Неуверенно, словно земля под ним могла провалиться, он подошёл к дыре, опустился на колени и с опаской заглянул в тёмную глубину. В лицо ударил запах гнили. Эпикур поморщился и стал спускать камень в колодец. Наконец груз ударился внизу о что-то твёрдое, и нить ослабла. Эпикур вытянул леску, наматывая её на согнутую руку. Оказалось, что шахта имеет глубину восемнадцать локтей — не так уж много. Он внимательно осмотрел уходящие в темноту ряды выбоин, проделанных в стенках и служивших ступеньками. Спускаться не хотелось. Ещё было не поздно сослаться на нездоровье и пойти к морю или домой. Эпикур знал, что Хайредем будет» счастлив и никогда в жизни не станет обвинять его в трусости. К тому же едва он подумал о нездоровье, в боку действительно заныло.
— Смотришь на меня, словно хоронишь, — сказал он брату. — Не робей, всё будет хорошо.
Надо было начинать. Эпикур вернулся к дереву, снял гиматий и сандалии, остался в одном хитоне, повесил на шею сумку. На этом приготовления закончились. Он снова подошёл к колодцу, сел рядом, осторожно спустил в глубину ноги, нагнулся вперёд, ещё раз осмотрел стенки колодца и утвердил босые ступни в верхних выбоинах. Потом, опираясь ладонями о края ямы, медленно приподнялся на согнутых ногах. Какое-то время он простоял так, ощущая под собой наполненную ужасами глубину, затем оглянулся на Хайредема. Тот стоял бледный, с застывшим лицом.
— Я пошёл! — сказал Эпикур.
— Да помогут тебе боги, — пролепетал Хайредем.
Эпикур нащупал ногой следующую ступеньку, опёрся на неё, теперь на земле лежали его локти. Ещё шаг, и только голова возвышается над площадкой, ещё, и перед глазами одна неровная известковая стена. Нащупывая ногами ступеньки, он сделал больше десятка шагов вниз и постепенно приспособился к такому способу передвижения. В колодце оказалось совсем не так темно, ступеньки были удобными. Вот только запах... Но, в конце концов, не так уж долго его придётся терпеть. Эпикур успокоился, появилась уверенность, что всё закончится благополучно.
И тут из тёмной глубины донёсся странный звук, нечто вроде стона или нечленораздельного высказывания. Эпикур замер ни жив ни мёртв, вслушиваясь в тишину. Звук не повторялся, а он стоял, не в силах двинуться ни вниз, ни вверх, и чувствовал, как от напряжения затекают ноги.
— Эй! — донеслось сверху.
— Что, малыш? — откликнулся Эпикур, стараясь не выдать голосом своего состояния.
— Ты звал?
— Нет.
— Я слышал вроде стон. Что это?
— Не знаю, — ответил Эпикур.
Вопрос брата отрезвил его. Откуда мог взяться стон, кто его издал? Упавший в яму человек? А может быть, там поселился какой-нибудь умалишённый, который, чего доброго, может и напасть... Страх не исчез, но место безотчётного ужаса перед неизвестным заняла боязнь реальной опасности, например, нападение сумасшедшего. А если там раненый человек? Тогда нужно срочно звать на помощь.
— Малыш! — крикнул Эпикур. — Я иду дальше, хочу узнать, что это было.
— Не надо, — попросил Хайредем, — мне страшно.
— Ну-ну, — успокоительно произнёс Эпикур.
Он вынул из сумки нож, надел на запястье прилаженный к ручке ремешок и снова двинулся вниз. Скоро его левая нога вместо очередной выбоины нащупала камень ступеньки, справа открылся узкий провал наклонного хода. Эпикур сжал рукоятку ножа. Готовый к нападению, ничего не видя перед собой, он сделал несколько шагов по неровной и податливой куче гниющих отбросов, перемешанных с каменными обломками, которая покрывала лестницу. Потом ступни ощутили ровный пол. Эпикур остановился, на ощупь достал из сумки кремень и стальную пластинку, и тут что-то смутно-белое шевельнулось впереди. Эпикур сжал зубы и скользящим ударом высек сноп искр. Белое пятно метнулось прочь. Ободрённый, он принялся добывать огонь. Наконец ему удалось поймать искру клочком сухого мха. Он засветил лучинку и огляделся. Впереди виднелся довольно широкий низкий ход, полого спускавшийся в темноту. На границе освещённого пространства стояла белая собачонка и настороженно глядела на пришельца. Мгновение она стояла неподвижно, потом припала на передние лапы, потянулась и нервно зевнула, издав тот самый нечленораздельный звук.
Эпикур облегчённо вздохнул и засмеялся. «Вот и все», — подумал он и, светя лучиной, занялся поисками кинжала. Только что, спускаясь сюда, он не обратил внимания, по какой вонючей слякоти ему пришлось пройти, теперь его мутило от отвращения. К счастью, кинжал вскоре нашёлся, его лезвие сверкнуло, отразив огонь. Эпикур, внутренне торжествуя, засунул измазанную грязью драгоценность в сумку, где уже лежал его собственный нож, убранный за ненадобностью.
Можно было возвращаться, но Эпикуру захотелось осмотреть подземный ход, и он, светя лучиной, двинулся туда. Собака затрусила впереди, боязливо оглядываясь. Вонь исчезла, навстречу потянуло свежестью, вероятно, не слишком далеко был выход. Но очень скоро дорогу перегородил завал. Собака забралась на него и юркнула в какой-то лаз. Эпикур решил возвращаться, швырнул догоревшую лучину и пошёл к началу хода, который если смотреть из темноты, казался достаточно освещённым. Страха не осталось, его место заняло чувство собственной силы. Эпикур очень быстро выбрался наружу и зажмурился от солнечного света. Каким всё оказалось простым! Но куда делся брат?
— Хайредем! — позвал Эпикур.
Хайредем осторожно выглянул из-за дерева.
— Иди сюда, я вернулся. Смотри, и кинжал нашёл!
Хайредем подошёл и взял находку.
— Мог бы крикнуть, когда вылезал, — буркнул он, — а то сказал, что идёшь, и как провалился.
— Ладно, — сказал Эпикур примирительно, — не сердись. Всё хорошо.
— А что там было? — Хайредем показал глазами на вход колодца.
— Ничего особенного, как я и думал. Куча дряни и заваленный ход. Ещё собака была, падаль, наверное, какую-нибудь искала. Это она тогда заскулила.
Эпикур накинул гиматий, только теперь он понял, что отчаянно замёрз. И вместе с тем он чуть ли не физически ощущал, от какой тяжести освободился.
— Бежим вниз, — махнул он брату, — надо смыть эту гадость.
— К дому Леосфена?
— Конечно. Это близко, и потом — хорошо бы отдать кинжал.
— Не продешеви, запроси драхм десять, — посоветовал Хайредем.
Братья пробежали по каменистой дороге и оказались на краю бухточки с неширокой полосой песчаного берега. В этот ранний час на пляже ещё никого не было. Эпикур вымыл ноги и присел рядом с братом на узловатый ствол, выброшенный на берег недавней бурей. Хайредем старательно чистил песком лезвие кинжала. Они решили немного подождать, не появится ли Леосфен, который часто начинал день с купания.
Действительно, вскоре задняя дверь в ограде его дома открылась и из неё вышли хозяин и его слуга Эсон с корзиной в руке. Леосфен был высок и хорошо сложен. Бритое лицо и короткая стрижка молодили его и выглядели необычно. Эта введённая Александром новая мода, может быть из духа противоречия, не пользовалась популярностью в Греции.
Леосфен в армии Александра командовал большим отрядом греческих наёмников и считался искусным военачальником. Его называли преемником знаменитых афинских полководцев Хабрия, Тимофея и Фокиона. Он участвовал во многих сражениях, прошёл с Александром Фригию, Лидию, Сирию, Египет, Вавилонию и Перейду. Год назад в Парфии он получил тяжёлую рану в стычке с массагетами и приехал на Самос лечиться у врача, которому доверял. Лечение оказалось долгим, он вызвал из Афин жену с детьми и отдыхал здесь от нелёгкой службы последних лет. Но отец говорил, что Леосфен собирается вернуться к войску, которое находилось теперь в невообразимо далёкой Бактрии.
Эпикур и Хайредем вышли навстречу воину. Леосфен поздоровался и остановился, с любопытством глядя на сыновей учителя, искавших с ним встречи. Хайредем опустил кинжал на сложенные ладони Эпикура, и тот торжественно поднёс находку Леосфену.
— Мой кинжал? — воскликнул Леосфен. — Вы что, лазили за ним в эту вонючую дыру?
— Эпикур спускался, — объяснил Хайредем, — а я помогал.
— Что ж, поступок отважный, — сказал Леосфен, принимая из рук Эпикура кинжал. — Ты достоин награды и получишь от меня тридцать драхм.
— Я не возьму награды, — сказал Эпикур. — Всю плату я уже получил сполна, пока был в колодце.
— Нашёл что-то ценное?
— Нет, потерял. Оставил там все свои страхи. Теперь в жизни не испугаюсь никакого заклятия.
Леосфен пристально поглядел на Эпикура.
— Хотел испытать себя?
— Да, — кивнул тот, — и ещё доказать, что рассказы о заклятиях — чепуха.
— Ладно, — улыбнулся Леосфен, — я найду способ наградить тебя. Кстати, перед отъездом я хочу подняться в горы на поклон Афродите Акрее. Хотите со мной?
— Ещё бы! — воскликнул Хайредем раньше, чем Эпикур успел открыть рот.
— А можно будет взять моего друга Софана? — спросил Эпикур.
— Хорошо, — согласился Леосфен, — Беру всех, если родители не против.
Он быстро разделся, кидая одежду слуге, взбежал на округлую скалу, ограждавшую пляж справа, помахал рукой братьям и бросился в море.
Они вернулись домой к завтраку. Хайредем картинно расписывал подвиг Эпикура, Хайрестрата ахала, Неокл слегка отругал первенца за рискованное предприятие, но было видно, что он доволен, слуги шёпотом обсуждали событие, малыши липли к старшему брату.
Эпикур ощущал необыкновенную лёгкость и желание делать добро. После окончания занятий он увидел на школьном дворе Филиста и подошёл к нему. Кругом никого не было, и Эпикур решил сказать своему бывшему учителю то, что давно собирался. Они поздоровались.
— Слышал я о твоей проделке! — сказал Филист. — Видно, под счастливой звездой ты родился, как я под несчастной.
— Послушай, Филист, — начал Эпикур, стараясь говорить как можно мягче, — вот ты всегда ходишь такой невесёлый, и я подумал, может быть, ты преувеличиваешь размеры своего несчастья? Конечно, тебе сильно не повезло, но всё-таки разве ты живёшь так уж плохо, чтобы совсем не радоваться жизни? Отец тебя уважает, ребята ценят. Многие и того не имеют, что есть у тебя, и довольны...
— А ты что, хочешь, чтобы я ещё и голодал? — с неожиданной злобой отрезал Филист. — Ты мал и многого не понимаешь, — добавил он, немного остыв, горько усмехнулся и заковылял к выходу на улицу.
Эпикур был сбит с толку. Он надеялся подбодрить Филиста, помочь ему изменить взгляд на свою жизнь, а получилось, что обидел и ещё больше испортил настроение.
Разговор с Филистом заставил Эпикура задуматься о сущности счастья. «Почему, — размышлял он, — из двух людей, живущих одинаково, один может считать себя счастливцем, а другой без конца сетовать на судьбу?»
Алтарь Афродиты
Гора Афродиты находилась довольно далеко от города. Поездка должна была занять пару дней с ночёвкой в горах. Леосфен нанял проводника с двумя вьючными мулами и позаботился о лошадях для Софана и Миса, которого Неокл послал сопровождать сыновей. Эпикур и Хайредем должны были ехать на мулах проводника, сидя поверх вьюков.
Рано утром семеро путешественников отъехали от дома Леосфена и направились по приморской дороге на запад. Эпикур ехал рядом с Леосфеном, удобно устроясь на свёрнутом одеяле и уперев ноги в ремень, соединявший вьюки. Впереди он видел соломенную шляпу и выгоревшую накидку проводника, широкий круп и мотающийся хвост его кобылы. Слева твёрдо стучали копыта великолепного, покрытого дорогой попоной коня Леосфена, сзади слышалась болтовня Хайредема и едкие шуточки Софана в его адрес, изредка доносились голоса слуг, ехавших сзади.
Они довольно долго двигались по приморской дороге, потом проводник свернул с наезженной полосы на тропу, уходившую налево к горам по долине небольшой речки. Скоро долина превратилась в ущелье, тропа покинула речку и круто пошла вверх через заросли кустов и низкорослых деревьев. Чтобы не упасть, Эпикуру пришлось передвинуться назад и уцепиться руками за ремень. Животные с трудом преодолевали подъём. Петли колючих лиан переплетали ветки дикой фисташки, лавра, земляничного дерева. Над стенами тёмной глянцевой листвы висел дурманящий запах. Наконец тропа стала более пологой, и всадники оказались на широком покатом лугу. Справа он упирался в рыжую, с пятнами кустов скальную стену, слева словно повисал над морем, и оттуда с разноголосым блеяньем поднималось стадо овец.
Были моменты, когда тропа выходила на край крутого склона, и внизу показывался изрезанный берег, похожий на лапу, скребущую море каменными когтями, несколько раз открывался город. Сверху Самос напоминал пёстрый платок, разложенный на склоне узкого холма, за которым в долине скрывался подземный родник, питавший водопровод. Они видели пролив и лежащие за ним высоты мыса Микале, возле которого когда-то эллины окончательно разбили флот Ксеркса.
Несколько раз проводник делал остановки около родников, давая людям и животным недолгий отдых. Около полудня они достигли места, где обычно останавливались паломники. Это была поляна, замкнутая могучей серой скалой с неглубоким гротом, своды которого потемнели от копоти бесчисленных костров, издавна разводившихся здесь. Перед гротом рос приземистый дуб с сотнями ленточек, привязанных к его нижним веткам почитателями божества. Ребята с удовольствием растянулись в тени дерева. Эсон, Мис и проводник позаботились о животных и занялись устройством лагеря.
Леосфен показал ребятам гору Афродиты — крутой каменный взлёт округлого зелёного гребня. Туда полагалось идти пешком. Заговорили об учёбе, и Хайредем, хвастаясь своими успехами, стал декламировать выученный отрывок из речи Демосфена «О венке».
— Поменьше страсти, — засмеялся Леосфен.
— Разве я читаю неправильно? — обиделся Хайредем.
— У каждого оратора, — сказал Леосфен, — свой стиль речи. Эсхин сдержан и зол, Гипперид чуть ли не поёт, вроде того как ты изображаешь Демосфена. А он... он как бы беседует, объясняет, рассказывает. Впечатление такое, что он говорит не перед сотнями людей, а обращается к каждому в отдельности.
— А как говорит Демад? — спросил Софан.
— У него деревенский выговор и талант смешить. Между прочим, когда он попал в плен при Херонее, то своими шутками понравился Филиппу, и царь доверил ему переговоры о мире.
— Его полюбила! — вздохнул Софан. — Сын бедного рыбака, а добился такой славы и такого богатства!
Эпикур не особенно прислушивался к разговорам, он впервые был в горах, и всё вокруг казалось ему особенным. Сейчас он разглядывал скалу, рассечённую косыми трещинами, и находил в её выступах и провалах подобие грубых изваяний.
После недолгого отдыха и лёгкой еды паломники уже собрались было идти к вершине, но тут разразилась гроза. Сперва над гребнем показался сверкающий белизной край тучи. Но чем выше она поднималась, тем становилась темней. Клубящаяся мгла переходила в серую непроницаемую завесу ливня, вздрагивающую от молний.
Слуги перенесли вещи в глубину грота, завели туда лошадей. Ребята стояли снаружи, наблюдая захватывающее и жуткое зрелище надвигающейся непогоды, и ёжились от раскатов грома, то далёких, глухих, то резких, словно трескались горы. Какое-то время озарённый солнцем хребет неестественно ярко горел на фоне грозовой тучи. Потом на него набежала тень, полоса дождя перемахнула гребень, скрыв его из глаз. На миг зажглась радуга, начинавшаяся в небе и концом подметавшая склон. Откуда-то снизу ударил ветер, и холодный ливень хлынул на поляну.
Ребята бросились в грот, но дождь, казалось, шёл со всех сторон. Он нёсся вниз неровными косматыми лентами, всё исчезло в пепельной мгле и шуме дождя, украшенном частыми ударами грома.
Эпикур был захвачен огромностью и мощью происходящего. Он со страхом ощущал, что здесь, так близко к небу, Зевсова стрела может в любой момент сжечь их или обрушить на них скалу, под навесом которой они прятались. И вместе с тем картина необузданности стихии и даже страх перед ней несли в себе непонятную острую радость.