, что лейбористская пресса ухватится за возможность устроить члену конкурирующей партии публичную порку.
Но если кого и выпороли публично в итоге, так это самого Реда: его уволили из «Сити Ивнинг Пост», да ещё и с волчьим билетом. После ухода из «Пост» он не смог устроиться ни в одно хоть сколько-либо приличное издание, не говоря уже о том, чтобы снова писать на темы экономики и финансов. Ему даже писать о погоде больше не доверяли.
Самое обидное, Ред так и не узнал, что за слухи распространились о нём в журналистской и издательской среде. Возможно — он знал эту компанию как никто другой — это не было известно даже тем, кто усиленно о нём перешёптывался, они лишь делали вид, что знают нечто. Нечто настолько тёмное и постыдное, что о таком неудобно говорить, либо же связанное с высокопоставленными людьми, чьи имена не хотелось бы пятнать в связи с покрытым позором именем Уильяма Буллера (под этим псевдонимом Ред был известен среди газетчиков). Наверняка, когда разговор заходил о нём, все замолкали с многозначительным видом: «Нет, пожалуйста, давайте не будем об этом. Мы же все знаем, насколько это грязная история». Ред стал жертвой заговора всеобщей псевдоосведомлённости, когда никому не хватало смелости признаться, что он не знает, что натворил Уильям Буллер: это значило бы выставить себя в глазах всех остальных посмешищем и человеком, которому не доверяют настоящие тайны. Ред пару раз наблюдал подобное со стороны, но теперь сам оказался загнанным в угол. К кому бы он ни обращался, все отказывались помочь или что-либо объяснить с типично британским видом: «Господи, Буллер, не будем об этом. Я не хочу даже вспоминать. Ты делаешь только хуже, когда пытаешься трясти своим же грязным бельём».