- Знаю. Серую землю есть нельзя.
- Во-во. Держи. Сюда собирай, - старик дал человек небольшую лопаточку с обломанной рукояткой и что-то типа миски, всё из той же кожи, из которой была сделана и фляга.
Человек долго ходил по пустыне туда и сюда, соскребая с земли соль, он понял это, потому что когда решил, что пора заканчивать, грязного порошка было уже почти до краёв миски - а ведь это много.
Старик к тому моменту, когда человек вернулся, уже успел нарезать из лошади полос мяса. Все их он развесил на небольшом деревянном прутике, положенном между двух рогулек, воткнутых в землю.
- Соль принёс! Давай, неси сюда!
И они стали натирать солью мясо. Несколько кусков старик сразу же отложил в сторону , а остальные, натерев, ещё и вывалял дополнительно в оставшейся соли, потом плотно завернул в кусок ткани и положил в сумку.
- Вот и будет у меня мяско. А это, - он указал на отложенные куски. - Жарить будем.
Лишь после этого и начался закат, а потом и вечер наступил, потому что эти моменты не смотрелись бы при свете дня. Человек и старик смотрели, как шипят полоски мяса над уже без огня, но всё ещё пышущими жаром дровами.
- Ты откуда тут вообще? Я давно тут лежу, здесь никто не проходил.
Человек подумал и ответил:
- Сложно сказать. Давай предположим, что я просто проходил мимо.
- А. Проходил мимо... - старик кивнул. - Ну, кушать давай, кушать. Мясо-то уже готово.
Сняли его и начали есть.
- А я тут давно уже лежу, я сказал, да? Лошадь подо мной умерла, упала, задавила. А я вылезти не мог. Долго лежал. Тут ещё лужи были, когда лошадь упала -то.
- Лужи?
- Ну, да. Это же не пустыня. - старик обвёл рукой всё вокруг, тихое в ночи. - Это дно. Тут море было. Его две реки наполняли. А потом люди стали брать оттуда много воды и море начало умирать. Когда я ехал здесь, оно ещё живое было. А потом умерло совсем. И нет больше моря.
Человек покачал головой и вгрызся в мясо. Слишком солёное. Сыроватое с одной стороны и пережаренное с другой, но что поделаешь?
- Но просто надо было идти вперёд, а другого пути не было. Я и так слишком долго ждал, - продолжал старик. - Я хотел уходить, ещё давно. Молодой совсем был. Мог бежать долго-долго... - старик хлопнул ладонью по халату и человек понял, что сделан он из лошадиной шкуры. - А потом мне уже самому понадобился конь. Это не к добру. Если ты не можешь дойти куда-то своими ногами - то вообще туда не иди, я так считаю.
- Может ты и прав. А как же машины?
- Машины?
- Машины.
- Что такое машины?
- Хорошо, допустим. А как же корабли?
- Корабли?
- Что такое корабли?
- Те штуки, в которых живут здесь люди, - ответил человек.
- А. Это? Корабли? Ты называешь их кораблями... - старик усмехнулся, схватился рукою за полу своего халата из лошадиной шкуры и ткнул пальцем в место на ней. Человек увидел, что там рисунки, примитивные, словно наскальные. - Мир когда-то был больше, странник. Особенно здесь, на этой земле.
Человек молчал, давая старику продолжать. Тот же, довольный этим, рассказывал дальше.
- Здесь жили люди обычные... такие как я.
В свете костра старик поднял лицо от полы халата, и оно словно бы появилось: очень морщинистое, с тонкими губами, узкими глазами и кожей, отличной от того оттенка, который был у его собеседника.
- Хорошие люди. Они любили лошадей, потому что по миру надо бежать и мир надо сотрясать. Эти люди водили стада и иногда воевали... хорошие люди, ведь даже такие иногда воюют. То, что ты видел, то, что ты назвал "кораблями" - это такие же лошади. Только водные. Они когда-то были здесь и ходили по морю. Я же уже говорил, что здесь раньше было море?
- Говорил.
- Они ходили прямо по морю. Но потом люди выпили всю воду отсюда.
- Ты же сказал, что они стали брать воду из двух рек и взяли её слишком много?
- Вот-вот. Они её выпили. Людей стало очень много, они приходили сюда, становились на колени и пили-пили-пили... Вот море и опустело. Лошади умерли, люди, съев их мясо, стали жить в этих оставшихся скелетах. Они окаменели, понимаешь? Стали твёрдыми, похожими на дома. В них вполне можно жить.
И они замолчали, продолжая жевать мясо. Старик, наевшись до разбухшего живота, откинулся и рыгнул. Человек тоже ел до тех пор, пока не понял, что больше в себя не впихнет, как раз в этот момент мясо и кончилось.
Старик вздохнул и внезапно заговорил:
- Хорошая была земля... Жалко, что она умерла.
- Наверное, жалко.
- Это ещё не самое плохое место, уж поверь мне! Тут где-то, в десяти днях пути бегом... ну... там тоже мёртвая земля. Раньше на ней росли огромные грибы. А теперь там совсем жить нельзя.
Человек промолчал, покачав головой.
Старик тоже замолк, но ненадолго. Видимо, он не наговорился.
- Так откуда ты?
- Мимо иду, сказал же.
- Я спросил ОТКУДА! - старик усмехнулся. - Хотя, чего я кричу? Я слабый. Ты, если разозлишься, легко меня побьёшь. Ведь побьёшь?
- Да зачем мне тебя бить?
- Все били. Я когда молодой был - сильный был. А потом... - старик развёл руки в стороны и свёл ладони близко-близко друг к другу. - А потом слабый стал. И все начали бить меня. Я ещё и из-за этого уйти хотел.
Человек покачал головой, потому что не знал, как тут можно ответить. Старик кивнул, понимая, что человек хочет что-то сказать, но не знает, как это выразить, а потом откинулся назад, перевернулся на бок и сразу же уснул. Человек посмотрел на него: лежащего в старом халате из лошадиной шкуры, старого и слабого, идущего по дну высохшего моря, где стоят корабли, в некоторых из которых ещё есть люди, не хотящие ни выходить, ни пускать к себе кого-нибудь. Человек понял, что старик один, и так и останется один. Впрочем, в голове человека поселилась твёрдая уверенность в том, что так и должно быть, поэтому он встал, отряхнулся от соли с гнилой землёй пополам, и вернулся на рельсы.
Он двинулся вперёд, и...
-...где это я?
Человек шёл теперь гораздо медленнее. Путь пролегал через небольшую лощину, расщелину даже, почти по колено в воде, но рельсы всё равно были видны даже небрежно кинутому взгляду. Дома, стоящие над расщелиной, по обе её стороны, человеку ни о чём не напоминали: слишком незнакомая архитектура, слишком непонятная местность.
Человек сошёл с рельс, чтобы рассмотреть её получше, и удивился, как устал, потому что сделал, казалось бы, всего пару шагов, но впору ложиться и спять прямо тут. Может быть ещё не прошла прошлая усталость? На это трудно было бы ответить. Человек шёл вперёд.
Воздух был непривычно влажный, тяжёлый, попахивающий болотом. В домах, стоявших выше, не чувствовалось совершенно никакого присутствия и защиты никакой, подобной той, что была в домах в деревне человека, тоже ощутить не получалось.
- Может потому что это чужие дома? Хм... чужие дома. Может я не чувствую чужие дома? Хотя нет, чувствовал же их в посёлке... может это наоборот - ничьи дома? Похоже, что так. Зайти, что ли?
Но, нет, он не стал. Дома хоть и не вызывали никаких чувств - вот в этом-то и была проблема, что они ничего не вызывали. Слишком пустое место всегда вызывает подозрение.
Поэтому человек шёл, просто шёл по колено в воде, чувствуя рельсы под ногами.
И снова не садилось солнце.
И снова никуда не бежали облака, небо оставалось недвижимым.
Человек уже начал догадываться почему, и поэтому он совершенно не удивился, когда услышал откуда-то из окна одного дома:
- Эй, ты! Ты живой!
- Конечно я живой! - закричал он в ответ
- Ну так давай, лезь сюда! Вечереет уже, куда ты на ночь глядя пойдёшь? - голос был женский.
Человек улыбнулся и сошёл с рельсов. Осмотрелся вокруг, увидел узкие ступеньки, врезанные в крутой склон: очевидно, кто-то живший здесь раньше озаботился этим, чтобы спускаться к реке. Поднявшись наверх, человек снова повертел головой туда и сюда.
- Чего смотришь, вот она я, ты!
Домик, в дверях которого стояла женщина, смотрелся совсем маленьким на фоне остальных: одноэтажный, краска на его досках облупилась, заборчик его был низкий и тоже видавший лучшие времена. Приближаясь к дому, человек всё лучше и лучше видел женщину сквозь стремительно сгущающиеся сумерки. Пожилая, в цветастом платье, чёрная. Не измождённая, но худая. Груди её почти не проглядывались через ткань. Пара чёрных, жёстких волосинок выбилась из -под платка.
Человек прошёл через калитку и подошёл к крыльцу.
- Красиво у вас тут.
- Да. Местечко отличное, чужак, хотя живу я тут совсем немного - всю жизнь, но уже успела это понять! - женщина хлопнула себя по бокам и хохотнула. - Болота, сосны и орхидеи... Откуда ты идёшь? - она покачала головой и тут же сказала дальше, сама себе, не человеку. - Хотя, какая, чёрт возьми, разница... Откуда-то издалека. Видел бы ты себя! Тебя же плевком переломить можно!
Человек неуверенно улыбнулся.
- Заходи в дом. Выспишься, поешь, а дальше будем решать что с тобой делать.
И спорить с ней не хотелось.
Она прошла внутрь, скрывшись в темноте помещения. Человек тоже прошёл за ней и не успел нагнуться, задев головой висящий прямо над дверью пышный лисий хвост. Как раз в этот момент и наступила ночь. Спустя пару часов человек, лежащий в тёплой постели, обтеревшийся перед этим водой, заснул. Фиолетовая луна мягко светила на него через окно.
Рано утром человека разбудила женщина.
- Вставай и иди на задний двор, сполоснись хорошенько, ты же толком не отмылся вчера. А потом завтракать.
Действительно, запах по дому распространялся незнакомый, но аппетитный.
Человек вышел из дому прямо в трусах, а потом, увидев, что женщина из дома не выходит, снял и их. Покачал головой.
Тело раньше у него было слабым телом обычного мужчины его возраста, несмотря на работу в огороде и по дому. Живот, бока, бёдра - лишний жир, общая одутловатость, человек свыкся с этим, научился с этим жить. Теперь же он увидел, как отощал. Раньше он был полон, но не более того. Теперь же - нездорово худ.
Он зашёл в дом взбодрённый холодным обливанием, но понурый.
- Что такое? - женщина суетилась над кастрюлей, в которой что-то булькало
- Очень тяжело идти, куда я иду.
- Куда?
- В город, - человек сел за небольшой круглый столик. - Достать еды. Думал, что смогу дойти быстро, но всё оказалось... я вообще-то сюда пришёл из одной пустыни. Человек, которого я там встретил, сказал, что это дно высохшего моря.
- Как интересно! А что он ещё рассказал?
- Да в основном о себе, - человек задумался, вспоминая. - Про то, какой он был когда-то сильный, а потом постарел и стал слабый, что собрался куда-то идти, но его лошадь умерла...
- Поздно куда-то идти, если ты стар, - рассудительно сказала женщина, помешивая ложкой в кастрюле. - Идти надо когда ты молод. В том и суть молодости. Вот ты куда-то идёшь, и это правильно. Дорога тебя уже меняет.
Человек усмехнулся.
- Не сказал бы, что я молод.
- Тебе просто кажется. Готово. Давай есть.
Она достала тарелки из шкафчика и разлила по ним суп. Расставила тарелки, дала человеку ложку. - Вкусно. А что это?
- Суп из требухи, ел такой когда-нибудь?
Человек покачал головой в отрицании.
- Ты ешь-ешь. Глянь на себя, худющий какой.
- Раньше я таким не был. До похода, в смысле. Не знаю, чего это со мной не так... - человек подумал, съел ещё пару ложек, его пауза неприлично затянулась. - А может быть я слишком стар, чтобы куда-то идти?
- Я же уже сказала тебе, что ты не стар.
- Я так не считаю, - покачав головой, человек отодвинул пустую тарелку, показав жестом, что больше не хочет. - Никогда об этом раньше не думал, нов последнее время мне больше и больше кажется, что... хотя, что это я такое говорю? Я же вышел из дому только вчера!
- Уверен в этом?
- Нет... Может и не вчера. Столько времени прошло... и всё это время... вот всё оно, на всём его протяжении мне кажется, что я зря сделал то, что сделал.
Женщина молчала, хлопоча у плиты - она заваривала чай.
- Я пошёл в город, а где он, этот город? Я пошёл за едой, а где она, эта еда? Я ушёл из дому и потерял всю свою уверенность. Я знаю только то, что ничего не знаю и ничего не понимаю.
По кухне расплылся запах заваренного чая. Густой, горячий, нежный.
- Да, дома принимать решения легче, - сказала женщина. - Гораздо легче. Я решила остаться в своём, хотя мой сын тоже ушёл. И его жена ушла, забрав с собой детей.
- Они поели серой земли?
- Жена сына с детьми - нет. Он очень непростой человек, её можно понять. А сын... когда засияла фиолетовая луна, он вышел наружу, спустился к реке, напился из неё и наелся земли с её дна. Я думала, он окончательно сошёл с ума... - женщина улыбнулась и покачала головой. - Может быть он и сошёл. Теперь его здесь нет и это главное. Я хотела поступить так же, чтобы пойти за ним, мне почему-то кажется, что если я поем серой земли, то сразу узнаю то, что мне нужно знать. А ведь я хочу знать, где мой сын? Значит, я это узнаю.
- Так почему же ты решила остаться здесь?
Женщина вздохнула и разлила чай по кружкам.
- Ты веришь в то, что у некоторых предметов есть душа? Они могут к тебе привязываться. Как можно бросить что-то, что к тебе привязалось? Я не могу уйти из этого дома. Он мой, он меня любит, а я люблю его. Но ты... ты ушёл из своего. Это можно считать подвигом.
- Никогда не чувствовал себя более неуверенным в себе, чем сейчас.
- Надейся, что это пройдёт.
Она больше не говорила, да и человеку нечего было сказать, они пили чай и смотрели кто куда, но не друг на друга. Разговор у них вышел сумбурный, ведь каждый говорил о своём, о том, что волновало его, слабо связывая это со словами собеседника.
- Так ты хочешь уйти, но не можешь?
Женщина кивнула.
- Я думаю, если тебе не хочется уходить, то уходить и не надо. Особенно сейчас, когда светит фиолетовая луна, - человек допил и поставил чашку на стол. - Я немногое понял о том, что случилось, но уж точно осознал то, что нужно доверять своему нутру. Если твоё нутро говорит тебе делать что-то, то это что-то нужно делать. Мир очень изменился, это всё, что я вижу. И хоть я очень не уверен в себе, но сейчас... - и человек понял, что говорит это не женщине, а себе, и что она смотрит на него с улыбкой, и что суп из требухи - вкусен, а местность вокруг не так уж и враждебна.
Поэтому человек остался. И когда он решил это, то снова его поглотила окружающая среда и он стал для неё своим.
Здесь было неплохо, хотя и непривычно для человека, жившего долгое время совсем в другом климате, но он быстро привык к тяжёлому, влажному воздуху, к жаркому солнцу, к реке у самого дома, к тяжёлой работе, к тяготному сну на кровати, к тому, что некоторые люди, появившиеся вокруг, его не очень-то и любят, но главное - женщина, каждый вечер гладила его по голове и говорила:
- Ты в порядке, сынок?
А значит всё действительно было в порядке и ничего не стоило сожалений. Человек жил, охотился, ел опоссумов, змей, лягушек, танцевал у костров с другими людьми, которые хоть и не сразу, но приняли его, а значит это была хорошая жизнь. Но всё это - совсем другая история, совершенно здесь не нужная, и, значит, оставшаяся где-то там вдалеке.
Однажды ночью человек проснулся, и понял, что сквозь окно на него светит фиолетовая луна, такая же огромная, какая была у него дома, в настоящем доме.
И человек ушёл, на прощанье поцеловав женщину в её сухую щёку.
Он спустился вниз к реке, где всё ещё были рельсы, черпнул на прощанье, умыл лицо, хотел было прогнуть на железную дорогу, но его окликнула проснувшаяся женщина.
- Посмотри на себя ,чужак! Ты же такой худой!
В голосе её был задор, как при первой их встрече.
- А может, всё-таки останешься?! Отъешься хоть нормально! У меня еды полно!
Человек зашёл на железную дорогу, нащупал ногами рельсы и пошёл дальше.