Полтески, пришедшие с востока и получившие от мокшан и мери кормление в обмен на защиту от врагов, спасаясь от многочисленных и беспощадных кочевников, постепенно переселяющихся семьями с запада из-за Днепра, нашли в этих лесных просторах долины, ещё не полностью заросшие лесом, и в течении нескольких поколений, выжигая их, обеспечили место для выпаса своих лошадей и овец. Стребляне говорившие почти как пруссы, курши и другая литва приморская, но не почитавшие прусских богов, жили здесь сперва без своих семей, в укреплённых посёлках, на острых мысах, образованных в местах слияния рек. Они охотно принимали к себе женщин мокшан и чуди, и занимались обменом меха на свои железные и гончарные изделия. Бурундеи, призванные эрзей с юга, жили у рек, строили большие и малые лодки и лодии, плавали на них к хазарам, а зимой ездили туда по речному льду на повозках. Они больше всего ценили пленников, продавая их аланам и хазарам на Кавказ, готам в Тавриду, или иудеям в хазарский Киев. Бурундеи завладели плодородными куликовыми полями за Окой до воронежских эрзанских городищ, в те года, когда там было тихо, и толпы восточных народов не брели ещё на запад, ряженые все в разные одежды.
Всеслав построил свой первый город намного севернее этого места – моста между разными частями света, на холмах между рекой Стоход и рекой Нерль, там, где каждую зиму по льду чудь, карелы и словене везли пушнину для продажи бурундеям и хазарам. Город он назвал по имени своего деда, но чудины и голядь, живущие вокруг, стали город называть Каменной Ладогой, из-за множества больших валунов в земле. Этих огромных валунов было меньше, чем в Ладоге-на-Волхове, но для Нерли это было не обычно, и это название так и прижилось. Почти все эти камни почитались местными племенами как живые божества. Считалось, что они сами размножаются, передвигаются и обладают чудодейственной силой. Построив из этих священных камней свой город, князь заявил всем, что он теперь главный проводник воли богов небесных, земных и подземных. Поселения своего племени и поля для сева, добываемые у леса путём сожжения деревьев, отец Стовова долгое время, пытался отделить от поселений стреблян, чьи земли начинались здесь и шли дальше на юго-восток, но эти воинственные охотники и рыбаки упрямо не желали уходить. Поскольку и кривичи и голядь селились вдоль рек, ручьёв и озёр, их деревни и сёла стояли вперемешку, что затрудняло сбор на праздники и богослужения, и постоянно вызывало стычки из-за мест разведения скота, ловли рыбы, охоты и собирательства.
Несколько походов, предпринятых против стреблян старшими братьями Стовова в союзе с чудинами, закончилось тем, что стребляне начали выжигать посевы зерна кривичей, на возделанных с великим трудом полях и травить скот. Охотники стребляне и рыбаки чудины почти сразу после этого ушли на север, а кривичам пришлось самим расселяться длинной полосой вдоль рек на юго-восток, создавая пустые ничейные участки леса, потому что кроме рыбы и дичи, другого пропитания из-за этой войны стало не хватать. Дань со стреблян и плата за провоз пушнины, получаемые братьями Стовова, а после их гибели во время войны с ятвягами и одним Стововым, давала возможность покупать у бурундеев степных коней, а у пруссов хорошее оружие. Полтески, постоянно нападающие на кривичей у реки Москвы, заставляли Стовова иметь наготове сильную дружину. В свободное от походов и войны время, дружинники готовили лес для постройки лодий и кораблей для бурундеев, продавали мёд и дёготь, выжигали леса под хлебные посевы. В это время они были просто вооружёнными зажиточными общинниками. После строительства города Каменной Ладоги, по примеру князей кривичей из Полоцка и князя словен, и по подобию чуди на Ильмене, и Ладоге, отец Стовова тоже стал называть себя князем. Желая придать себе в глазах диких стреблян ореол могущественности, по совету одного восточного торговца, он стал себя именовать Богрянородным, намекая тем самым на цвет императорской мантии Византийского императора и пролитую в войнах кровь побеждённых врагов. Это же прозвище перешло и к Стовову. В конечном итоге часть стреблян смирилась с соседством кривичей как с неизбежным злом. Вятичи с юга и эрзи, представлялись им большим злом.
Как ни старался отец Стовов создать что-то похожее на страну греков и ромеев, принимающую к себе множество народов с одним языком и верой, ничего не получалось даже отдалённо похожее. Как только дружина князя, оказывалась в стенах его города, то и страна сокращалась до размера этого города. Все остальные просторы делали что хотели, когда хотели, с кем хотели, словно кривичей, полтесков и словен здесь никогда и не было. Когда князь выходил для сбора кормления, все смотрели на его плоты и лодки с дружинниками как на чудо дивное, будто первый раз его видели. И каждый раз всё приходилось начинать сначала с помощью плетей, поджогов, убийств и пыток. Этот замкнутый круг разрушался постепенно, и не было никаких надежд, что он когда-нибудь разомкнётся совсем. И эти огромные, богатые и многоплемённые земли обретут порядок и стройность. История пришествия северных славян к Москве так же обычна, как история рождения самих славян из даков, фракийцев, кельтов и греков в Иллирии на Дунае, и разделение их потом на множество славянских племён, разошедшихся по миру, как когда-то в далёкой древности разошлись по всему миру племена евреев.
В позапрошлом году, южнее реки Нерли, во время его похода на стреблян из Тёмной земли, случились события, перевернувшие привычный мир взаимных набегов и тоскливых морозных зим восточных кривичей Стовова. В тот год среди притоков реки Клязьмы сначала стали происходить огненные чудеса, грохотом летать по небу пылающие звёзды, а потом появился торговец Решма, как он говорил, с востока. Его сопровождали странные людей, у них были волшебные предметы и снадобья, неведомые ни знахарям, ни волхвам. Только живший в Медведь-горе книжник Рагдай, много лет живший в Константинополе, говорил, что читал про греческие хитроумные машины и целебные составы, но такого точно он там не помнил. В то же самое время там появились викинги Вишена и Эйнар. Они укрывались здесь от других викингов, желающих совершить в отношении них кровную месть. История там была неприглядная. Вишена был воином в дружине Гердрика Славного, когда, после удачного похода на чудь в Пермии на Онеге, была взята огромная добыча у торговцев солью и пушниной. Большая часть дружины Гердрика взбунтовалась против не справедливого дележа добычи и конунг был убит. Вишена с Эйнаром захватили всё золото и убежали с ним в Тёмную землю к стреблянам. Потом они вернули дочерям конунга золото, а главаря мятежников убили. Так говорил потом Рагдай. У Решмы были другие планы. Желание этого торговца выгнать стреблян с земли у Звенящих холмов между притоками Клязьмы, совпадала с планами мести самого Стовова. Стреблянский городок Дорогобуж был захвачен, а книжник Рагдай, помогающий стреблянам сбежал. Неожиданное вторжение в эти места войска далёкого западного народа, его гибель в сражении с кривичами и стреблянами в канун Журавниц, огненное извержение Звенящих холмов, бегство Решмы и дружины викингов, вспоминалось теперь в сказках волхвов как Ярилино наказание за худосочность жертв на алтарях капищ, и предостережение Стовову Багрянородцу, о недопустимости скаредности в делах веры. Много раз звучали и призывы волхвов вернуть человеческие жертвоприношения, отменённые дедом Стовова сто лет назад. Будучи сам верховным волхвом Ярилы-Солнца, Стовов всячески этому противится, чтобы не отпугнуть от себя стреблян, мокшан, ятвягов и бурундеев. Полтески, убивающие пленных на алтаре в честь богов Хорса и Семаргла, своей свирепостью только уменьшали свою возможность договориться с соседями. И если народ Стовова знал и мирные годы, когда он мог растить сыновей и сеять хлеб, то полтески из-за своего упрямого людоедства, воевали всегда, всё убывая и убывая численно.
После исчезновения Решмы, книжник Рагдай вдруг появился перед Стововом с неожиданной вестью о своём желании совершить поход на запад.
По его словам выходило, что когда он был в Полоцке для продажи переписанных книг, ему встретился восточный торговец. Его богатство было невероятно для торгового города, где золотую монету видели редко, а всё больше серебро, а янтарь и пушнина были самыми дорогими товарами для торговли, если не считать невольников. Этот восточный торговец расплачивался золотом, на нём было множество золотых украшений, а его телохранители-степняки, могли потягаться с любой княжеской дружиной. Этот торговец, купив все книги Рагдая, на греческом и на латинском языках, захотел составить историю жизни своей семьи, происходящей из аварского племени. Рассказав Рагдаю о своём желании, он продемонстрировал книжнику множество диковинных предметов из восточного государства Сина, по другому говоря Китая, и рассказал о несметных сокровищах этой страны, попавшей к аварам после удачного налёта на латинян во Фракии у реки Марицы, севернее Андрианополя. По его словам там был шар, размером с голову человека, где были изображены известные и неизвестные земли и моря, и расстояния между ними, и неведомые знаки и письмена. Этот шар золотого цвета, лоцию всех земель и морей, созданную неведомой силой, и пожелал увидеть Рагдай. Князю же было обещано сокровище несметное, великие богатства. Это позволило бы Стовову Багрянородцу подтвердить своё императорское прозвище не только гонором и смелостью, но строительством городов, созданием большой дружины, изготовлением кораблей, походами и присоединением земель, выходящих к морям.
К великому сожалению, торговец был вскоре убит неизвестными людьми, а его охрана разбежалась, кто-то разграбил его вещи. На задаток для написания истории торговца-авара, Рагдай решил предпринять поход для поисков Золотой Лоции. Он убедил князя кривичей Стовова Багрянородца, бурундейского князя по прозвищу Эрезан, стреблян голядских с берегов Клязьмы и Москвы, полтесков с Волги, выделить силы для поиска несметных сокровищ. Разделение долей будущей добычи всех устроила, но по настоянию Рагдая, седьмую часть добычи, следовала отдать дружине викингов Вишены Стреблянина. Только викинги достаточно хорошо знали восточную Европу, тамошние обычаи и дороги. Из всех помощников, Рагдай мог надеяться только на Вишену и Эйнара. Их участие в событиях вокруг Звенящих Холмов в прошлом году, верность слову, военное счастье и несгибаемые характеры, делали их незаменимыми участниками будущего похода. Стовов нехотя согласился с этим, но только после того, как Рагдай согласился отдать викингам свою долю сокровищ, без ущемления остальных, оставив себе только возможность получить Золотую Лоцию. Место сбора всей рати под началом Стовова, было назначено в устье Западной Двины в первый день лета. После безумной деятельности и множества труднейших зимних поездок между правителями, Рагдай, за свои средства отправился разыскивать Вишену в Варяжском Море. Стояли ещё трескучие морозы, когда он уехал по льду на северо-запад, маша на прощание рукой. Спустя два месяца Стовову стало казаться, что он его больше не увидит и весь поход зря, и если Ятвяга Полоцкий откажется от него, то он с удовольствием тоже никуда не двинется, а отправится летом покорять несговорчивую голядь и мурому в который раз…
Туман, перемешанный с дымом очагов, словно размышлял, упасть ли ему на дёрн крыш в виде инея, или обернуться росой, согласуясь с утренним солнцем и уже совсем тёплым ветром. Между домов-землянок города Стовграда бродили в задумчивости козы и свиньи. Внутри стен города, состоящих изо рвом и вала с частоколом, кроме землянок, срубов мастерских и кладовых, располагались ещё навесы и сараи из прутьев, где стояли сонные коровы и быки. Они пускали пар из ноздрей, мычали и гремели деревянными колокольцами на шеях. около одного из сараем расположились двое среблян, молодой и старый, занятые плетением корзин из ивовых прутьев.
– Слушай, что я тебе скажу, Пордя, нам этот славянский князь Стовов, как медведю сани, и пусть себе идёт за тридевять земель хоть к Алатырь-камню, хоть к Ледяному морю, хоть к южной Сурожи, – сказал морщинистый старик в облезлом лисьем кожухе на голом теле, плетущий корзину, своему совсем юному собеседнику.
Юноша, почти мальчик, помогал старику счищать скребком кору с прутьев. Время от времени он поглядывал на трёх княжеских дружинников, рослых, ловких молодцев в войлочных и льняных одеждах, расшитых шёлковой тесьмой, гоняющих немного хромающего вороного красавца-коня близ надвратной башни – единственного строения, нарушающего монотонность сплошного кольца частокола на валу вокруг города в месте слияния двух рек. Стены города были сделаны из двух колец, вертикально вбитых в насыпь заострённых брёвен. Между внутренним и внешним кольцом брёвен, была засыпана земля с камнями. Со стороны не закрытого реками участка, стена была выше, и перед ней был выкопан глубокий ров – место, откуда была взята земля на засыпку стен.
Утренний туман висел между низенькими полуземлянками с редкими крохотными оконцами, затянутыми рыбьим пузырём. Строения эти были завалены более чем наполовину землёй и мхом, и если бы не оконца, чёрные проёмы дверей и дымы над крышами, то издалека глядя, можно было подумать, что это могильные курганы. Несколько более крупных строений располагались ближе к княжескому дому. Там были видны кучи дров, рыжей болотной земли, богатой железом, полу готовые колёса повозок и полозья саней, лезвия кос и наконечники вил и острог. Неподалёку, перед дубовыми столбами-идолами с оскаленными ликами Ярилы, Рода и Перуна, несколько стреблян в кожухах мехом наружу, в длинных войлочных и меховых шапках, складывали высокий костёр. Посреди костра было установлено бревно. Ими руководил старец с седой бородой, в рысьей шапке, бобровом кожухе почти до пят мехом наружу, в бронзовых и серебряных украшениях и ожерельях из рысьих, медвежьих и волчих зубов.
– Смотри, как стараются, чтобы сжечь злую знахарку, – указывая глазами на костёр около капища сказал старик.
Щурясь в лучах восходящего солнца, он остановил движение коричневых пальцев, повертел перед собой законченное дно с торчащими, как солнечные лучи, прутьями – каркасом будущих стенок.
– Правда, что она виновата? – с сомнением в голосе спросил юноша.
– Если волхвы так говорят, значит, они знают. Эта бабка Додола заколдовала все наши посевы, гречиху, овёс, пшеницу, рожь, напустила прошлым летом злые дожди, и осенью заставила всю скотину заболеть и подохнуть половину, – важно сказал стреблянин, – кривичи тоже считают, что это кто-то их стреблянских женщин виноват. Князь Стовов сказал, что видел сон, где его предки указывали на Додолу. Те семьи, чьи роженицы умерли от того, что она им не правильно помогла при родах, тоже требуют её смерти, считая, что это её колдовство.
– Говорят, что есть страны, где принято вместо кровной мести платить выкуп, – осторожно спросил Пордя, – вроде, Стовов хочет тоже так сделать, чтобы народ попусту не изводился.
– Да уж сделал, теперь только он хочет решать, убивать обидчика, или нет. Вот раньше у стреблян голядских была своя древняя правда: если убил – ответь кровью, и будет обидчику мстить вся семья, пока месть не свершиться. И время значения не имеет. А теперь можно откупиться коровой. А за убийство раба вообще курицей. Это не правильно. Раньше вокруг рек Нерли и Москвы не было такого, чтоб не украсть невесту перед свадьбой. А теперь? Пришёл немощный, старый, принёс мех и горсть серебра отцу, и всё, забирай суженую. Тьфу, противно… – сказал старик, – курганы над могилой насыпают только, а раньше всем насыпали общиной, и головой на север кладут, а не на восток как Змея велела. Особенно мокшадь надоела со своими поучениями, как надо предков слушать…