Один из солдат увёл лошадь Парана во временные конюшни, второй же конвоировал Парана дальше между солдатских палаток. Всюду мелькали фигуры в плащах и капюшонах, однако ни один не был облачён в полное боевое снаряжение.
Они вошли в офицерский шатёр.
– Капитан, – сказал солдат, отбрасывая капюшон, – мы наткнулись на этого человека, когда он пытался въехать в Г'данисбан со стороны Рараку. Как видите, сэр, он в малазанском плаще. Мы думаем, дезертир. Вероятно, из Четырнадцатой.
Он обращался к женщине, лежавшей на спине на койке у стены. Она была светлокожей. Миниатюрные черты лица окружало облако длинных рыжих волос. Наклонив голову так, чтоб видеть солдата и Парана, она недолго помолчала, затем вернулась в прежнее положение, продолжив рассматривать потолок.
– Отведи его в лагерь для заключённых – он же у нас есть, правда? Да, и узнай у него всё – какой полк, какой легион и так далее. Чтоб записать это куда-то прежде, чем его казнят. Теперь убирайтесь, вы оба. Вы здесь всё водой залили.
– Одну минутку, капитан, – сказал Паран. – Я хочу поговорить с Первым Кулаком.
– Это невозможно. И не припомню, чтоб я разрешала тебе говорить. Вырви ему за это ногти, Футгар, ладно? Когда придёт время, конечно.
Много лет назад Паран ответил бы… ничем. Склонявшийся перед правилами, писаными и неписаными. Он просто бы перетерпел. Но он насквозь промок и нуждался в горячей ванне. Устал. И Паран уже проходил через нечто подобное однажды, давным-давно, на далёком континенте. Тогда, правда, это была женщина-сержант. Те же рыжие волосы, только с усами под носом, но всё равно схожесть была неожиданной, как нож убийцы под рёбра.
Солдат, Футгар, стоял слева от него, на полшага сзади. Парану ничего не оставалось, как шагнуть вправо, и затем ударить того локтем левой руки в лицо. Ломая нос. Мужчина рухнул на землю, как мешок картошки.
Капитан резко села, оборачиваясь, и успела даже встать на ноги к моменту, когда Паран шагнул на неё и сильно ударил в лицо, впечатав костяшки в челюсть. Её глаза закатились, и она рухнула спиной на койку, ломая деревянные ножки.
Разминая руку, Паран огляделся. Футгар был без чувств, как и капитан. Непрекращающийся ливень гарантировал, что снаружи палатки ни звука короткого боя не услышали.
Он подошёл к дорожному сундуку. Не заперто. Паран откинул крышку, отложил в сторону броню и начал копаться в одежде. Вскоре у него было достаточно тряпок, чтобы связать обоих солдат и заткнуть им рты. Оттащив Футгара от входа, он забрал у солдата карманный нож, заточку, кеттру с широким лезвием и меч с пояса. Приготовил комок тряпок для кляпа, приложил его ко рту, чтобы понять, проходит ли достаточно воздуха через сломанный нос. Даже не близко. Отложив это ненадолго, он тщательно связал ему запястья и колени, воспользовавшись поясным ремнём, чтобы соединить путы за спиной Футгара. Затем охватил ремнём голову Футгара, плотно стянув на уровне рта, оставляя пространство для вдоха, но не для движений языком. Сможет стонать и рычать, но и не более того.
Так же он связал капитана, затем закрепил кляп из комка ткани полосой материи, оторванной от одной из капитанских рубах. И, наконец, привязал обоих по разным сторонам лежанки, а саму лежанку к центральному столбу, чтобы помешать им выползти из палатки, что, как он надеялся, даст ему достаточно времени.
Паран нашёл основной проход и направился к большому штабному шатру в центре лагеря. Мимо проходили солдаты, не обращая на него внимания. Это была армия Однорукого, но он всё ещё не видел ни одного знакомого лица, что, впрочем, было не так уж странно – он командовал «Мостожогами», а «Мостожогов» больше не существовало. Почти все эти солдаты были новобранцами из гарнизонов в Крепи, Генабарисе и Натилоге. Прибывшие уже после Паннионской войны. И всё же он ожидал найти хоть кого-то из первой волны, шедшей с ними на Коралл, кого-то, кто побывал в той сокрушительной битве.
Четверо солдат стояли на страже у палатки Дуджека. Пятый маячил неподалёку, удерживая за поводья измазанную в грязи лошадь.
Паран подошёл ближе, вглядываясь в лицо всадника. Знакомое лицо – он нашёл то, что искал. Кавалерия. Всадник из армии Каладана Бруда, как ему казалось – хотя в этом я могу ошибаться. Так как же его звали?
Светло-карие глаза уставились на Парана, когда тот приблизился. Под тенью капюшона промелькнуло узнавание, затем удивление. Солдат выпрямился и отдал честь.
Паран покачал головой, но было уже слишком поздно. Четверо стражников тоже смотрели на него. Паран ответил невнятным жестом, после чего приблизился к всаднику.
– Солдат, – тихо спросил он, – ты меня знаешь? Будь добр, отвечай тихо.
Кивок.
– Капитан Ганос Паран. Я не забываю имена и лица, сэр, но мы слышали, что вы…
– Да, так оно и есть. Твоё имя?
– Хурлокель.
– Теперь вспомнил. Ты по случаю был хроникёром, верно?
Тот пожал плечами.
– Я записываю всякое, да, сэр. Что вы здесь делаете?
– Мне нужно поговорить с Дуджеком.
Хурлокель глянул на стражников и нахмурился.
– Пойдёмте, сэр. Не обращайте на них внимания, они новички, так что ещё не знают всех офицеров.
Ведя за собой лошадь, Хурлокель увёл Парана прочь, вниз по переходу, где они остановились.
– Хурлокель, – спросил Паран, – почему палатку Дуджека охраняют зелёные юнцы? Это бессмысленно. Что случилось, и почему вы разбили лагерь вне Г'данисбана?
– Да, сэр, нам пришлось нелегко. Видите ли, всё дело в чуме; целители легиона спасают нас от неё, но что она сделала с Семью Городами… боги, капитан, десятки тысяч тел. Может, даже сотни тысяч. В каждом городе. В каждой деревне. В лагерях – повсюду, сэр. С нами был Золотой морант, знаете, ну, вроде перебежчик. Так вот, в Г'данисбане есть храм. Главный храм Полиэль, именно оттуда идёт чумной ветер, и он всё сильнее.
Хурлокель прервался, чтобы стереть дождевую воду с глаз.
– И Дуджек решил ударить в самое сердце, верно?
– Так точно, сэр.
– Продолжай, Хурлокель.
– Мы прибыли месяц тому, и Первый Кулак собрал отряды из ветеранов вместе с Золотым морантом. Они должны были ударить по проклятому храму. Ну, они ожидали, по меньшей мере, Высшую жрицу или что-то вроде того и были готовы к этому. Чего никто не ждал, так это лично Серой Богини.
Глаза Парана расширились:
– Кто-то выбрался?
– Почти все они, сэр, не считая Золотого моранта. Но… они все больны, сэр. Чума добралась до них всех, и они до сих пор живы лишь благодаря целителям… только целители уже проигрывают бой. Такие дела. Мы застряли, и ни у кого не хватает пороху принять командование и что-то решить. – Хурлокель замешкался, затем прибавил: – Разве только вы сами здесь за этим, капитан. Очень надеюсь на это.
Паран отвернулся:
– Официально я мёртв, солдат. Дуджек вышвырнул нас из армии, меня и немногих других…
– «Мостожогов».
– Да.
– Что ж, сэр, если кто и заслужил отдохнуть на солнышке…
Паран поморщился:
– Да уж, я уверен, что солнце где-то там есть. Так или иначе, вряд ли я могу командовать. Я всего лишь капитан…
– С абсолютным старшинством, сэр. Дуджек взял офицеров с собой – они же были ветеранами. Так что у нас здесь в лагере около десяти тысяч солдат, а за старшего – капитан Речушка, она же «Фаларская Принцесса», представьте себе.
– Рыжеволосая?
– Как огонь, да, хорошенькая…
– С разбитой челюстью. Мы встречались.
– Разбитой челюстью?
– Это была неприятная встреча. – Паран некоторое время колебался, затем выругался и кивнул. – Ладно, я сохраню чин капитана… со старшинством. Но мне нужно новое имя…
– Капитан Добряк, сэр.
– Добряк?
– Старые солдаты пугают им новобранцев, как бабушки пугают детишек чудищами. Никто здесь его в лицо не знает. По крайней мере, из тех, кто не болен и в своём уме.
– Ладно, куда был приписан Добряк?
– К Четырнадцатой, сэр. Армия адъюнкта на западе Рараку. С какой стороны вы пришли?
– С запада.
– Отлично, сэр. Тогда считаем, что я вас узнал. Никто ничего обо мне не знает, кроме того, что Первый Кулак гонял меня с посланиями.
– И почему тогда я позволил двум солдатам арестовать меня, если я пришёл взять на себя командование?
– А вы позволили? Что ж, видимо, хотели проверить, как здесь идут дела.
– Ладно. Ещё вопрос, Хурлокель. Почему ты до сих пор не с Каладаном Брудом в Генабакисе?
– Сэр, союз распался вскоре после того, как тисте анди заняли Чёрный Коралл. Рхиви вернулись на равнины, баргасты в горы. Багровая Гвардия, что была на севере, просто исчезла – никто не знает, куда они ушли. Когда Однорукий отплывал, казалось, мы движемся к чему-то интересному.
– Сожалеешь?
– На каждом ударе сердца, сэр. – Хурлокель нахмурился: – Говорите, челюсть разбита у капитана Речушки?
– Я её ударил. И ещё какого-то солдата по имени Футгар. Они связаны в капитанской палатке. Могли уже прийти в себя.
Всадник ухмыльнулся, и это была ухмылка не из приятных.
– Капитан, вы вырубили «Фаларскую Принцессу». Это шикарно. Это прямо то, что люди слышали о Добряке. Прекрасно.
Паран вздрогнул и потёр лицо. Боги всемогущие, да что ж это у меня со знатью?
Она неторопливо вышла из потаённого храма, чтобы увидеть, как по дороге внизу тянется разрозненная толпа оборванных людей. Спускаясь по пыльному каменистому склону, она уже была в пятнадцати шагах, когда её наконец-то заметили. Странной же была эта встреча – взгляд выживших глаза в глаза, узнавание и недоверие. Принятие, некое чувство общности и глубже – невыразимая тоска. Вслух сказали лишь несколько слов.
Присоединившись к шагающим солдатам, Лостара Йил оказалась бок о бок с капитаном Фарадан Сорт, сообщившей ей кое-что об итогах штурма И'гхатана.
– Ваш Кулак, Тин Баральта, висел на волоске от смерти, если не телом, то разумом. Он потерял руку – полностью сгорела – и получил серьёзные повреждения… лица. Самовлюблённый был человек, как по мне.
– Его треклятая борода, вечно умащённая маслами, – пробурчала Лостара.
Она задумалась о Тине Баральта. Он никогда ей не нравился. Не просто самовлюблённый. Откровенно говоря, несмотря на демонстративную воинственность, он был трусом. Она помнила, как он вёл отступление после убийства старшей Ша'ик и как рвался присвоить себе любые заслуги, уклоняясь от ответственности за провалы. Была в нём какая-то садистская нотка, и теперь Лостару пугало, во что она вырастет, ведь Тин Баральта всегда любовно вскармливал все свои душевные раны.
– Почему армия бросила всех вас?
Фарадан Сорт пожала плечами:
– Решили, что никто из оставшихся в городе не мог уцелеть в огненном смерче. – Помолчав, она прибавила: – Это было разумное предположение. Только Синн считала иначе, и что-то подсказало мне ей поверить. И мы продолжили поиски.
– Они все в лохмотьях… и безоружны.
– Да, потому нам и надо как можно скорее воссоединиться с армией.
– Синн может магически связаться с Четырнадцатой? Или с Быстрым Беном?
– Я не спрашивала. Я не знаю, сколько её способностей – неразвитый талант. Такие создания являются по случаю и без дисциплины, обучения и ученичества часто становятся воплощениями хаоса. Сила, но не направленная, дикая. Но даже так она смогла защитить стену от огня и спасти легион Кулака Кенеба… ну, некую его часть.
Лостара взглянула на капитана, затем вновь на шагающих солдат и спросила:
– Ты – корелрийка?
– Да.
– И стояла на Стене?
Натянутая улыбка мелькнула на лице и исчезла.
– Никому не позволено покинуть этот пост.
– Говорят, Буревестники используют ужасающую магию во время своего непрерывного штурма Стены.
– Вся магия ужасна – беспорядочное убийство, часто с огромного расстояния. Нет ничего более разрушительного для смертного, владеющего такой силой, будь то человек или кто-то другой.
– Лучше смотреть в глаза врагу, когда отнимаешь жизнь?
– По крайней мере, – ответила Фарадан, – так у них есть шанс защититься. А в финале Опонны решают, в чьих глаза угаснет свет.
– Опонны? Я думала, дело в мастерстве.
– Молодая ты ещё, капитан Лостара Йил.
– Неужели?
Фарадан Сорт улыбнулась:
– С каждой следующей битвой моя вера в мастерство уменьшается. Нет, каждый раз либо Госпожа ведёт, либо Господин тащит.
Лостара не ответила. Она не могла согласиться с этим утверждением, даже преодолев гнев на снисходительность другой женщины. Умный и опытный солдат выживает там, где погибают неуклюжие дураки. Милость Опоннов покупается мастерством – как может быть иначе?
– Ты выжила в И'гхатане, – сказала Фарадан Сорт. – Сколько в этом было милости Госпожи?
Лостара задумалась на миг, затем ответила:
– Нисколько.
Однажды, много лет назад, несколько удачливых солдат застряли в огромном болоте. Окровавленные, полубезумные, кожа слезала с них полосами из-за долгих недель блуждания в грязи и чёрной воде. Калам Мехар был среди них, как и трое, идущих рядом, и, судя по всему, с тех пор изменились лишь декорации.
Чернопёсий лес жестоко прорядил «Мостожогов», затянутая кошмарная война шла в зарослях чёрных елей, в старицах и топи, всюду кишели Моттские ополченцы, Первая армия натиев и Багровая гвардия. Выжившие пребывали в оцепенении – отойдя от ужаса, они немедленно впадали в отчаяние, и что бы ни сменяло их, это чувство зарождалось слишком медленно. Оставляя… очень немногое. «Посмотри только на нас, – вспомнились ему слова Вала, – мы только выдолбленные брёвна. Мы выгнили изнутри, как и всё в этом треклятом болоте». Что ж, Вал никогда особым оптимизмом не отличался.
– У тебя задумчивый вид, – заметил Быстрый Бен.
Калам вздохнул, затем поднял глаза.
– Хотел спросить, Бен. Ты когда-нибудь устаёшь от своих воспоминаний?
– Это не лучшая идея, – ответил чародей.
– Да, думаю, не лучшая. Я не просто старею – чувствую себя стариком. Смотрю на всех этих солдат – боги, какие же они молодые! Не считая того, что в глазах. Думаю, мы были такими же когда-то. Только… с той поры и до сего дня, Бен, что мы сделали? Так мало, что, считай, и ничего.
– Должен сказать, я и сам хотел задать тебе пару вопросов, – отозвался Быстрый Бен. – Этот Коготь, Жемчуг, к примеру.
– Тот, что ударил меня в спину? А что с ним?
– Почему ты всё ещё не убил его, Калам? Я о том, что обычно ты не спускаешь такое с рук, верно? Если, конечно, ты не сомневаешься в том, что управишься с ним.
Позади подал голос Скрипач:
– Ночью в Малазе? Это был Жемчуг? Худов дух, Калам, гадёныш болтается с Четырнадцатой ещё с Рараку. Неудивительно, что он так лыбится при виде тебя каждый раз.
– Плевал я на Жемчуга и на его убийство, – тихо сказал Калам. – У нас есть проблемы поважнее. Что на уме у адъюнкта? Что она планирует?
– А кто сказал, что она что-то планирует? – парировал Скрипач. Он нёс в руках ребёнка – девочку, быстро уснувшую с пальцем во рту. – Она гналась за Леоманом, а теперь бежит от чумы, пытается выйти на соединение с транспортным флотом. А потом? Думаю, мы возвращаемся в Генабакис или на полуостров Корел. Старая песня: «солдатом быть, солдатом жить».
– Думаю, ты ошибаешься, – бросил Калам. – Всё очень запутано.
– О чём это ты?
– Ключ в Жемчуге, сапёр, – сказал убийца. – Почему он всё ещё здесь? Зачем следить за адъюнктом? Зачем идти по пятам за Четырнадцатой? Говорю тебе, Скрип, только от Ласиин зависит, что будет делать дальше адъюнкт, только от неё.
– Она нас в покое не оставит, – проговорил Скрипач. – Ни адъюнкт, ни Четырнадцатую. Мы её единственная походная армия, которая не зря так зовётся. Полководцев не осталось – правда, они-то есть, но отдать им честь я могу только по лицу. Кроваво или нет, Тавор покончила с восстанием, а это что-то да значит.
– Скрип, – сказал Быстрый Бен, – война куда больше, чем ты думаешь, и она только начинается. И неизвестно, на какой стороне Императрица.