- Храни Бог Вас и вашу семью. Я за Вас до конца жизни молиться буду.
Появившаяся в дверях операционной медсестра, улыбнувшись, кивнула.
- Идите к сыну. – Тамара обняла женщину, провожая ее взглядом до тех пор, пока та не попала в такие же теплые объятия медсестры.
Брошенный на часы взгляд отсчитывал последние полчаса ее дежурства. Сейчас Сережа сменит ее и можно домой. К Валере, к Насте. Валера скачал какой-то новый фильм. «Про любовь…» – заговорщицки прошептал ей сегодня по телефону. Полтинник почти, а иногда как тот двадцатилетний мальчишка, каким был, когда они встретились. У Насти послезавтра контрольная по истории, надо еще раз прогнать хронологию Северной войны. И обязательно позвонить Вите! Она ведь так и не поздравила его еще с Днем Рождения. Вернувшись взглядом к окну, увидела лишь уже закрывшиеся двери реанимобиля. Затишье. Очередное. Надолго ли?
Двери в конце операционного этажа шумно распахнулись, впуская стремительно приближающиеся к ней носилки, которые сопровождали врач реанимослужбы и Игорь, второй хирург из их дежурной бригады.
- Огнестрел. – На ходу обрисовывал ситуацию врач. – Мужчина, сорок девять лет. Пуля застряла между ребрами, почти у легкого. Трехминутная остановка сердца.
Сколько уже Тамара работает здесь, а внутри все так же сжималось каждый раз, когда она слышала этот звон колесиков носилок и видела этих увешанных трубками людей, за которых, отбросив усталость и забыв о еде и сне, в бой. В двери кабинета показался уже переодевшийся Сергей, подойдя к ней, остановился рядом.
- Я займусь, – тронул он ее плечо, – ты отдыхай. Его данные, – двинулся он уже к Игорю, протягивая руку, – надо сообщить семье.
Отточенные, сотни раз выполняемые действия вдруг дали сбой. Игорь, на ходу взяв у врача заполненные документы, вдруг замер. Не сразу поняв, что разговаривает с пустотой, врач реанимослужбы ошарашенно остановился метров через пять. Игорь же вдруг поднял глаза. Даже с такого расстояния Тамара заметила его остекленевший взгляд.
– Валерий… – Игорь медленно протянул планшет с документами Сергею, – Константинович… – Нехороший холодок тронул ее сердце. – Филатов.
Она не видела ни замершего Сережу, медленно повернувшегося к ней, ни ошалевшей медсестры Верочки, в этот самый момент показавшейся в дверях операционной, открывшей их для пострадавшего, ни появившуюся в конце коридора Настю, которую, обняв за плечи, вела кто-то из девочек-медсестер. Слушая учащающееся биение собственного сердца, Тамара сделала шаг вперед, еще один. Мир рушился, ноги подкашивались. Валера… Валера???? Увидев его бледное лицо, окровавленную рубашку, она замерла. Казалось, время остановилось, тянулось, словно резина. На самом деле…
- В операционную. – Несколько секунд на принятие решения. Все присутствующие на этаже вздрогнули от вдруг прозвучавшего собранного, сосредоточенного ее голоса. – Через пять минут начинаем.
- Тамара… – Сережа подошел к ней, взял за руку. – Давай я. Не страшно, если я начну раньше своей смены. Да и ты…
- Дело не в смене. – Ради него она должна взять себя в руки, должна собраться. Эмоции, причины, все потом. – Это мой муж. Я сама. Позаботься, – увидев дрожащую в руках медсестры Настю, дрогнувшими губами она улыбнулась ей, – о ней.
Двери стремительно захлопнулись за ее спиной.
- Сделай нам сладкого чая, – усаживая Настю на диван, попросил Сергей медсестру. Та, кивнув, скрылась за дверью ординаторской.
Привычные огни операционных светильников, защёлкнувшие на руках перчатки.
- Давление девяносто на шестьдесят. Пульс семьдесят три. – Голос ассистента справа.
- Кислород. Начинаем. – На секунду закрыв глаза, Тамара представила лежащий в кармане медицинского халата образок. «Помоги, пресвятая…»
Скальпель, зажим, трубка. Привычные отточенные движения.
- Давление семьдесят пять на сорок!
- Реанимация! Дефибриллятор! Разряд. Еще! Разряд! Еще!
Давай, черт тебя побери! Ты же Валера Филатов, Фил!
- Есть! – пересечение взглядами с Игорем, его моргнувшие ресницы.
Вытащили…
- Пять кубиков лидокаина. Продолжаем. Вижу пулю.
- Меньше сантиметра от легкого. Чертовка… – пробормотал Игорь.
Чего ей стоят сейчас эти уверенные движения рукой, знала только она одна. Пинцет уверенно сжал пулю в своих объятиях. Главное спокойно, не спешить. Медленно, осторожно…
- Есть.
- Антисептик! – Игорь протянул руку ассистирующей медсестре.
Тамара облегченно вздохнула, пока Игорь обрабатывал рану, посмотрела на лицо мужа. Вытащили…
- Давление?
- Девяносто пять на семьдесят, стабилизуется. – Игорь посмотрел на нее. – Аритмия сохраняется.
- Реанимация. Аппарат ИВЛ, капельницы с атропином. Я подойду минут через десять.
Прижимая к себе дрожащую Настю, Тамара стояла, прислонившись к стене, и плакала. Тихие, беззвучные слезы катились по щекам. Так бывает… когда отпускает…
- Лучше всего номер было видно с регистратора машины Филатова, – паренек стремительно подошел к Введенскому, замер напротив него. – Пробили его.
- В угоне.
Это был даже не вопрос.
- Само собой.
Введенский вздохнул, потерянные впустую минуты.
- Но кое-что все же есть.
Интерес вернулся во взгляд Введенского.
- Машину нашли в районе платформы Моссельмаш. Фургон принадлежит небольшому ресторану в двух кварталах от квартиры, – не обращая внимания на непонимающие взгляды остальных, продолжал паренек. Главное, Леонидыч понимает. – И буквально вчера проходил техосмотр. Другими словами, его одометр стоял на нуле. Учитывая расстояние от квартиры до ресторана и сравнивая его с набежавшими километрами, получается, что дальше МКАД они не уезжали.
- Значит, – Введенский повернулся обратно к ноутбуку, раскрыл на нем карту севера и северо-запада Москвы, – они где-то в этом районе, – увеличив карту, он замер мышкой на территории между Ипподромом и Химкинским водохранилищем с юга на север и Звенигородским и Волоколамским шоссе с запада на восток. Паренек согласно кивнул. – Вести его за город им нет смысла. Слишком мало времени у них. Пароль им нужен к утру, к началу сессии.
- Им нужно тихое, спокойное место, где никто не помешает.
Ни паренек, ни Введенский не замечали ни вздрагивающую от их слов и прекрасно все понимающую Ольгу, ни остающегося в состоянии истукана Кира, до сих пор пытавшегося осознать вторую работу своего отца, ни молча, одними губами чертыхающегося Белова, ни так же молча молящегося Космоса. Все они очень хорошо понимали и то, что сейчас происходит с Витей, и то, что каждая новая наступающая минута может стать последней в его жизни. Потому что все они были готовы головы свои отдать на отсечение, что попытки похитителей узнать пароль закончатся известным результатом. Нулевым.
- По сути таких мест полно, – вздохнул Введенский. – Что маячок? – повернул он голову к пареньку.
- Молчит.
- Если его сразу вырубили, – размышлял вслух Введенский, – у него просто не было времени его активировать. А сейчас боюсь, нет возможности…
- Остаётся гадать. – Вздохнул теперь уже паренек.
- Что пробивка телефонов?
- Ребята работают.
- Быстрее пусть работают! – Не крик, не повышение голоса, стальная нотка человека, понимающего, что дорога каждая секунда. Паренек кивнул и скрылся за дверью.
- Игорь Леонидыч… – Введенский повернулся на Ольгин голос, Белов и Кос, замерев губами, сделали тоже самое. Кир придвинулся ближе к ней, не отпуская ее руку. – Мне кажется, им нужно заброшенное, крайне малолюдное место, куда люди и соваться-то не будут.
Ольга пыталась взять себя в руки, понимая, что сейчас не слезы надо лить, а думать, сражаться, пока он там борется за свою жизнь, искать, не останавливаясь ни на секунду. Всем сердцем, всей душой чувствуя испытываемую им сейчас боль, она пыталась не думать о его мучениях, а думать о том, как его скорее найти. Старательно задвигая эмоции на задворки сердца, пыталась рассуждать здраво, где можно найти такое место, чтобы спокойно вытряхивать из человека душу. Слово «пытать» не хотела произносить даже мысленно.
- Заброшенное… – пробормотал Введенский, что-то набивая в поисковой строке ноутбука. – Несколько крупных строительных площадок, но только на трех из них работы заморожены. Ховринская больница, два или три входа в заброшенные туннели метро, штук пять недостроев. Много… – Введенский отчаянно ударил ладонями по столу, – все обыскивать не то, что ночи, суток не хватит. Даже если я подниму всех своих ребят. – Задумавшись на мгновение, он вдруг достал из кармана еще один телефон, рука замерла над кнопкой лишь на секунду. – Прошу прощения, господин президент. Понимаю. Ночь.
Все присутствующие, открыв рты, слушали Введенского. Но даже этот факт, что тот не побоялся, осмелился потревожить в столь поздний час первое лицо страны, не мог пока изменить отношение Белова ни к нему, ни ко всему происходящему.
- Спасибо. Скидываю Юре адреса. – молча поднятая на одного из находящихся рядом людей голова. Тот придвинул к себе ноутбук, стал быстро что-то набирать на нем.
- Но даже добраться до каждого из этих мест это около часа… – пробормотал, вздыхая, Введенский и тихо, чтобы никто не услышал, добавил. – Держись, Витя…
Но она все равно услышала. И вздрогнула, сглотнув очередной покативший к горлу ком.
Теперь он точно знал, что такое ад. Сколько прошло времени, прежде чем сознание начало покидать его, наплевав на пожирающее тело боль? Сколько он, сжимая зубы, давя в себе крик, снова и снова буквально чувствовал «ласкающие» ступни языки огня? Поначалу пытался увернуться, но разгулявшийся костер доставал его везде, да и обессиленное тело не слушалось, предпочитая висеть уже почти безжизненной плетью. Откуда-то с задворок сознания до него доносился голос Каверина:
- Ну, как, Витек, согрелся? Могу добавить огонька!
- Не перегнем палку, Евгеньич? – хмыкнул, смеясь, кто-то из «шестерок». – Степаныч шашлык не заказывал.
- Не боись, все рассчитано до миллиметра.
Он даже не понял, как отключился. Просто в какой-то миг и так тусклый свет в глазах окончательно погас. Тело окутала расслабляющая тяжесть, как бывает, когда хорошо поработаешь в спортзале, а в голове стало так ясно и спокойно, что захотелось просто отдаться этой долгожданной неге и плыть по ее волнам. Плыть, плыть…
Поймали. Вздрогнув от знакомого запаха и не сдержав вырвавшегося из груди стона от тут же вернувшейся боли, Пчелкин открыл глаза. Первое, что увидел, обильно политые кровью осколки камней. Следующим было понимание того, что руки больше не закованы в цепи, а сам он лежит на полу. Завывающий в расщелины ветер немного охлаждал все еще горящее тело.
- Поговори со мною, Витя… – голос Каверина противно пропел над ухом, а сам он склонился над ним. – О циферках поговори… До звездной полночи до самой свой сладкий крик мне подари…
- А ты поэт, Евгеньич! – заржал другой голос.
Пчелкин молчал, не зная, сколько драгоценных секунд или минут передыха ему дарует судьба, восстанавливал силы, пытался воскресить превращенные в золу последние внутренние резервы тела. Веки закрывались сами собой.
- Да ты, Витенька, засыпаешь прямо на ходу! – наигранно поразился Каверин. – Или на лету… Или на лежу… – Снова ржание «шестерок» со всех сторон. – Неужто ты устал? И выглядишь неважно… Могу предложить расслабляющий массаж.
Опустившееся на его поясницу колено, со всей силы вдавившее его в камни, своей неожиданностью вырвало уже не стон, а полукрик-полурык. Тут же одной рукой схватив его за волосы, Каверин резко отдернул его голову назад, так что в глазах засверкали новогодние фейерверки.
- Рановато… для салюта… – Язык, как и тело, уже с трудом вел себя адекватно, заплетаясь не хуже роящихся в голове мыслей.
- В самый раз, Витя, – противно зашипел Каверин, – в самый раз. Глядишь, головушку-то прояснит, поймешь, что ни одна высокая идея, как бы красиво она ни звучала, не стоит всех этих кругов ада, конец которым один.
- Ты прав… – Каверин аж замер от неожиданности, склонился еще ближе к его лицу, чтобы, видимо, почетче расслышать заветные цифры. – Не стоит… – последним усилием воли повернув голову, Пчелкин почувствовал вновь захлестнувшее его огромное желание оросить эту противную физиономию, но далеко, сука… – Она бесценна…
Яркая, ярче всех предыдущих, взорвавшаяся в голове, словно самый главный, самый большой фейерверк, боль накрыла его в тот миг, когда понявший смысл его слов Каверин поднялся с пола, одновременно за волосы поднимая и его. Ноги не держали. Швырнув его в руки «шестерок», Каверин сплюнул в растревоженную строительную пыль.
- Слишком умный, да? – Прошипел, глядя в его сторону. – Пора твою головушку встряхнуть, глядишь, и мыслишки утрясутся.
Почему ему уже почти наплевать, куда его тащат? Бодрящие прикосновения арматуры к его спине, впившиеся в запястья куски проволоки, приковывающей его к тому, что когда-то было стеной, а сейчас являющее собой переплетение толстых металлических жгутов, где-то еще хранящих следы бетонной заливки.
- Значит… – Каверин подошел к нему и замер, глядя прямо в глаза. Пчелкин тяжело дышал, даже не пытаясь предполагать, что еще может придумать его воспаленный мозг, – рановато для салюта…
Щелчок пальцами в воздухе, что-то холодное коснулось шеи. И в следующий миг до тех пор еще держащиеся куски штукатурки осыпались окончательно от взлетевшего к потолку его крика, ставшего самым ярким сопровождением взорвавшихся в его глазах миллионов брызг от пронзившего тело разряда.
- Пароль, Витя…
Пчелкин даже не почувствовал больно сжавшие его подбородок пальцы Каверина, сквозь пелену в глазах смог разглядеть его лицо. А вот так уже лучше, можно попробовать… Второй разряд вошел в его тело сразу после вновь попавшего в цель плевка. Безжизненно уронив на грудь после третьего разряда голову, взглядом скользнув по пряжке ремня, Пчелкин даже не успел понять, прежде чем отключиться, показалось ему или нет…
====== Глава 12. Наперегонки со смертью. ======
Брошенный вскользь взгляд на часы. Целых пятнадцать минут, как он ничего не делает, и почти пять часов, как Витю похитили. Введенский вздохнул, он не привык бездействовать и минуты, когда речь шла о жизни его ребят. Но сейчас он ровным счетом ничего не мог сделать. Только ждать. Ждать, когда пробьют Витины телефоны, ждать, когда группы спецназа доберутся до адресов, ждать, когда появится сигнал маячка. В последнее с каждой минутой верилось все меньше.
Переведя взгляд на Ольгу, он вдруг вспомнил, как много лет назад однажды так же сказал Маше, что выбрал хождение по лезвию ножа, и он поймет, если она… После этих слов она зажала ему ладошкой рот, сказала: «Дурачок…» и поцеловала. И с тех пор всегда рядом, ни жалобы, ни упрека, ни сожаления. И любовь. Каждый день, каждый миг даримая ему любовь, что помогает держаться, сцепив зубы, снова и снова выкарабкиваться. И сейчас Введенский знал, что не только правильности выбранного пути, но и любовь помогает держаться Вите. И, если он вернется из этого ада, то во многом благодаря ей, любви, любви его Оли.
Она, словно почувствовав его взгляд, повернула к нему голову. Ни слезинки, только сжатые в кулаки руки и такая боль в глазах, что его закаленное годами сердце сжалось, как и зубы, что готовы были грызть мерзлую декабрьскую землю, только бы найти его…
- Игорь Леонидыч! – Вздрогнув, Введенский повернулся на голос. Подбежавший к нему паренек из его группы, однако, не сиял удовольствием от результата, что, видимо, содержался в сжимаемом в руках листке бумаги. – Пробили телефоны. Ничего, за что можно было бы зацепиться.
- Черт! – Введенский с такой силой ударил по столу, что стоявший на нем стакан воды подскочил и свалился на пол, звон битого стекла прозвучал, словно выстрел, убивающий сейчас в их сердцах последнюю надежду.
Ольга еще сильнее сжала кулаки у рта, гася ими вырывающийся стон, Кир вдруг резко поднялся и, сев рядом, обнял ее за плечи. Космос вспомнил даже те слова русского народного, которых и не знал. Белов же старательно отгонял от себя залетевшую в голову шальную мысль: если Пчелкин не вернётся живым, возможно ли, что Ольга…? Понимая все мерзость и предательскую сущность этих мыслей по отношению к другу, Белов, тем не менее, никак не мог от них избавиться.