После коротких переговоров Мао пригласил Оазиса поужинать. По дороге оба зашли в туалет. Оазис не обнаружил в ванной комнате мыла.
– Мы экспортируем весь жир, – объяснил Мао, – да мыло и не нужно, я сам давно мою руки без мыла.
Оазис переел и перепил за обедом. Хотел отказаться от ужина, но понял, что это невозможно. Да и на сей раз он угодил не столько на трапезу, сколько на вечеринку, где было полно привлекательных женщин. И не только китаянок.
Оазис узнал одну из них – американскую журналистку крайне левых взглядов Агнес Смедпи. Принципиальная противница брачных уз, она когда-то была любовницей советского разведчика Рихарда Зорге, казненного во время войны японцами.
Переводчицей Агнес Смедли, которая не знала китайского, взяла театральную актрису Лили У. Они обе добивались внимания председателя Мао. Агнес раздобыла патефон и пластинки с модным тогда фокстротом и знакомила вождей китайских коммунистов с западными танцами.
Мао танцы нравились. Как и внимание женщин.
– Я уже говорил вам, что Китай – очень бедная страна, мы располагаем немногим, – сказал он Оазису. – Но что у нас имеется в излишке – это женщины.
Решив, что вождь шутит, Оазис ответил в том же духе:
– А разве их экспорт не запрещен?
– Если они вам нужны, можем выделить вам небольшое число – несколько десятков тысяч, – предложил Мао.
– Разумеется, на добровольной основе, – уточнил Линь Бяо.
Мао женился несколько раз. Судьбы всех его жен оказались трагичными.
Первую спутницу жизни – по имени Ло Игу – ему подыскал отец, когда будущему вождю китайской революции исполнилось всего четырнадцать лет. Невеста, его дальняя родственница, оказалась на четыре года старше жениха. Родители подписали брачный договор, не спрашивая мнения сына.
– Я никогда с ней не жил и женой не считал, – обиженно говорил Мао.
Брак оказался недолгим. Ло Игу умерла совсем молодой.
Тогда Мао женился на Ян Кайхуэй, красивой дочери своего преподавателя. Впрочем, любил он другую женщину, но она не приняла его радикальных политических взглядов. А вот Ян Кайхуэй сразу подпала под его чары. Она признавалась:
– Я решила, что если у нас с Мао ничего не получится, ни за кого другого я замуж не выйду.
Когда они поженились, квартиру Мао снял на деньги из партийной кассы. Кайхуэй работала учительницей, преподавала китайский язык и арифметику. Они часто ссорились.
Уезжая, он оставил ей стихотворение:
Она родила ему троих сыновей, но Мао быстро утратил к ней интерес. Кайхуэй тосковала, передавала мужу квашеную фасоль с красным перцем – любимое блюдо Мао.
Жена тоже писала ему стихи:
Она знала об изменах мужа, и это отравляло ей жизнь. Хотела покончить с собой. Не решилась, не желая оставлять детей одних. Но жену Мао арестовали правительственные войска, преследовавшие коммунистов. После недолгого суда казнили. Солдаты сняли с расстрелянной жены Мао Цзэдуна башмаки и забросили их подальше – таково было поверье, иначе дух убитой стал бы их преследовать.
Когда солдаты ушли обедать, выяснилось, что несчастная женщина еще жива. Какой-то добрый человек побежал уведомить об этом солдат. Они оторвались от обеда, вернулись и добили ее.
О смерти второй жены Мао узнал из газет. Отправил теще тридцать серебряных юаней, чтобы она установила надгробие на могиле. Ян Кайхуэй умерла, потому что не пожелала отречься от своего мужа. А он уже давно жил с другой женщиной, которая родила ему дочь.
Мао не видел в своем поведении ничего предосудительного, повторял:
– Потребность в любви сильнее всего.
Третья жена вождя китайских коммунистов, Гуйюань, была на шестнадцать лет его младше. Но Мао не считал, что она одна вправе претендовать на его внимание. Многоженство было широко распространено в Китае. Женщина услаждает жизнь мужчины, и не более того.
Судьба детей тоже мало интересовала Мао. Не до них, когда его мысли отданы революции!
– Такие люди, как я, – объяснял Мао своему гостю Аристотелю Оазису, – в долгу лишь перед самими собой. Мы ничем не обязаны другим. Великие герои становятся могущественными, неистовыми и непобедимыми. Сила героев подобна урагану, вырывающемуся из теснин ущелья, подобна сексуальному маньяку, охотящемуся за своей жертвой. Нас не остановить…
Председатель Мао развлекался с гостями, пока в комнату не ворвалась разгневанная женщина. Как выяснилось, его жене Гуйюань характера было не занимать. Ей не понравилось, что она застала мужа в интимном обществе красивых дам. А ее мужа, который уже привык к подчинению и восхищению окружающих, появление жены крайне разозлило:
– Ты – железо, я – сталь, стоит нам столкнуться – все звенит.
К изумлению Аристотеля Оазиса, который привык к другому стилю взаимоотношений между мужчиной и женщиной, Гуйюань принялась колотить главу Народного Китая металлическим фонариком.
Потом она набросилась на разлучниц.
Мао пытался ее урезонить:
– Ты позоришь себя как коммунист! Иди домой, пока другие члены партии не узнали о твоем поведении.
Приказал охране увести Гуйюань.
Для Аристотеля Оазиса поездка в Пекин оказалась на редкость удачной. Игнатенко был прав. Его флот получил китайские заказы. Платили ему щедро и не торгуясь.
Но множилось и число врагов. Роберт Кеннеди обещал посадить Оазиса за антиамериканскую деятельность:
– Торговать с коммунистическим Китаем – помогать врагу!
Роберт Кеннеди, которого все называли просто Бобби, после юридического факультета Вирджинского университета начинал в отделе по борьбе с уголовной преступностью министерства юстиции. Но вскоре оставил работу, чтобы помочь брату завоевать место в сенате.
После победы Джона на выборах Бобби предложил свои услуги сенатору Джозефу Маккарти, председателю сенатского подкомитета по расследованиям. О сенаторе узнала вся страна, после того как он заявил в клубе женщин-республиканок:
– У меня в руках список в двести пять человек, которые известны государственному секретарю как члены коммунистической партии, но они тем не менее продолжают работать в государственном департаменте и определять нашу внешнюю политику.
Сенатор Маккарти так и не смог доказать свое обвинение. Да никакого списка и не существовало! Но он продолжал говорить о коммунистическом заговоре, преследующем цель подорвать Америку изнутри. Неустанная борьба с тайными коммунистами сделала его знаменитым. В его аппарате можно было сделать большую карьеру.
Но Маккарти не взял на работу Роберта Кеннеди. Объяснил, что уже обещал место главного юридического советника Рою Кону, помощнику прокурора Нью-Йорка. Рой Кон, несмотря на свою молодость, уже был юристом с именем. Он помог вынести обвинительный приговор советским агентам Юлиусу и Этель Розенберг, которых казнили за передачу Москве атомных секретов.
Роберт Кеннеди был крайне раздражен отказом. Не подозревал тогда, что Бог спас его от работы на сенатора Маккарти, чья яркая карьера вскоре завершится самым прискорбным образом.
Молодой юрист занялся другим громким и перспективным делом.
Роберту Кеннеди поручили выяснить, кто из союзников Соединенных Штатов позволяет себе тайно торговать с коммунистическим Китаем. Изучая донесения ЦРУ и военно-морской разведки, Кеннеди обнаружил, что грузы в Китай доставляют суда, принадлежащие греческим компаниям.
Роберт Кеннеди возмущенно рассказывал журналистам:
– Получается, что наши греческие союзники, получающие от нас значительную финансовую помощь, торгуют с китайскими коммунистами, которые убивают американцев!
Аристотель Оазис попал в черный список. Федеральное большое жюри постановило: любое его судно, которое зайдет в американский порт, будет арестовано. Судебное решение могло его разорить.
Расстроенный Аристотель Оазис встретился с Игнатенко в греческом ресторане.
– Как ваше дело? – поинтересовался советский дипломат. – Читал в газетах, что обвинения против вас выдвинули серьезные. Но я слышал, вы наняли одного из лучших адвокатов в городе.
– Я не за себя беспокоюсь, меня камера не пугает, да и ничего у них в суде не выйдет, – самоуверенно ответил Оазис. – За семью боюсь! За дочь прежде всего! Не знаю, что они придумают. Или американцы посадят мою жену вместе с ребенком, чтобы надавить на меня… Или конкуренты доберутся до них, чтобы меня шантажировать… Все знают, как много Кристина для меня значит.
Он настойчиво повторил:
– Мне надо вывезти отсюда дочь. Но не знаю, кому довериться.
Игнатенко неожиданно спросил:
– Мне доверите?
Оазис долго смотрел на него. Кивнул:
– Да.
Игнатенко пояснил:
– Через два дня уходит наш теплоход. Он везет на родину сотрудников советской колонии, срок командировки которых закончился. Дайте мне фото вашей жены, и я через наше консульство выпишу советский паспорт вашей жене и дочери. Они сядут на пароход как советские граждане. Они благополучно покинут американскую территорию, и никто об этом знать не будет.
Нью-Йорк. Квартира Громыко
В квартире постпреда полным ходом шли сборы. Семья Громыко готовилась к возвращению на родину. Андрей Андреевич без пиджака, но в безукоризненно выглаженной белой рубашке и черном галстуке разбирал скопившиеся на письменном столе бумаги. Счастливые дети Анатолий и Эмилия собирали вещи.
Помощник Громыко Валентин Михайлович Рожков доложил:
– Я утром побывал на «Победе». Это немецкий теплоход, назывался «Иберия». Ходил в Вест-Индию. Получили его в счет репараций. Трофей, короче говоря. Приписан к Черноморскому морскому пароходству. Познакомился с капитаном, опытный моряк. Пассажиров вы почти всех знаете – наши дипломаты с семьями. Спецрейс. Проверил вашу каюту, очень комфортная. Вам будет удобно.
Громыко кивнул:
– Мы уже почти готовы.
Рожков добавил:
– Но вот что я выяснил. Путешествие может затянуться. Капитан получил указание из министерства зайти еще и в Александрию и принять на борт египетских армян, которые возвращаются в Советскую Армению. Почти две тысячи человек. С вещами. Так что это займет время.
– Важное дело, – одобрительно кивнул Громыко. – Мы тоже этим занимались. Важно, чтобы все армяне смогли вернуться на историческую родину.
– Но путешествие из-за этого затянется, – напомнил Рожков. – Сначала репатриантов доставят в Батуми. Только после этого судно пойдет в Одессу. А вы, Андрей Андреевич, сказали, что спешите в Москву… Я бы предложил вещи погрузить на «Победу», а вам с семьей сесть на шведский пароход «Грипсхольм». Быстрее будете дома.
– Андрюша, детям понравится морское путешествие, – заметила Лидия Дмитриевна. – Когда еще им представится такая возможность. Зачем нам так торопиться?
Постоянное представительство СССР при ООН
Игнатенко остановил озабоченного Рожкова в коридоре постпредства:
– Хотел с тобой обсудить…
– Извини, тороплюсь, – сказал помощник полпреда. – Может, попозже?
– А, – понимающе кивнул Игнатенко, – уже провожаешь Андрея Андреевича на «Победу»?
– Нет, – объяснил Рожков, – «Победой» отправляем только вещи. Полпред с семьей поплывет на шведском пароходе.
Нью-Йорк. Порт
Григорий Игнатенко срочно встретился с Аристотелем Оазисом – в том же греческом ресторане, что и в первый раз. Есть ничего не стал. Сразу приступил к делу:
– Есть смысл отправить вашу семью на шведском пароходе. Это сложнее организовать. Но думаю, все получится. А плюс в том, что пароход в том числе сделает остановку в Афинах, и ваша жена с ребенком спокойно сойдут на греческий берег, где они будут в безопасности.
Аристотель Оазис поверил Игнатенко.
Он даже не мог проводить жену и дочь в порт. Не хотел, чтобы их видели вместе. Перед отъездом склонился над Кристиной и нежно поправил шапочку, прикрывавшую красивое личико. Прошептал:
– Я позабочусь о тебе, деточка. Ни о чем не беспокойся.
Игнатенко уже находился в порту, когда подъехало такси с женой Аристотеля Афиной Оазис. Несколько растерянная, она держала девочку на руках. Игнатенко легко подхватил ее чемодан и повел Афину к трапу шведского судна. Предупредил:
– Молчите, вы не знаете английского. Говорить буду я.
Он показал свою дипломатическую карточку и ее новенький советский паспорт. Скучающий американский иммиграционный инспектор сверил фамилию со списком пассажиров и приглашающе махнул рукой:
– Вас, русских, необычно много на пароходе. Только что ваш дипломат с семьей приехали.
Когда поднялись на палубу, Игнатенко провел жену Оазиса в отдельную каюту:
– Я обо всем договорился с помощником капитана. Мы ему хорошо заплатили. Еду вам будут приносить сюда, в каюту. Захотите выйти на палубу – на всякий случай держитесь подальше от остальных пассажиров. В Афинах вам помогут сойти на берег… Ни о чем не беспокойтесь. Мы с вашим мужем давние партнеры и держим слово, которое дали друг другу.
Москва. Министерство государственной безопасности
В огромный кабинет министра государственной безопасности Виктора Семеновича Абакумова вошел дежурный:
– Товарищ генерал-полковник, разрешите…
Абакумов нетерпеливо махнул рукой:
– Какие новости из Одессы?
– Летчики морской авиации Черноморского флота, облетев указанный район, обнаружили сгоревший теплоход «Победа» к юго-востоку от Ялты. На воде визуально наблюдаются несколько шлюпок с людьми.
– Список пассажиров составили?
– Так точно!
Дежурный положил папку на стол. Министр раскрыл ее и начал просматривать. Глаза остановились на знакомой фамилии:
– Громыко? Андрей Андреевич? Первый заместитель министра иностранных дел?
Дежурный кивнул.
Абакумов мрачно взялся за трубку правительственного телефона:
– Диверсия. Я должен немедленно доложить хозяину. Громыко – его любимец…
Генерал-полковник Абакумов был в фаворе. Вождь считал, что он хорошо себя проявил во время войны. Адъютант Абакумова в столовой восхищенно и даже с трепетом в голосе рассказывал приятелям, что Виктор Семенович вечерами пешком гуляет по улице Горького:
– Представляешь, со всеми здоровается и велит нам раздавать старухам по сто рублей. Они крестятся и благодарят.
Еще говорили, что Абакумов любит фокстрот, футбол и шашлыки – их ему привозили из ресторана «Арагви». А еще через несколько лет генерал-полковника Абакумова с треском сняли с должности и арестовали. И тот же адъютант, хихикая, рассказывал, будто бы когда Абакумова еще назначали министром госбезопасности, то на заседании политбюро он вроде как засомневался в своих силах:
– Товарищ Сталин, ведь у меня нет опыта…
Это легкое кокетство обычно прощается. Но в тот раз вождь, по словам адъютанта, почему-то пришел в плохое настроение и оборвал кандидата в министры:
– У нас, товарищ Абакумов, сейчас много свободных мест директоров чайных. Если вы в себе не уверены, может, назначить вас директором чайной?
Адъютант страшно веселился: