Джонатан – величайший хореограф: я видела практически все его выступления и спектакли в записи, но телевизор не мог передать того, что он такой…
Красивый. Чувственный. Просто мечта.
А от встречи с мечтой любой бы растерялся. Я вздохнула – может, он забудет этот инцидент?
***
Утром в академии наблюдалось необычное возбуждение. Вероятно, студенты прознали про Деверо. Я увидела толпу, стоящую перед каким-то объявлением и протиснулась вперед. Отлично – две недели практики под его руководством и финальное выступление. Мы понимали, что эта возможность огромный, чуть ли не самый важный шаг в жизни тех, кто танцует. Шанс быть замеченными или даже отобранными в труппу Джонатана. Но меня интересовало не это.
Две недели новых возможностей. Я должна туда попасть.
– Они разрешили прийти на прослушивание всем с профессионального курса!
Хорошенькая брюнетка рядом со мной была в ужасе и восторге одновременно. Кажется, Тайя. Я не очень-то дружила с однокурсниками, но всегда старалась быть вежливой и поддерживать разговор, если ко мне обращались напрямую.
– Пойдешь?
– Да… Нет… Ох, не знаю. А вдруг меня выберут, а я потом не справлюсь? И на финальном концерте буду выглядеть хуже прочих?
Неопределенно пожала плечами.
Я вспомнила, что Тайя была преподавателем танцев в частной школе в Алабаме, но достаточно ли этого для успеха? Прослушивание начиналось в десять – времени на подготовку ни у кого не было, но меня это не смутило.
Танцевать я была готова всегда.
В студию набилось человек пятьдесят и нас потряхивало от возбуждения и предвкушения. Мы были в удобной обуви и спортивных костюмах – мало ли, вдруг нам не дадут переодеться.
Появились Маргарет в сопровождении уже знакомого всем нам хореографа.
– Добрый день всем, – начала директор. – Я не буду тратить время и расписывать, как я рада, что неожиданно появилась возможность поработать с мистером Деверо, сейчас он озвучит правила, и мы приступим.
– Студенты…
Я вздрогнула. Вчера мне не довелось услышать его голос вживую, который я помнила только по многочисленным интервью – но телевизор не передавал всей глубины и вибраций. Вибраций, которые прошлись по моему позвоночнику и огненной волной плеснули в низу живота.
Я тихо выдохнула. Не стоило сейчас отвлекаться.
– Мы будем заниматься с двенадцати до шести каждый день, в субботу тоже, утром вы обязаны ходить на базовые классы. Да, это сложно, очень сложно – у вас точно не будет времени на отдых или другие дела. Поэтому, я очень рекомендую всем, кто не уверен в своих силах, уйти сейчас, потому что после приема это станет невозможным. Жду одну минуту.
Общий вздох. Такой практикум станет отличной возможностью, но и вызовом нашим физическим способностям. Несколько человек, сначала неуверенно, а потом быстрее покинули комнату.
– Отлично. Составьте список фамилий в порядке выхода и напишите название композиции, которую вы будете использовать. Выступаете по очереди. Как только я говорю «стоп» – останавливаетесь. Все понятно? У вас десять минут на список.
Однокурсники бросились к протянутому листку бумаги. Нам предоставили возможность проявить себя – каждый мог станцевать лучшее из своего репертуара. И что выбрать? В голову пришла идея, но тут же я засомневалась, так ли она хороша. Стоило ли выделяться?
Я закусила губу.
Мне ведь нужно быть в этой группе? Любым способом? Нужно. А еще захотелось – совершенно иррационально – удивить Джонатана. Заставить обратить на меня внимание. Вполне возможно, мне впервые потребовалось кому-то понравиться. Я не понимала, зачем, но не стала слишком раздумывать – внутреннее чутье не могло меня подвести. Схватила листок и вписала себя под последним номером: сорок семь. Отнесла звукорежиссеру и забилась в дальний угол, чтобы посмотреть оттуда на всех претендентов.
Первой вышла Элла Родгар. Наша местная звезда. Блондинка с загаром, ростом выше среднего. Она показалась бы тяжеловесной, если бы не худоба. Я знала, что Элла изводит себя диетами и тренировками, это было бы достойно уважения, но чем-то она мне не нравилась. Хотя, вру, я понимала чем. Танец не был её целью, только средством – стать богатой, знаменитой. Вроде бы, нормальные желания, но я не принимала такого обращения с этим искусством. Элла была великолепно развита физически и двигалась очень точно, ни на миллиметр не делая отступлений, не ошибаясь и не волнуясь. Она вкладывала в каждый жест эмоции, силу – она играла. Но не жила. Мало кто это видел; я знаю, что большинство, в том числе преподаватели, считали, что Элла глубоко чувствует, но мне, тому, кто видел каждый танец изнутри; знал, как он оплетает тело, было понятно. Её танец мертв.
Элла выбрала для выступления новый балет. Её уже пригласили в популярный театр, но теперь она метила пробраться в труппу Деверо. Или к нему самому, судя по взгляду. Я поморщилась. Терпеть не могла нарочитого и непробиваемого призыва по отношению к "главному самцу". Таких девиц и в школе было немало: в Калифорнии оставаться девственницей в восемнадцать было большой редкостью.
Что уж говорить про двадцатилетних.
Первые аккорды, восхищенный выдох сидящих студентов, уверенный прыжок, поворот, наклон, гибкая рука…
– Стоп.
Элла остановилась и победно улыбнулась. Ну еще бы, моментально понять…
– Не прошла. Следующий.
Голосом Деверо можно было колоть лед. Что?! В зале повисло потрясенное молчание. Элла застыла.
– Мисс Родгар. Не задерживайте нас. Следующий.
Даже не думала, что его голос может звучать еще холоднее, чем до этого.
Всхлипнув, Элла выбежала из залы зала, а в центр уже неуверенно ступил её одногруппник, не менее обласканный вниманием. Мне он нравился больше, в Дрейке пылала настоящая страсть. Но первый сокрушительный провал подействовал даже на него.
Неужели, мистер Деверо тоже чувствует? Это практически невозможно без внутреннего знания, но, может, у него исключительный случай, не зря же он в достаточно молодом возрасте добился вершин…
Прослушивание шло уже полтора часа. Иногда Джонатан быстро принимал решение, иногда дольше. Один парень танцевал минут десять, прежде чем услышать «Стоп. Принят». Все, кого приняли, оставались в студии; остальные выходили на подкашивающихся ногах. Это проходило по краю моего сознания, я уже давно не держалась за зрительное восприятие, а медитировала, устанавливая связь со своим внутренним я. И почувствовала, что пришла моя очередь, за секунду до того, как прозвучало:
– Кьяра Делевинь.
Шаг вперед. Глубокий вздох. На секунду – а может на целую вечность – наши взгляды встретились, и я провалилась в ртутный омут его светло-серых, с темной окантовкой, глаз. В глубине этого омута поднималось какое-то незнакомое, первобытное чувство, от которого вдруг стало сладко-сладко и захотелось одновременно взлететь и распластаться по земле, чтобы почувствовать хоть какую-то опору.
Но раздались первые аккорды и мужчина изумленно дернулся. Я резко повернулась к нему спиной, начиная первые движения, чувствуя его обжигающий взгляд кожей.
А в следующее мгновение все растворилось.
Взмах, взлет, поворот. Со стороны это выглядело простыми движениями, но я ощущала танец по-другому. Как бег крови по сосудам, как дыхание, сокращение мышц и работу сердца, толчками вливающего жизнь в мое тело. Все это с каждым тактом превращалось в нечто иное. В огонь и воду, готовую его затушить; в сомнения, сковывающие ноги льдом; в победный перебор пальцами. В стылую землю, ураган и выдернутые с корнем деревья. Я давно уже не слышала музыку ушами, она была внутри меня, как и танец, остальные же довольствовались лишь внешними проявлениями.
Я знала, что меня не остановят. Хореограф не смог бы прервать композицию, которую придумал сам.
Его «Стихии» не повторял никто и никогда. Сам Деверо исполнял их на публику редко, но, мне кажется, наедине с собой он мог делать это чаще. Однажды увидев этот танец я уже не могла остановиться – учила движения и проживала их день за днем, пока не начала чувствовать, как Джонатан. Танцевать как Джонатан. Быть Джонатаном.
Я не показывала этот танец никому – не хотела лишних разговоров. Но сейчас уже всё равно.
Обратный отсчет пошел.
Музыка оборвалась, и я остановилась в той же точке, откуда и начала. Никто не говорил мне «стоп», никто вообще ничего не говорил. Это было немного против правил, я обязана была двигаться, пока меня не остановят, но «Стихии» не тот танец, чтобы повторять бесконечно.
Я повернулась, не замечая никого вокруг, кроме Джонатана. Только его чуть побледневшее лицо со сжатыми челюстями. Через несколько секунд он очнулся и хриплым голосом сказал:
– Принята.
Тут же все пришло в движение. А, может, двигалось и раньше – я не знаю. Пара студентов неуверенно захлопала, Маргарет начала что-то говорить. Я же отошла в сторону и закуталась в кофту с капюшоном.
– Так, студенты, – Джонатан прочистил горло. – Сейчас перекусите, и жду вас примерно через сорок минут. Сегодня мы начнем чуть позже, но в будущем не опаздывайте – начало занятий ровно в полдень. Мисс Делевинь, задержитесь.
Я осталась ждать его в проходе.
– Я мог вас не принять. Танцевали не вы.
Я вздрогнула. Значит, он понял? Это становилось немного опасным, но у меня не было выбора. Я равнодушно пожала плечами и подняла к нему абсолютно спокойное лицо, хотя внутри меня все дрожало от такой близости к мужчине. От вида жилки, бившейся на его шее. От обволакивающего запаха, источника которого я не могла определить.
Какой же у него рост? Метр девяносто? Я не стала спрашивать, это было бы уже перебором. Только пожала плечами и вздохнула:
– Нет, не могли. Теперь вам интересно, как же танцую я.
И вышла из студии.
ГЛАВА 2
Кьяра
Нас в группе оказалось двенадцать.
Нескольких человек я знала; других видела впервые. Мы не разговаривали, погруженные в собственные переживания: каждый постарался занять свой кусочек студии, очертив невидимой линией личное пространство. Нам предстояло, фактически прожить вместе последующие две недели под присмотром наставника; и тем ценнее были минуты в студии, которые мы могли провести наедине с самими собой.
Хоть я и пыталась отвлечься, мысли мои возвращались к Джонатану. К его вытянутому, мускулистому телу, больше подходящему воину, чем танцору – но я знала, что двигался он легко, даже слишком легко, презрев гравитацию.
К его коротким, темным волосам, всегда будто взлохмаченным чьими-то пальцами. Стыдно признаться, но мне хотелось, чтобы эти пальцы были моими.
У него были резкие черты лица, нос с небольшой горбинкой и самые чувственные губы на свете… Я вздохнула про себя. Дались они мне…
Происходящее было для меня непривычным. Никогда, ни один мужчина не привлекал моё внимание настолько, чтобы я думала о нем, да еще и так часто. Нет, я могла оценить красивую фигуру или лицо, сексуальную привлекательность или силу, но всегда отстраненно. А тут мне вдруг захотелось потрогать эту привлекательность кончиками пальцев, попробовать на вкус, вдохнуть снова его ошеломляющий запах… Это было странно.
Внутри будто натянулась струна. С того момента, как я увидела Джонатана.
Практически на автомате я разогревала связки и мышцы, прорабатывала основные упражнения на растяжку, делала дыхательную гимнастику – привычные действия, которые не приносили мне должного успокоения. Но мне совсем не хотелось показывать свое отношение кому-либо, а уж тем более хореографу. Ему, я думаю, хватало в жизни сопливых фанаток – да и многие роскошные женщины, уверена, были весьма не против разделить с ним судьбу или, хотя бы, постель. А пополнять их ряды – последнее дело.
Я закрыла глаза и сосредоточилась на внутреннем пламени. Проговорила нужные мне формулировки и медленно, по счету вдохнула. Чтобы выдохнуть все переживания.
И когда появился мистер Деверо, была уже спокойна.
Джонатан
Двенадцать пар глаз следили за ним с той секунды, что он зашел в студию. С любопытством, надеждой, восторгом и жаждой. Среди них выделялись фиолетовые, холодные, как бездна.
И Джонатана, почему-то, рассердила эта холодность. Зато он уже не чувствовал бредового наваждения, странных эмоций, которые им овладели при их знакомстве. Осталось лишь жгучее любопытство, желание разобрать на составные части эту девчонку и её мастерство.
– Форма одежды – майки и короткие шорты, – начал он без вступления. – Вы должны видеть мышцы друг друга, каждое, даже самое маленькое движение: дрожь, перекат, сокращение. Танец идет изнутри; по нервам, которые передают импульсы, приводящие в движение каждый сантиметр вашего тела. И каждым сантиметром вы и будете танцевать.
Мужчина скинул рубашку и остался в одной тонкой футболке, обтягивающей его широкие плечи и руки. Он встал прямо и расслабленно, чуть прикрыл глаза и легко двинул руками и плечами – те дрогнули, распались в пространстве и тут же собрались в единое целое.
По залу пронесся восхищенный вздох.
– Я хочу, чтобы вы, для начала, научились работать на этом уровне. Уровне микродвижений. Когда дрожание век скажет больше, чем прыжок, а любая мелочь становится определяющей. В танце важно все – то, как вы улыбаетесь, как смотрите, как дергается ваш палец и поднимаются дыбом волоски на руках. Танец – это гормоны, которые разгоняет по вашему телу кровь. Именно они добавляют блеска в ваш взгляд, заставляют напрячься живот в предвкушении, дают вам уверенность в победе или горечь поражения. Конечно, это утрировано – все не так просто, даже на физиологическом уровне, но мне важно, чтобы вы понимали – вы должны танцевать сначала внутри своего тела, а потом выводить эти движения наружу. Вопросы?
– А разве танец – не чувства? Разве не они дают необходимую глубину? – спросил чернокожий симпатичный парень.
– А что такое чувства, Тим?
– Переживания… реакция на происходящее…
– Хорошо. А что вызывает у нас переживания?
– Опыт, память… Привычки, наверное.
– И?
– Гормоны?
– И гормоны. Маленькие надоедливые штуки, которые управляют нашим настроением, в разной степени, на протяжении жизни. Мне надо, чтобы вы вытащили из себя это настроение. Чтобы дали гормонам управлять собой – каждой мышцей, каждым вздохом и действием.
– Но…Как? – с недоумением спросила темноволосая девушка.
– Тайя? Иди сюда. Будем тренироваться.
Он дождался, когда она подойдет максимально близко и повернул к себе спиной, а потом убрал руки – даже намек на прикосновение – и приблизился так плотно, что Тайя, глубоко вдохнув, почувствовала бы его грудь
– Что ты чувствуешь сейчас? Только точно.
– С-смущение, – сказала девушка и залилась краской.
– Не стоит смущаться, – Джонатан улыбнулся, чтобы Тайя услышала эту улыбку даже стоя спиной, – Мы будем много прикасаться друг к другу, подходить близко – очень близко – и это не должно вызывать смущение. Отбрось его. Что чувствуешь?
– Ну… ваше дыхание.
– Твое. Я разрешаю вам эти недели говорить мне ты. Хорошо, попытайся вдыхать с той же глубиной и ритмом.
Его грудная клетка двигалась медленно и равномерно; хореограф давал девушке возможность и время привыкнуть к нему. А потом сосредоточился и осознанно наполнил тело уверенностью, толчками погнал кровь, ускоряя вдохи, наполняя легкие предвкушением битвы, воинственностью и расправляя их для крика.
Тайя послушно повторила.
– Что ты чувствуешь?
– Возбуждение, – голос её чуть запнулся, – прилив энергии… Угрозу?
– Молодец, – Джонатан улыбнулся. – Дыхание, сосредоточенность на отдельных органах – это самое простое, что мы можем сделать, чтобы повлиять на внутреннюю сущность танца. Этим сегодня и займемся.
Он подтолкнул девушку к остальным и поймал на себе взгляд Кьяры. В глазах той мелькнуло какое-то непонятное выражение, но тут же пропало.
Кьяра
Я медленно шла по улицам и откусывала от огромного, жирного пончика по кусочку, наслаждаясь его чрезмерной сладостью и жирностью – с такими нагрузками, что у нас начались, могла одними пончиками и питаться.