Длинное здание ярко-желтого цвета в виде буквы «П», приветливо открытые ворота на входе. Но чуть дальше к лесу еще один забор, и там уже выезд и въезд строго по пропускной системе. А есть еще один ряд для особо опасных ситуаций: это проволока, очень тонкая, едва видимая глазу. Она начинает звенеть и вибрировать от пропускаемого по ней тока. Я-то знаю это, так как не раз натыкался на неё. Конечно, я оставался потом в сознании после встреч с ней, случайных, но сильнейшие ожоги до сих пор не заживали по всему моему телу.
Иду к двери, поворачиваю ручку и тоскливо замираю: опять закрыто, опять я чем-то провинился. Меня держат здесь уже больше полугода. Я знаю наверняка, сколько дней я здесь прожил, мои зарубки на деревянной кровати могут быть ошибочны всего на месяц, не больше. Просто мне стало тоскливо только через месяц лежания здесь. Как мне сказали, у меня генетическое заболевание, и я должен находиться под наблюдением врачей.
Голос из колонки прозвучал неожиданно.
— Арчер, сегодня никаких анализов. Ты сегодня отдыхаешь.
Счастливо улыбаюсь. Наконец-то. А то замучили этой сдачей анализов. Но голос вдруг ожил и спросил меня напряженно:
— Если хочешь, я могу составить тебе компанию для прогулки. Только условия у нас прежние. Согласен? — вкрадчиво спросил голос, маня меня свежим воздухом и… таким приятным запахом альфы.
Да, я девственник омега, и запах альфы для меня очень возбуждающ, я знаю, что потом, после этой прогулки, будет течка, и для моих девятнадцати лет это уже третья течка. Те две я пережил лишь с помощью сна, значит, они всё продумали и сейчас вызывают её у меня. Опять какие-то анализы вслед за ней последуют, как обычно. Меня снова обманывают. Зачем я им? Почему меня здесь держат? И поймали они меня именно из-за течки, так бы уже сбежал давным-давно.
Мой отец, основатель этой клиники, и главный врач тестировали на мне какое-то лекарство в надежде вылечить меня от нашей наследственной болезни. Так как отец планировал завести еще одного ребенка. И желательно, чтобы он был альфой. Так как именно омеги страдают от этой наследственной генетической болезни. Неизвестно, что будет с альфой, потому он и хочет перестраховаться. Ему плевать, что будет со мной. Мой второй отец не имеет права голоса перед ним.
— Нет, спасибо. Я не хочу гулять, а если и пойду, то без компании, одному мне значительно лучше гуляется.
Голос вздохнул.
— Ты не доверяешь мне? — спросил он холодно, киваю, с улыбкой глядя в огромное зеркало. За ним я вижу его. Они не знают, что я вижу сквозь зеркало и сквозь стены угадываю очертания. Это, видимо, последствия моей болезни, которую они ослабляли и пытались утихомирить, видя, как меня скручивает в жгут.
— Какая разница, что я думаю о тебе, Скаль, какая разница? Передай моему отцу, что я хочу домой.
Голос замолк и вдруг ожил через пять минут.
— Передал, но он сказал, что тебе необходимо много гулять. Скоро тебя выпишут, и ты заживешь новой жизнью. Мы стоим почти на пороге открытия. И этим обязаны тебе. Арчер, ты готов идти на улицу?
Киваю обреченно. Опять вранье. Но ведь они не отстанут. А гулять хотелось очень сильно. Из лифта для продуктов вытаскиваю одежду, что мне только что отправили с первого этажа, и начинаю медленно одеваться. Голос ожил вновь.
— Я уже готов, Арчи, а ты, кажется, наоборот, специально медлишь. Но я жду тебя. — весело дразнит он меня.
Заражаюсь на миг азартом и, быстро одевшись, встаю перед дверьми, сунув руки в наручники. Они неприятно щелкнули, и дверь открывается. Передо мной стоит очень красивый альфа — Скаль. Светлые волосы и взлохмаченный ежик на голове делают его лицо таким забавным. Там, внутри себя, я полюбил его с первого взгляда, как увидел, но потом он бил меня за тот первый побег, и я… я простил ему это, потому что моя течка началась следом. Он смотрит на меня весело и вдруг, протянув руку к моему лицу, гладит сначала по нижней губе, потом по скуле и тихо говорит:
— Я приготовил тебе сюрприз, мы пойдем к моему тайнику.
Я усмехаюсь, он продолжает ко мне относиться как к малышу. Запрет прикосновений ко мне от альфы нарушает лишь Скаль. И мне это нравится. Я никому не говорю, что он иногда меня трогает. А потом ночами я ласкаю себя, вспоминая, как он трогал меня везде.
Мы медленно идем вдоль забора, и я вижу в руках Скаля плотный пакет, а на плечах петли большого рюкзака.
— Мы надолго? — спрашиваю, внутри себя сразу возбуждаясь, представив на миг, что мы переночуем вместе. И там будет то, о чем я мечтал. Он кивает с улыбкой.
— Всё необходимое я уже перенес туда, а это… — он показывает на пакет: — это необходимая часть моего сюрприза, в рюкзаке еще один сюрприз.
Сердце сделало кульбит. Тихая осень давно уже волновала мое сердце, я жаждал потрогать эти мертвые листья, что шуршали под ногами, а вон тот цветок, который так и не увял, хотелось запечатлеть в моем альбоме. Я рисовал мелками и графитом, но это редко когда мне позволяли это делать.
— Почему ты остановился? Арч? — он очень близко подходит ко мне, когда мы уже пересекли два охранных круга. Я боюсь идти дальше. А вдруг снова будет удар током? — Арч, можешь идти рядом со мной. Не бойся.
Послушно двигаюсь за ним, и он, резко остановившись, надевает мне тонкую шелковую повязку, закрыв полностью глаза.
— А здесь я не хочу, чтобы ты видел, куда мы придем. Я понесу тебя.
С улыбкой позволяю ему поднять мое худое тельце и прижимаюсь, жадно вдыхая его запах. Он словно знает, что меня манит его запах, и тихо шепчет:
— После тех лекарств, что тебе давали, Арч, твой запах изменился и стал таким манящим. Ты ведь простишь за то, что я тогда тебя бил, не так ли?
— Да, я простил. Я был не прав, вы все желали мне только добра, а я чуть не сбежал.
Он хмыкает что-то и ставит меня на твердое покрытие.
— Всё, мы пришли. — он снимает у меня повязку, и мои глаза сразу слезятся от ослепительно яркого света. Он тотчас его приглушает и горделиво спрашивает:
— Ну, как тебе моя избушка? Хороша, не так ли?
Я осматриваюсь и киваю. Небольшое помещение. Толстое одеяло на полу и длинные перевязи к наручникам. Несколько плетей, что он достает тут же из пакета, заставляют моё сердце остановиться. Мне страшно, я стучу зубами от страха.
— Арч, ну ты что? Успокойся. Раздевайся и надевай наручники, как в клинике.
Киваю, затем, наоборот, мотаю головой.
— Ннненннадо… Скаль, прошу… пожалуйста… я не хочу… я ничего плохого не сделал.
Он шикает, прижимая меня к себе очень сильно, так, что я стону от боли в шее.
— Арч, успокойся и просто доверься мне, ладно?
Смотрю на него напряжено и зло. Зачем ему всё это?
— Скаль, отпусти меня, просто отпусти, и я никогда не приду к вам. Я исчезну из жизни своего отца.
Он раздевает меня сам и быстро застегивает на мне наручники.
— Арч, всё не так, как ты думаешь.
Он достает из рюкзака небольшую коробку, и я узнаю с трепетом в сердце упаковку готовых шприцов. Лекарства в них уже забиты, и это такая же коробка, что мне полагалась на курс лечения, как успокоительное после моего второго побега. Скаля тогда не было, у него был выходной. И мне всё время делали эти уколы. Они очень болезненные, потом после них даже лежать неудобно, не то, что стоять. Так и находился в подвешенном состоянии.
— Арч, всё будет отлично. Садись на стул, видишь, твои наручники пускают тебя вон до того стола. Просто не споткнись. Я переживаю за тебя.
Его слова заставляют мое сердце забиться. Я удивленно разглядываю преображенного альфу. Сейчас он голый, он быстро продевает свою голову в небольшой фартук и расправляет его по телу. Если он поворачивается, то я вижу его крепкие ягодицы. Он холодно говорит:
— Я приготовлю нам поесть, а ты будешь смотреть и помогать мне, ладно? Наручники не сильно должны мешать тебе. Давай, я раздену и тебя. А то голый тут один я.
Согласно киваю с тревожно бьющимся сердцем. Я мечтал, конечно, о нем, но что он задумал? К чему этот маскарад? Он снимает с меня наручники и быстро раздевает меня, иногда прикасаясь к моему телу очень интимно. Тут же мое тело предательски выдает меня. Мой член уже встал, и альфа усмехается.
— Рано ты возбудился.
Он быстро колет меня шприцом из коробки, и я чуть стону от боли, что распространяется по моему телу. Возбуждение и впрямь спадает.
— Арч, вот эти овощи надо помыть. Не садись, тебе будет больно.
Киваю понимающе, меня греет его забота. Наклоняюсь над ведром, куда он приказал мне чистить, и тут же его руки прохаживаются между моих ягодиц.
— Какой ты там горячий. Осторожнее, не поранься о сухой корень Арчха, ты назван в честь этого овоща, Арч. Это значит, что твой отец заранее не дал тебе своего статуса в нашем мире. Ты просто Арчер или Арчхешь.
Он жарко обнимает меня со спины, и едва я отвлекаюсь на то, чтобы оглянуться, он сурово хлопает меня по ягодице, боль сразу распространяется по моему телу, и вновь возбуждение спадает. Член всё равно стоит, и я стыдливо пытаюсь спрятать его. Наконец всё почищено, и он очень мелко всё рубит. Приятные запахи еды перемешиваются с запахом альфы так, что я возбуждаюсь от всего и сразу.
Скаль, встав на колени, силой укладывает меня на толстое одеяло и, разведя мои ноги, вдруг хлещет меня прямо по возбужденному члену и яичкам. Вскрикиваю так, что он и сам вздрагивает.
— Неужели тебе очень больно? Или ты постараешься это перетерпеть?
Я киваю со слезами на глазах. Мне так хочется быть послушным ему во всем. Он хлещет меня долго, пока боль не перерастает в какое-то больное возбуждение. Я задыхаюсь от накатившего желания, он, чуть тронув мой член, приказывает:
— Кончай, Арч. Кончай. Я разрешаю тебе.
Но кончить не получается. Мой член опух, и кое-где даже видны полосы крови. Он вновь хлещет меня, и я с болью кончаю. Затем меня переворачивают на живот, и он грубо протискивается в меня, кричу от боли, он надсадно дышит мне в спину.
— Кричи, кричи, мне нравится, когда ты кричишь и плачешь от боли.
Его член большой, упирается мне, наверное, в желудок, так что я хочу блевать. Шлепки наших тел, и я только сейчас начинаю чувствовать какую-то нить возбуждения, что проносится, когда он двигается во мне. Кровь течет по ногам, и боль от укола вновь накрывает тело, когда он слишком сильно прижимает мой зад к себе. Вновь волна возбуждения окатывает меня, и я глухо стону. Он замирает во мне, и я привычно слышу, как плетка рассекает воздух, удар обжигает мои ягодицы, еще удар, и я, громко вскрикнув, кончаю на одеяло.
— Я привяжу тебя к стене. Ты ведь хочешь быть моим?
Я киваю, устало глядя на него.
— А пока я тебя покормлю, смотри, какую еду мы с тобой приготовили. — он берет из моей вены кровь и прячет её в стальную коробку. Также в колбочки прячет и сперму, что вытекла из меня в последний раз. — Плюнь в эту баночку, Арч.
Послушно сплевываю, но слюна очень вязкая, и он помогает мне, терпеливо ожидая, когда я губой перетираю её о края.
— Хороший омега, очень хороший. Эти анализы для тех омег, кому нужно скорое выздоровление от страшной болезни. Вставай к стене. Я сейчас.
Ползу на четвереньках к стене, и он спрашивает:
— Что, так больно до сих пор?
Киваю, стыдливо отводя взгляд.
— Тебе больно от плетки или укола?
Пожимаю плечами.
— Арчи, ты должен мне ответить.
Прислушиваюсь к себе.
— От укола, кажется, всю половину парализовало болью.
Он кивает и достает новый шприц.
— Вот этот укол снимет боль.
Я снова киваю, и он втыкает мне иглу в ягодицу.
— Смотри, сейчас всё пройдет. Я очень больно лишил тебя девственности, мой омежка. Но так было нужно. На сегодня никаких анализов. Только исполнение твоих желаний. — он торопливо подносит ко мне столик и сажает меня. Боль проходит как-то внезапно. Неопределенно сжимаюсь, даже в анусе боль прошла. Он аккуратно кормит меня с ложечки и садится на колени перед моими раздвинутыми ногами.
— Я хочу ласкать тебя, а ты смотри.
Мы уже поели, и я удивленно смотрю, как его голова нанизывается на мой маленький член. Сначала это неприятно, но потом его язык очень быстро приводит мой член в боевую готовность, и он, оторвавшись от меня, облизнувшись, спрашивает:
— Ты хочешь продолжения?
Киваю, быстро облизывая сухие губы. Он смеется.
— Тогда вставай к стене и наклонись. Хочу тебя взять стоя. — он помогает мне подняться и, смазав мой анус, тыкается своим огромным членом в меня. Наконец, он хрипло приказывает: — Выпяти сильнее зад. И разведи шире ноги. Так, а теперь я тебя приподниму и поставлю на эти подножки.
Он грубо вновь входит в меня, шлепая по моим ягодицам так, что всё желание пропадает, но потом опять словно растекается к моему телу. Голова чуть не бьется о стену, и мои руки резко стягивают кверху.
— Это для того, чтобы ты не мешал мне. Смотри, как мы красивы. — он поворачивает мою голову к выходу, и я только сейчас вижу, что на входе стоит шкаф, и там мы во весь рост отражаемся в большом зеркало. Я вижу разводы крови и иногда свой располосованный зад. Ужасаюсь своему виду и вздрагиваю от его сильных ударов в меня. Он долбит меня очень долго, а я так и остаюсь в полувозбуждении.
— Арч, кончай.
Но я не могу снова кончить.
— Арч, я накажу тебя, если ты не кончишь прямо сейчас. Я могу помочь тебе.
Он начинает со спины гладить мой набрякший член, и я со стоном изливаюсь ему в руку. Он еще долбит мой зад и, наконец, кончает.
— Как же быстро дырка омеги становится широкой и не сужается.
Стыдливо краснею под его пристальным вниманием, и тут дверь резко распахивается. Скаль подскакивает голый и отшатывается от меня, слышу тонкий свист и как в тумане вижу его обезглавленное тело. Голова катится к ведру, куда я чистил овощи.
— Эта омега у них. Помнишь, ты наблюдал за щенком еще три года назад?
Мотаю головой, не понимая смысла, я ведь здесь всего лишь полгода. Двое здоровенных альф идут ко мне очень быстро. Оба в масках и в перчатках. Но я вижу визорные очки у обоих. Это значит, что они какие-то военные. Спрашиваю не своим голосом:
— Вы убьете меня?
Оба смотрят друг на друга.
— Конечно надо убить тебя. Или есть другое решение.
Смотрю на них со страхом, готовый на всё.
— Мы возьмем тебя с собой, там ты будешь нашей приманкой на зверей, от которых мы очищаем наш мир. Эти звери могут убить тебя на первой же охоте. Или сейчас убиваем. Нельзя чтобы кто-то знал о нас. А в твоей памяти очень хорошо покопается твой отец. Он у вас гений науки. А мир ваш примитивный. Один из примитивнейших. Готов?
Я киваю, умирать не хочется. Не до конца понимаю, о чем он, не свожу взгляда с трупа Скаля. Один из альф спрашивает, толкая труп ногой:
— Это у вас такие игры при спаривании?
Пожимаю плечами и хрипло добавляю:
— Не знаю, я… он у меня был первым…
Тот смеется.
— Фу, ладно, Лаут, забирай его, и пусть оденется. Эта одежда, наверное, его. Так, а вот эти уколы, шприцы предполагались для тебя?
Киваю, отводя взгляд, и вдруг один из них, читая название одного из шприцов, показывает другому и мрачно смотрит на меня.
— Это была твоя последняя встреча здесь, омега. Дальше он тебя бы усыпил как обычного щенка, и всё. Твоя миссия была бы закончена.
Я испуганно трясусь от холода, пока в меня не кидают одеждой, которую с меня аккуратно снимал Скаль. Быстро натягиваю на себя рубаху, она рвется сразу на спине, и один из альф внезапно рычит, я еще быстрее надеваю брюки, позабыв о трусах. Меня быстро избавляют от наручников, и я с удивлением замираю, а как же я сполз с тех подножек? Ведь наручники были прикручены веревками к потолку. Вспомнив свист и потом обезглавленное тело Скаля, смотрю на наручники. Они перерезали веревки, видимо, каким-то хлыстом, а ведь могли и меня обезглавить. Мое тело подталкивают к выходу, стону от накатившей боли, и альфа шипит:
— Он будет нам лишь нагрузкой к заданию от Жето. Вот увидишь, мы снова проиграем его отряду.
Мы выходим из домика, и я обнаруживаю, что это вовсе не домик, а подвал, он смотрелся лазом в земле. Удрученно замираю, стукаясь лбом обо что-то невидимое, и вжимаю голову от смеха альф.