- Не слишком ли самоуверенно? – усмехнулся Пчелкин.
- Я знаю свои возможности. Знаю, что ваши, – он пристально посмотрел на Пчелкина, – возможности не безграничны. Это дает мне право…
- Почему вы допускаете только такой расклад? – Перебил его Витя.
- Нет, вы, конечно, вправе предпочесть умереть. – Мужчина достал из кармана сигарету, затянулся. – Но спешу вам сообщить, что смерть ваша будет долгой и мучительной. Боюсь, вашей красавице-жене могут даже не дать поцеловать вас на прощание…
Удалось ли ему скрыть предательски упавший куда-то вниз комок в горле? Понимал ли он все до конца, когда говорил Введенскому «да» в далеком 91-ом? Отдавал ли себе отчет в том, что времена меняются, а методы отморозков остаются? Видел ли, что в этом хаосе камней и хлещущего по ногам холодного ветра он, возможно, найдет свое последние пристанище? С Днем Рождения, Виктор Павлович Пчелкин.
- Эти чертовы мусора не меняются!
Раздавшийся голос за спиной заставил Пчелкина уже неприкрыто вздрогнуть. Не может быть…
- Что опять, мой дорогой? – выпуская в воздух очередной клуб дыма, усмехнулся его «коллега».
- Перекрыли все от Беговой до центра. Очередные учения, чтоб их! Пришлось через Калужку пробираться. Ближний свет!
- Это не учения, это, я так понимаю… – мужчина вернулся взглядом к Пчелкину, – ищут вас.
- А ты молоток, Степаныч! – Слушал Пчелкин голос из далекого 89-ого, слушал и не верил в такую издевку судьбы. – Как тебе удалось так быстро гаденыша найти?
- Опыт, мой дорогой, опыт. И большие деньги, которые наш заокеанский хозяин выделил на дело. И мы не можем его подвести. Шутки в сторону. – Усмешка в мгновение покинула его лицо, глаза блеснули стальным холодом. – Он твой! Делай, что хочешь, но пароль нужен мне к утру.
- Уж что что… – голос за спиной приближался, – а у меня и немой заговорит.
- Или утром у меня пароль, или я тебя вместе с ним тут закопаю.
Удаляющиеся шаги эхом набата звучали в голове Пчелкина. Вдруг большой пластиковый пакет накрыл его голову. Чьи-то руки держали его, не давая вырваться, другие все сильнее затягивали пакет на горле. Когда первая судорога накрыла его, удавку убрали так же неожиданно, как и накинули. Не дав опомниться, схватили за руки и потащили к свисавшему с потолка якорю. Железные цепи зазвенели в тишине заброшенного цеха. Словно послушная веревка они окутали его запястья, скрежет заржавевшего механизма привел якорь в движение, потащив его к когда-то бывшей огромным чаном зияющей в полу дыре. Холод сковывал ноги и тело сквозь тонкую ткань рубашки. В накрывшем его полузабытьи Пчелкин все равно услышал приближающиеся шаги. Чья-то рука резко одернула его голову за волосы.
- Оппа…. – протяжный вздох удивления, тут же сдобренный отборным матом. – Мир тесен. Слишком тесен для нас… двоих…
Резкий запах нашатыря ударил в нос. Вздрогнув, Пчелкин открыл глаза.
- Ну, здравствуй, Витенька… – злобно пропел стоящий напротив него Владимир Евгеньевич Каверин. – Пожалуй, начнем… разговор…
- Да пошел ты…
Последнее слово утонуло в скрежете поднимающих его вверх цепей.
Белый смотрел на Ольгу и понимал, что он прав. Но это никак не укладывалось в голове. Безбашенный друг Пчела, всегда готовый на любой шабаш, всегда первый на поприкалываться, и… «Валькирия»?
- Что за птичка эта ваша валькирия? – Космосу надоело наблюдать их скульптурную группу. – Секта, что ль?
- Хуже, Кос… – Пробормотал Белов, не сводя глаз с Ольги, та, однако, тоже не отводила взгляда. – Секретная группа, созданная еще в стенах КГБ почти сорок лет назад. Подчиняется лично президенту. Участники ее неприкосновенны для судов всех инстанций и, по сути, могут творить все, что посчитают нужным для выполнения дела. А дела эта славная структура решает непростые, касающиеся военной и экономической безопасности страны. Состоит полностью из внештатных сотрудников, и только руководитель является действующим офицером ФСБ.
- И какое отношение эти ребята имеют к нашему Пчеле? – Кос все еще не догонял.
- Самое прямое, Холмогорыч, самое прямое. – Белов покачал головой, перевел взгляд на Ольгу. – И как давно? – Саша уже знал ответ на вопрос, но все равно почему-то задал его.
- С десятого августа одна тысяча девятьсот девяносто первого года.
Белов и Космос одновременно повернулись на прозвучавший в дверях голос. Ольга продолжала сидеть неподвижно, в отличие от них нисколько не удивившись ему.
====== Глава 11. Все круги ада. ======
Пока Космос соскребал с пола челюсть, а Белов, не стесняясь ребенка, вспоминал весь свой арсенал русского матерного, обладатель голоса подошел к столу. На белоснежную скатерть лег запылившийся ноутбук, рация, какие-то другие приборы. Попытавшемуся было возразить директору ресторана в нос тут же молча была протянута корочка, прочитав которую тот лишь вздохнул и, глянув на скатерть, скрылся за портьерой.
- Какого… – наконец, обрел дар речи Белов. Принять тот факт, что Пчелкин оказался из структуры им, Беловым, всегда «горячо обожаемой» оказалось гораздо легче, чем то, кто является руководителем этой самой структуры.
- Александр Николаевич, – невозмутимо включая ноутбук и что-то настраивая на нем, ответил Введенский, – наш с вами обмен любезностями давайте оставим на потом. Сейчас у нас одна задача, и вам решать, будем ли мы работать над ней вместе или разбежимся по углам, и вы вдоволь сможете дуть щеки своей обиды.
- Так вот здоровье какой мамы… – пробормотал, наконец, все понявший Космос.
- Игорь Леонидыч, – показался в дверях молодой паренек, подошел к ним, протянул флешку, – здесь записи с камер наблюдения ресторана и автосервиса, что в конце улицы.
- Отлично. Вы проверили то, что я просил?
- Да. Его телефон пропал из сети почти сразу же. Мы запросили по второму номеру маршрут передвижения за день.
- Вот еще что, – задумавшись на мгновение, Введенский повернулся к пареньку, – пробейте все номера, которые находились рядом с его телефоном и проследите их маршруты. Не пересекались ли они с ним в другое время дня или раньше.
- Леонидыч… – шокировано пробормотал парень, – это дня на три работы.
- Три часа. – Отрезал Введенский. – Максимум. Выполняй.
Паренек скрылся в дверях.
- Регистратор на машине Фила надо проверить, – огромным усилием засунув желание высказать все, что он думает, куда подальше Белов подошел к столу.
- Мысль. – Кивнул Введенский, молча поднял голову на одного из находящихся в зале других своих людей, тот так же молча скрылся на улице.
Космос ошалело качал головой, Ольга так и сидела на стуле, то и дело сглатывая комок в горле и закрывая рот платком, Кир не выпускал ее руку из своей.
- Как же вам удалось заманить его тогда? – покачал головой Белов.
- Я предложил ему выбор: дело, достойное мужчины, или бандитское существование, которое в конечном итоге неминуемо привело бы к печальному концу. – Не сводя глаз с экрана ноутбука, ответил Введенский.
- А сейчас его возможный конец, разумеется, более радостный… – сплюнул на пол Космос. Брошенный на вздрогнувшую Ольгу взгляд, прикушенная губа. Язык его, враг его.
- Риск – неотъемлемая часть нашей работы. Витя с самого начала все прекрасно знал. Я раскрыл перед ним все карты, решение принимал он. – Введенский вдруг вздохнул, покачал головой, посмотрел на Белова. – Видели? – Он тряхнул наполовину седой головой. – Каждый белый волос – это один из моих ребят. И столько же рубцов на сердце. Вы можете как угодно относится ко мне, к моему работодателю, но когда-то так же приняв решение, я выбрал этот путь. На всю жизнь. Взяв ответственность за тех, кого привел за собой, за каждого, кого потерял. Смотреть в глаза женам, родителям, детям куда тяжелее и больнее, чем работать самому. Но я всегда это делаю сам. И бьюсь за каждого. До последнего.
- И давно ты знала? – повернулся к Ольге Белов.
- Когда Витя делал мне предложение, он мне сразу все рассказал. – Ольга посмотрела на Введенского, тот неожиданно и непривычно для Белова и Космоса вдруг присел перед ней на корточки и взял ее руки в свои. – Все эти командировки, поездки. Я каждый раз вздрагивала от звонка в дверь. И выдыхала, когда видела его. Но я понимала, ради чего все это. И принимала. Его выбор. Его решение. Его, каким он стал.
- Ради чего… – покачав головой, усмехнулся Белов. – Ради ублажения амбиций, подковерных игр, интриг и противостояний высших мира сего. Я знаю эту кухню.
- А я, – Введенский поднялся, его голос зазвенел такими непривычными нотками, что Белов замер, смотря на него, – знаю, что все это ради того, чтобы миллионы людей спокойно ложились спать, зная, что для них обязательно наступит новый день. Ради стабильности, мира и того, что мы называем простым словом – жизнь. Ради этого я и каждый из моих ребят рискуем жизнью, понимая, что именно она может стать той ценой, которая будет заплачена за очередное утро.
- Которое для Пчелы может больше не наступить. – Белов покачал головой, а Космос, отчаянно ударив кулаком по столу, пробормотал что-то нечленораздельное. Ольга закрыла лицо руками, гася вырвавшийся стон. Введенский сжал ее плечо рукой и лишь появившийся в дверях паренек нарушил воцарившуюся напряженность.
- Мы нашли машину!
Одновременно повернувшиеся к нему пять пар глаз, однако, не увидели радости от этой находки.
- Не бросай меня, Витенька…
Привычный уже запах нашатыря вернул его из спасительного забытья, оттуда, где нет этой изматывающей боли, тела, горящего изнутри и обдуваемого неприветливым декабрьским ветром снаружи. Каверин стоял напротив него и усмехался каждый раз, когда его тело вздрагивало в момент максимального напряжения. Приковав его ноги к каким-то торчащим из пола металлическим кольцам, закованные в цепи якоря руки то и дело поднимали вверх, растягивая тело до того предельного момента, до той грани, за которой боль просто выключает твое сознание, сжалившись над тобой. Но снова и снова его возвращали, не давали отключиться, ослабляли цепи, чтобы, едва он немного придёт в себя, повторить снова.
- Пароль, Витя. И все закончится. – Повторял каждый раз Каверин.
- Да пошел ты… – Все, что говорил ему он.
Зыбкая пелена перед глазами никак не хотела рассеиваться, жуткая тошнота подкатила к горлу, сжав спазмом. В очередной раз цепи опустили так, что он почувствовал, как подогнулись ослабленные от напряжения ноги. Голова упала на грудь, спасительная темнота была готова поглотить его. Какое там… Вздрогнув от очередной ударившей в нос волны знакомого запаха, Пчелкин открыл глаза.
- Не глупи, Витя, – Каверин присел на камень, не сводя с него глаз, – ты же понимаешь, это только начало. Уж мы то с тобой прекрасно знаем методы 90-х. Мне нужен этот пароль.
- Ничем не могу помочь… – тяжело дыша, ответил Пчелкин.
Конечно, он все знал. И понимал. Но мысль о том, что «крыса» загнана в клетку, а значит, задача выполнена помогала ему примириться с его нерадостной перспективой дальнейшего пребывания здесь. Что ж, наверное, его жизнь не такая уж большая цена за в очередной раз обломавшуюся Америку и несостоявшуюся кражу, которая в случае успеха могла сильно подорвать все основы безопасности в стране. Для кого-то высокие слова, для него – работа последних двадцати пяти лет. И осознание того, что в каждом следующем мирном утре, пусть уже и без него, будет и его, Пчелкина, скромный вклад, помогало ему сейчас настроиться на более чем очевидный финал, путь к которому, впрочем, тоже выстлан отнюдь не розами.
– Ты, кажется, замерз… – Огорченно покачал головой Каверин, смотря на его откровенно дрожащее тело. Контролировать его Пчелкин уже не мог. – Могу предложить горячий ужин, чай, теплую одежду. А, Вить? Стоит все это четыре цифры.
- Совестью не торгуюсь. – Не отводя взгляда, ответил Пчелкин.
- Да, ладно, Вить. Стоят ли эти громкие слова жизни, а? Небось жена ждет. Дети есть? Вернешься, заживешь лучше прежнего. Сколько тебе твоя контора платит? Или ты забесплатно умирать подписался?
- Тебе не понять. У тебя же все продается и покупается. Душеньку свою за сколько загнал? Не продешевил, Владимир Евгеньич?
- Я тя умоляю, Витя! А сколько твоя гребаная страна даст за твою жизнь? Памятник на могилке дай Бог оплатит!
Ну, не выдержал. Терпеть боль тела – одно, боль души – совсем другое. Плевок попал точно в цель. Каверин замолчал, не дернувшись, не вздрогнув, медленно достал из кармана платок, вытер лицо. Подняв на Пчелкина глаза, посмотрел горящим взглядом дьявола.
- Не ценишь ты хорошее отношение, Витенька. Но я добрый, не могу не согреть ближнего своего.
Усмехнувшись, он посмотрел на стоящих около него «шестерок». Те кивнули головой. Один из них вдруг освободил прикованные к кольцам ноги, якорь привычно пополз вверх. Боль растеклась под тяжестью тела до каждой клеточки, до кончиков пальцев. Наклонив голову, прислонив ее к плечу, Пчелкин прикрыл на время глаза, давая себе пусть небольшой, но передых. Потому что прекрасно знал, какой может быть «доброта» Каверина. Вниз не смотрел и слава Богу. Но на раздавшийся снизу треск не отреагировать не мог. Глаза сами собой открылись и посмотрели вниз. В тот же самый миг якорь начал опускаться.
«Твою мать!!!» Руки против воли задергались в цепях, тяжелое, прерывистое дыхание обжигало горло так же сильно, как через несколько секунд… Расходящийся как раз под ним костер приближался с космической скоростью. Первый жар обдал израненные ступни.
- Может, все же поторгуемся, а, Вить!?
Склиф жил своей привычной жизнью оживленного улья. Здесь невозможно было понять, день или ночь. Постоянное броуновское движение людей, аппаратуры, то и дело подъезжающих к дверям приемного покоя машин. То длинное, звенящее в ушах звучание приборов, заставляющее сердце врача замирать, то размеренное пиканье, возвращающее надежду и веру.
Вторые сутки свет в окнах операционного блока не гас ни на минуту. Такой тяжелой смены Тамара не помнила. В который раз открыв огромные белоснежные двери, она вышла в коридор этажа и, устало прислонившись к стене, посмотрела на вставшую с диванчика женщину, всем телом, всей своей душой, полной надежды, подавшуюся к ней. Немой вопрос застыл в ее глазах. И вдруг губы дрогнули, в ответ на улыбку и кивок Тамары женщина задрожала и, рухнув обратно, разрыдалась. Так бывает, когда ты несколько часов живешь в напряжении и вдруг понимаешь – все позади, все закончилось. Все хорошо.
- Не смена, а адовы круги? – Спросил, подойдя к ней, высокий мужчина средних лет.
- Десять реанимаций за двое суток, двоих не вытащили. – Вздохнула Тамара, снимая медицинскую шапочку и устало опускаясь в стоящее у стены кресло. – Три сложнейших операции, последняя, – она кивнула в сторону операционной, бросила взгляд на часы, – шесть часов боролись за парня. Авария. Стоял на остановке, ехал домой после армии, вез матери цветы… – она посмотрела в сторону рыдающей женщины, которую медсестра приводила в чувство. – Три раза уходил. Возвращали.
- От тебя и уйти? – Восхищенно улыбнулся мужчина.
- Уходят. Бывает.
- Ладно, скоро сменю тебя. Только переоденусь и кофейку залью в нутро. – Мужчина ободряюще сжал плечо Тамары, повернулся, чтобы уходить. Взгляд его упал в окно, которое выходило как раз на двери приемного покроя. – Хотя… Кажется, кофе откладывается… Тяжелого привезли.
Поднявшись из кресла, Тамара проследила за его взглядом. Реанимационная машина затормозила у дверей, из нее выскочили врачи, двое метнулись к дверям, третий настойчиво жал кнопку звонка, пока ему не открыли изнутри.
- Тамара Александровна…
Голос за спиной заставил ее отвлечься от окна и повернуться. Женщина с диванчика стояла около нее, дрожащими руками что-то сжимала в кулачке, не в силах остановить слезы.
- Там… Алексанр… – задыхаясь от эмоций, женщина глотала слова. – Дай Вам Бог… – она протянула к ней руку, пытаясь это что-то вложить в ее ладонь.
- Да Вы что… – Грешным делом Тамара подумала, что это деньги. – Нет, что вы…
- Прошу… Вы вернули мне единственный смысл моей жизни… Прошу…
Что-то колючее легло в ладонь, разжав руку, Тамара увидела небольшой образок. Скромное, не глянцевое, как это было сейчас в моде, изображение Богоматери, от которого веяло таким теплом и покоем, что отказать женщине она не могла.