Тут кто-то прикоснулся к моему плечу, и я резко обернулся.
— Что за?..
Это отказался Джимми Франклин.
— Спокойно, Хэнк. Это же я, Джимми. Я тоже посмотрел в бинокль и почувствовал то же, что и ты — боль и тоску. За Снежной Тварью накопилось немало долгов.
— Да, что есть, то есть, — кивнул я.
— Взгляни-ка вон туда. — Джимми указал на предмет, больше всего похожий на большой каменный взлобок, торчащий над снегом и льдом. — Еще один кусок земной старины, который Итаква своровал, как сорока ворует блестящие пуговицы. Что ты об этом скажешь?
Я повернул бинокль в ту сторону, куда указывал Джимми, и сфокусировал его на монолите. Видно было не столь отчетливо, как мне хотелось бы, однако очертания громадного менгира позволили мне догадаться о происхождении, возможно, примитивных, но все же потрясающе одаренных творцов этого изъеденного временем и украшенного резьбой правильного куска черного базальта величиной с большой дом. Скорее всего, эскимосы, а вот какой именно ветви, сказать трудно.
В памяти всплыли смутные видения — хмурые гиганты острова Пасхи, изваяния храма Рамзеса Великого в Абу-Симбеле… Они, рядом с этим монументальным сооружением, показались бы довольно-таки скромными. Впрочем, я полагал — я знал! — что оно намного старше. Нечто подобное могли бы соорудить исчезнувшее царство Му или легендарный Ломар еще в те времена, когда создатели Хема и Вавилона являли собой горстки жалких кочевников пустыни, но эта громадная скульптура превосходила даже их погибшие или ушедшие под воду монументы.
Фасетчатую поверхность монолита покрывали огромные — больше натуральной величины — изображения могучих мамонтов, запечатленных по большей части в состоянии дикого страха, безумия, панического бегства! Подле вырезанных в камне толстокожих бежали люди, коренастые аборигены, вооруженные топорами и копьями, а рядом с ними саблезубые тигры, массивные северные олени и бизоны, волки, медведи и лисы. Примитивная панорама эпохи палеолита, на которой все спасаются от общего врага. После того как я, повозившись с биноклем, все же справился с фокусировкой и получил-таки четкое изображение вместо расплывчатых пятен, враг обнаружился в верхней части монолита.
Итаква! Пусть изображение грубое и несовершенное, но не могло быть никаких сомнений в том, что Тварь, шляющуюся по ветрам, знали и боялись — и поклонялись ей — давние из давних предков людей. Насколько чуждой для Земли ни была бы Снежная Тварь, но самомнением она обладала поистине человеческим. Примитивные обитатели Земли воздвигли громадный монумент его могуществу, а он перетащил его сюда, в свой мир снега и бурь.
— Я, кажется, понимаю, почему он припер сюда все это, — сказал Джимми, возможно, ухватив мои мысли. — Но зачем ему корабли, зачем люди? Что вообще такое этот самый Итаква и зачем он… э-э… мигрирует между мирами и измерениями? Хэнк, я прочел почти все, что ты собрал о Шагающем с Ветрами, но мне кажется, что мы где-то упустили что-то важное.
— Сомневаюсь, Джимми. Если и упустили, то не так уж много, — ответил я. — Просто кое-что пока не записано вообще — идеи, с которыми носился Пизли, разрозненные обрывки сведений, которые Фонд Уилмарта пока не сумел классифицировать, варианты, которые предлагали провидцы, и все такое прочее. Да и у меня, после того как я взялся за тему, тоже появились кое-какие мыслишки.
Я опустил бинокль и повернулся взглянуть, как обстоят дела у остальных. Уайти удобно расположился возле пулемета. Изо рта у него свисала дымящаяся сигарета, и вид у него был совершенно безмятежный. Однако указательный палец он держал на предохранительной скобе спускового крючка пулемета, а глаза из-под полузакрытых век внимательно следили за обманчиво неподвижной поредевшей толпой спешившихся волчьих всадников. Трейси кучкой зеленовато-бурой камуфляжной материи полулежала в кожаном пилотском кресле и спокойно глядела в окно носового фонаря. Я не видел ее лица — она набросила на голову капюшон, из-под которого с размеренной регулярностью выплывали облачка пара от дыхания.
Джимми выжидательно взглянул на меня.
— Валяй дальше, я слушаю.
Я помолчал еще немного, чтобы собраться с мыслями.
— Ладно, посмотрим, не найдется ли у меня чего-то такого, что ты еще не знаешь. — Действительно, неплохо было бы поболтать об этом. Заодно и время убить до тех пор, пока не начнется то, чему суждено начаться.
— Итаква, — начал я, — это ужас, проходящий сквозь толщу веков от самых древних человеческих мифов. Его знали птетолиты, его изображения можно найти на одерических кромлехах. Свидетельства его существования оставили древние обитатели всех заполярных и приполярных земель, и даже в начале XIX века некоторые североамериканские и канадские индейцы вырезали его изображение на своих тотемах. Примерно такие же, как и те, что мы увидели здесь, на Борее.
— Рассказывай, братец, рассказывай, — донесся до меня из носа самолета голос Трейси. Вскинув глаза, я увидел, что она наклонила голову в нашу сторону. — Я пока мало что понимаю во всем этом, так что с удовольствием послушаю о том, чего не прочитала.
Меня обрадовало то, насколько мужественно она восприняла все происходящее. Я кивнул и повысил голос.
— У Итаквы множество имен. Это и Бог Великого белого безмолвия, и Снежный великан, и Бог Ветров, и Странник-смерть, и Тот, кто ходит в ветре, и Путник чужих миров, и Шагающий с Ветрами, и Владыка Ветров. Его образ, его смертоносное обаяние подвигли множество писателей, в том числе и весьма известных, на создание замечательных произведений, основанных на старинных легендах. Именно они, вне всякого сомнения, вдохновили всемирно известного английского прозаика Элджернона Блэквуда на создание «Вендиго» — это же Итаква. И Огаст Дерлет, живший в Висконсине, не так уж далеко от полярного круга, написал несколько весьма своеобразных и очень точных произведений о нашествиях Итаквы.
Это не кто иной, как первородная элементаль стихии, от которой берут начало все древнейшие земные мифы и легенды о духах воздуха. Это прототип Гао, Частри-Шахла, Кетцалькоатля, Негафока, Хатуры, Тха-Тхка и Энлиля. Итаква упоминается в самых древних и самых потаенных произведениях, какие только создавало человечество, его крылатые символические изображения вырезаны на сломанных колоннах и полуразвалившихся стелах Гефа наряду с символикой прочих отвратительных чудовищ — Богов Круга Ктулху. Потому что Итаква, несомненно, один из БКК, первородных элементалей, чье происхождение столь же загадочно и в лучшем случае гипотетично, как и происхождение самой вселенной.
Фонд Уилмарта полагает, что в неизученные доисторические времена, в эпоху, предшествовавшую земной жизни в известных и привычных нам формах, Земля и Солнечная система в целом стали полем битвы. Победителями в этой межпланетной войне стали существа, о которых мало что известно, — светила паранауки в этих самых потайных книгах называют их «старшими богами». БКК, побежденные, но все еще опасные, были заточены в каких-то пространствах, специально предназначенных для этой цели. Их оградили ментальными и генетическими блоками, эти блоки вживили в них, как в наше время на преступников надевают наручники и кандалы. Эти блоки должны были воспроизводиться и в потомстве, чтобы любой отпрыск ББК был связан теми же ограничениями, что и его предки.
Можно предположить, что Итаква получил наименее суровое наказание — его просто-напросто выставили в межзвездное пространство, по ветрам которых он продолжает расхаживать, а на Земле его пребывание ограничили открытыми всем бурям заснеженными просторами Заполярья и ближайших прилегающих областей. И в этом качестве он представляет собой нечто вроде оси, на которой балансирует будущая участь всей его надмировой «родни» из Круга. Он относительно свободен от ограничений, наложенных Старшими Богами, и на нем основаны все надежды ББК, именно на него все они смотрят как на своего будущего освободителя из вечного заключения. Но его притязания этим не ограничиваются.
Итаква не знает того, что называется родом-племенем, но питает влечение к сильным красивым женщинам белой расы. В этом отношении, как, впрочем, и во всех остальных, он совершенно неразборчив и утоляет свое вожделение при каждом удобном случае и с любой женщиной, которой выпадет несчастная судьба оказаться в пределах его досягаемости. Известно, что у него уже имелись дети, прижитые с дочерьми Адама, а вот о следующих потомках никто ничего не слышал. Мы доподлинно знаем о троих детях, все от белых женщин, но, к счастью, все трое оказались слишком чужеродными для Земли и не выжили. Могут быть, правда, и другие, о которых ничего не известно, но это маловероятно.
Зато можно не сомневаться в том, что Итакве попадались в снегах и другие женщины, у которых ментальных и физических сил оказалось недостаточно для того, чтобы вынести случившееся и жить дальше, храня в себе память об этом. И, кстати, имеются вполне убедительные свидетельства существования в Канаде целых поселений, верующих в Шагающего с Ветрами, где ему время от времени приносят человеческие жертвы. Обычно молодых привлекательных женщин. Что касается его стремления плодить детей…
— Ему же чертовски одиноко, — перебил меня Уайти, — вот так шляться в зазвездных сферах.
— Да, — кивнул я, — пожалуй, можно и так сказать.
— Это… эта штука — одинокая? — нахмурился Джимми Франклин. — Но ведь одиночество — это чисто человеческая эмоция, скажете нет?
— А как же лебедь, лишившийся пары? — вступила в разговор Трейси. — Или собака, хозяин которой умер? Это самое настоящее одиночество.
Уайти сделал какое-то неопределенное движение головой — не то кивнул, не то, напротив, качнул, отрицая собственную предыдущую реплику.
— Да, он одинок, но одиночество это совсем не такое, каким его можем ощущать мы. К тому же это больше, нежели простое одиночество. У Итаквы же имеется совершенно определенная цель.
— Уайти прав, — подхватил я. — У меня в этом нет никаких сомнений. Все завязано на главную цель этого чудовища — освободить все прочие исчадия ада, своих родственников и знакомых. Подумайте сами: один-единственный Итаква, один Шагающий с Ветрами намерен освободить всех своих бесчисленных кошмарных родичей из тюрем, где они заточены. Ктулху — из затонувшего Р’льеха, Хастура — из озера Хали, Йог-Сотота — из каких-то темных измерений, и так далее.
А представьте себе, что таких, как Итаква, Тварей, Шагающих с Ветрами, двое! Насколько легче тогда станет задача! А если их станет трое? Четверо?
Счастье еще, что он не всемогущ и действенное против него оружие все-таки существует. И у нас оно есть — это звездные камни из всеми позабытого Мнара. — Я посмотрел на ладонь — на вздувшиеся на ней волдыри от ожогов — и печально усмехнулся. — Правда, ими способна воспользоваться одна лишь Трейси, но это все же лучше, чем…
— Хэнк! — перебил меня Уайти. Я взглянул на него и увидел, как его выразительные брови подпрыгнули вверх и тут же опустились на место, а сам он нагнулся к прицелу пулемета и проворчал: — Подкрепление. — Я вскинул бинокль к глазам и обвел взглядом заснеженную равнину — ту ее сторону, где возвышался пирамидальный алтарь. Да, к нашим врагам пришло подкрепление! Оно собиралось, под командованием русского жреца, в ложбинке между парой причудливых снежных бугров. Оказалось, что эти реликвии, собранные за бесчисленные века, на протяжении которых Итаква снова и снова посещал Землю, не что иное, как искусственные вигвамы и иглу Детей Ветров, которыми их обеспечивал их владыка и господин, Итаква, повелитель снегов. Там посреди сотен всадников на волках я разглядел большие сани, а на санях…
— Джимми, как ты думаешь, что это такое? — спросил я.
— Я бы сказал, что это тотем, — ответил он. — Прикрепленный к саням здоровенный столб, украшенный резными фигурами и лицами.
— Да, — саркастически хмыкнул Уайти, — столб и должен быть здоровенным. Как же иначе? — Он взглянул на меня, и его брови удрученно сползли к глазам. — Ведь это же таран!
5. Корабли снегов
(Записано под диктовку медиума Хуаниты Альварес)
Когда сани с тараном подползли поближе к самолету, всадники на волках, как и во время предыдущих штурмов, взяли наш покореженный самолет в кольцо, только на этот раз окружение имело три-четыре линии. Вокруг нас собралось, пожалуй, с тысячу двести людей и животных, и я подумал, что у нас вряд ли хватит боеприпасов, чтобы выстрелить в каждого из них хотя бы по разу. Но даже если никто из нас не допустит ни единого промаха, нас попросту сомнут, задавят количеством.
Таран оказался футов пятнадцати в длину. Сани, в которые была впряжена добрая дюжина волков (на передней паре сидели ездоки), тяжело ползли по снегу, переваливаясь на ухабах; канаты, державшие столб, натягивались при каждом крене. Вероятно, его отпилили от огромной сосны — но я пока не видел на Борее деревьев, — украсили резными изображениями богов и дьяволов, а торцу придали грубое сходство с Итаквой. Эта массивная голова была нацелена на самолет, и как только волчьи всадники раздались, чтобы пропустить тотем сквозь кольцо оцепления, все сразу стало ясно. Нос самолета состоял в основном из многослойного стекла-триплекса и довольно слабеньких рам, и таран полз прямо к этому хрупкому пузырю.
— Уайти, — сказал я, понимая, что битва возобновится с минуты на минуту, — делай что хочешь, но постарайся разделаться с волками, которые тащат тотем. Джимми, это касается и тебя. Трейси, прикрывай Джимми, а я буду прикрывать Уайти у двери. И берегите, берегите патроны!
Круг воинов на волках продолжал сжиматься, звери и всадники придвигались к самолету, сгрудились вокруг саней с тотемом, так что попасть в тягловых волков было непросто. Все ближе подкатывалось море лиц — плоских лиц, меднокожих лиц, лиц с раскосыми и прямыми глазами, лиц эскимосов, индейцев и белых — лиц и удлиненных морд.
— Если мы не начнем сейчас, — чуть слышно пробормотал Уайти, — то потом уже их не остановим.
Не успел он договорить, как передние принялись колотить своих волков пятками по мохнатым бокам и резко прибавили ходу. Из-за спин воинов донеслись жуткие вопли, гулко разносившиеся в морозном воздухе, — жрецы Итаквы молили Шагающего с Ветрами благосклонно взглянуть на своих воинов в бою.
— Началось! — проорал я. — Ну, зададим им жару!
Не успел я договорить, как мой голос сразу заглушили заикающееся тарахтение пулемета и частый, равномерный треск винтовки. Сразу повалилось с дюжину воинов, сопровождавших таран, один из них с криком рухнул прямо под ноги животным, тянувшим тяжелые сани, а Уайти испустил оглушительный ликующий боевой клич, но тут же удивленно охнул, увидев, что первые верховые эскимосы и индейцы уже добрались до самолета. Перед помятой дверью мелькнул белый мех, и тут же в самолет, перепрыгнув через смертоносный поток свинца, ввалилась коренастая фигура. Я выстрелил эскимосу в грудь; пуля отбросила его в сторону. Он умер, не успев даже коснуться пола, но в падении уронил ногу в меховой обуви на ствол пулемета. Стрельба смолкла, и тут же в дверном проеме возникло несколько силуэтов. Я стрелял в упор в темные и светлые лица и рычащие морды с покрытыми пеной клыками, пока не кончились патроны, но к тому времени Уайти успел освободить пулемет.
Повернув оружие, он вновь пробудил его к смертоносной жизни. Но хотя пулемет и ожил, его резкий голос говорил об одной лишь смерти. Смерть по дуге вылетала из открытой двери и врезалась в воинов, копошившихся на окровавленном снегу. Все же эта атака успешно отвлекла Уайти от тарана; уже в следующее мгновение таран красноречиво заявил о себе. Джимми Франклин, продолжавший торопливо стрелять, вдруг предупреждающе вскрикнул, и тут же на нос самолета обрушился тяжелый удар. Самолет покачнулся; я в это время перезаряжал пистолет и от неожиданности упал. Уайти, продолжая одной рукой строчить из пулемета, все же умудрился за что-то уцепиться и удержался на ногах. В следующий миг ударник щелкнул в пустоту — лента в пулемете закончилась.