В двух трудах Аристотеля, где речь шла о сновидениях, они уже представляли для него предмет изучения психологии человека. Он считал, что сновидение – это не послание богов и оно не исходит от них, а подчиняется законам человеческого духа, что, конечно же, противоречит божественному началу. Сновидение вовсе не возникает из сверхъестественного откровения, а является результатом законов человеческого духа, родственного, конечно, божеству. Сновидение характеризуется как проявление психики спящего человека, покуда он погружен в сон.
Аристотелю были знакомы некоторые из характеристики сновидения; например, он знает, что сновидение превращает незначительные переживания во время сна в очень значительные («кажется, будто идешь сквозь огонь и весь пылаешь, но на самом деле лишь та или иная часть тела незначительно нагревается») и делает отсюда вывод, что сновидение может подсказать врачу первые признаки болезненных изменений в организме человека, которые были незаметны в состоянии бодрствования.
Как уже говорилось, эти древние авторы, которые упоминали о сновидениях до Аристотеля, не рассматривали сны в качестве продукта ума спящего человека, считая, что они исходят от богов: и в древние времена существовали две противоречащие друг другу тенденции во всех трудах, посвященных снам и сновидениям, которые заметны довольно явно. Древние авторы проводили различие между истинными и значимыми сновидениями, ниспосланными спящему свыше в качестве предостережения или предсказания будущего, и сновидениями лживыми, обманчивыми и ничтожными, которые должны были сбить спящего с толку или погубить его.
О такой классификации сновидений упоминает Группе (Gruppe, 1906), ссылаясь на исследования Макробиуса и Артемидора из Далдиса: «Сновидения можно разделить на две категории. Первые возникают под влиянием настоящего (или прошлого) и не имеют существенного значения для будущего; это – ενμπνια (бессонница), которые просто воспроизводят какую-то идею или ее противоположность, например голод или как его утолить; и φαντασματα, которые фантастическим образом преувеличивают эту идею, к ним относятся, например, ночные кошмары (ночное удушье, или ephialtes). А сны из другой группы связаны с будущим, например: 1) явное пророчество, которое человек получает в сновидении (χρηματισμοζ или oraculum); 2) предсказание какого-то предстоящего события (οραμα или visio); и 3) символическое сновидение, которое нуждается в толковании (ονειρoζ или somnium). Подобная теория просуществовала на протяжении многих столетий».
Поскольку этим различным группам сновидений приписывали разную степень значимости, то по-разному происходило и «толкование» этих сновидений. Люди надеялись, что то, что им снится, поможет им принять важные решения, но не все сновидения были сразу понятны, и людям было неясно, предвещает ли данное туманное сновидение нечто важное для них, поэтому они так и стремились осознать его смысл, придать ему ясные очертания и разобраться в том, что оно обозначает. Во времена поздней Античности Артемидор из Далтиса был величайшим авторитетом в области толкования сновидений. Его обширные труды [Oneirocritica] компенсируют навсегда утраченные для нас труды других древних авторов.
Донаучные представления о сновидениях, распространенные в древние времена, безусловно, идеально соответствовали представлениям того времени об устройстве вселенной, согласно которым то, что происходило в душе человека, рассматривалось в качестве проекции на нее некой внешней реальности. Более того, это касалось и содержания впечатлений, которые сохранялись от сновидений после пробуждения; поскольку именно в этих воспоминаниях о снах, в сравнении с остальным содержанием человеческой психики, похоже, угадывается нечто чуждое, словно привнесенное из иного мира. Неверно считать, что учение о сверхъестественном происхождении сновидения не имеет сторонников даже в наши дни; его разделяют поэты и мистики – которые изо всех сил цепляются за то, что сохранилось со времен господства веры в сверхъестественное, пока наука не разделалась с ним окончательно, – и нередко встречаются весьма образованные люди, далекие от романтизма во всех отношениях, которые заходят так далеко, что с помощью такого необъяснимого явления, как сны, пытаются обосновать собственную веру в существование сверхъестественных сил и в то, что такие силы способны вмешиваться в дела людей (Гаффнер – Haffner, 1887). Некоторые философские школы, например последователи Шеллинга, наделяют сны особым значением, и это явный отголосок господствовавшего в Античности мнения о том, что сновидения имеют божественное происхождение, а для некоторых мыслителей божественная или пророческая сила сновидений все еще представляется темой для обсуждения. Это происходит оттого, что в психологии пока нет адекватных объяснений, которые были бы применимы к накопленному материалу, как бы ни пытались ученые опровергнуть подобные суеверия, считая их несостоятельными.
Создавать историю научного подхода к исследованию проблемы сновидения трудно, потому что, какими бы ценными ни были ее отдельные аспекты, пока существенного продвижения вперед достичь не удалось. Не было получено обоснованных результатов, которые могли бы быть использованы в дальнейших исследованиях. Каждый новый исследователь начинает работать с одними и теми же проблемами с нуля. Если бы я стал перечислять их в хронологическом порядке, приводя их мнения о сновидениях, то не сумел бы нарисовать точной и понятной картины происходящего, из которой бы стало понятно, что мы знаем на этот счет. И потому я предпочел построить мой метод интерпретации этих тем, а не составлять обзор мнений других авторов, и, стремясь ответить на все вопросы, связанные со сновидениями, я буду приводить примеры материалов из исследований других авторов.
Но мне не удалось изучить всю литературу на эту тему – источники разрозненны и переплетаются с литературой на другие темы, и потому я прошу читателей принять мой труд таким, каков он есть, учитывая, что ни один из фундаментальных вопросов по этой теме не был упущен из виду.
До недавнего времени существовала тенденция рассматривать сон и сновидение как единое целое, а при этом также изучали и аналогичные состояния из психопатологии как смежной области исследований, и других явлений, напоминающих сон (например, галлюцинаций, видений и т. д.). Но в исследованиях последних лет наблюдается стремление к более узкому рассмотрению этой темы и исследованию отдельных аспектов из области сновидений. Подобное изменение, на мой взгляд, свидетельствует о растущем убеждении в том, что понимание и единодушие в подобных вопросах могут быть достигнуты лишь в результате серии детальных исследований. Подобное детальное психологическое исследование будет предложено вашему вниманию на этих страницах. Я редко уделял внимание такому явлению, как сон, поскольку оно лежит в области физиологии, хотя изменения в функциональных детерминантах психических явлений должны быть включены в описание сна как особого состояния. Поэтому здесь не будет ссылок на литературу, посвященную сну.
Научный интерес к сновидениям как отдельным явлениям заставляет нас сформулировать целый ряд проблем, которые мы здесь будем рассматривать, одни из которых до некоторой степени представляют собой самостоятельные проблемы, а другие находятся во взаимосвязи друг с другом.
А. Взаимосвязь сновидения и бодрствования
Когда человек пробуждается, то он наивно полагает, что, даже если сновидение и не приходит к нему из иного мира, то по крайней мере переносит его туда. Физиолог XVIII в. Бурдах (Burdach, 1838, с. 499), составивший подробное и точное описание явлений, связанных со сновидениями, так выразил это свое мнение о них, которое часто цитируют: «…волнения и переживания минувшего дня, его радости и печали, никогда точно не повторяются в сновидении; оно скорее стремится освободить нас от них. Даже когда наш ум всецело занимает какая-то мысль, когда наше сердце разрывается от горя или когда наш разум изо всех сил стремится к некой цели, – даже в этих случаях сновидение уносит нас в некий чуждый мир, или выстраивается лишь из отдельных фрагментов реальной жизни, или просто соответствует нашему настроению, выступая в качестве символа реальности». И. Г. Фихте (Fichte, 1864) в таком же духе высказывается о дополнительных сновидениях и считает, что они являются скрытыми способами, с помощью которых душа стремится исцелиться. Л. Штрумпель (Strümpell, 1877) высказывает похожее мнение в своей работе «Die Natur und Entstehung der Träume», которая пользуется заслуженным признанием: «Спящий отворачивается от происходящего в мире бодрствующего сознания…»; «Во сне память об упорядоченных событиях, сохранившихся в сознании, и нормальное поведение полностью утрачиваются…»; «Во сне душа практически полностью отделена от нормального содержания и событий, происходящих в состоянии бодрствования…»
Но у большинства исследователей этой проблемы противоположное мнение по поводу взаимосвязи состояний сна и бодрствования. Например, Гаффнер (Haffner, 1887) считает, что: «Во-первых, сновидение – это продолжение бодрствования. Наши сновидения всегда связаны с тем, что занимает наши мысли. Тщательное исследование практически всегда установит, каким именно образом сновидение и переживания минувшего дня связаны друг с другом». Вейгандт (Weygandt, 1893) категорически не согласен с приведенным выше утверждением Бурдаха: «Поскольку очень часто можно наблюдать, во множестве сновидений, что они возвращают нас в обычную жизнь, а вовсе не вырывают из нее». Мори (Maury, 1878) так лаконично высказывается на этот счет: «Нам снится то, что мы видели в реальной жизни, о чем говорили, чего желали или чем занимались, когда бодрствовали». Иессен (Jessen, 1855) в своем труде «Психология», вышедшем в свет, приводит больше деталей на этот счет: «Содержание сновидений всегда до той или иной степени зависит от личности человека, от его возраста, пола, общественного положения, умственного развития, привычного образа жизни и событий из его жизни».
Философ Я. Г. Е. Маасс (J. G. E. Maass, «Über die Leidenschaften», 1805) высказывается по этому поводу наиболее категорично: «Наше утверждение, что нам чаще всего снится именно то, к чему мы страстно стремимся всей душой, подтверждается на практике. Из этого видно, что наши страстные желания должны оказывать влияние на появление наших сновидений. Честолюбивому человеку снятся лавры победителя (хотя это может быть лишь плодом его воображения), которые ему еще предстоит завоевать, а влюбленному снится объект его сокровенных надежд… Все дремлющие в сердце до поры до времени чувственные желания или то, что вызывает отвращение, если получат стимул, могут переплестись с другими идеями и породить сновидение; или могут вплестись уже в существующий сон».
В древности люди считали, что сновидение и реальная жизнь именно так и связаны между собой. Я приведу цитату из труда Радштока (Radestock, 1879): «Когда Ксеркс перед походом на Грецию не внял добрым советам, а снова и снова, под воздействием своих снов, решился начать эту войну, то перс Агтабан, старый толкователь снов, мудро заметил, что сновидения в большинстве случаев отражают то, о чем думает человек в состоянии бодрствования».
В поэме Лукреция «О природе вещей» мы читаем (IV, V):
Et quo quisque fere studio devinctus adhaeret, aut quibus in rebus multum sumus ante morati atque in ea ratione fuit contenta magis mens, in somnis eadem plerumque videmur obire; causidici causas agere et componere leges, induperatores pugnare ac proelia obire…
А Цицерон утверждает («De Divinatione», II, LXVII) и в этом, много веков спустя, ему вторит Мори: «Maximeque "reliquiae" rerum earum moventur in animis et agitantur, de quibus vigilantes aut cogitavimus aut egimus».
Противоречие между этими двумя точками зрения в том, что касается взаимосвязи сновидения и бодрствования, похоже, разрешить невозможно. Полезно будет вспомнить о мнении Ф. В. Гильдебрандта (Hildebrandt 1875), который считает, что «все особенности сновидения в принципе невозможно охарактеризовать иначе, кроме как создавая "целый список из противоположностей", которые часто превращаются в противоречия». «Первая из этих противоположностей возникает в силу того, что сновидение практически полностью изолировано от реальной жизни, а с другой стороны, они постоянно соприкасаются и зависят друг от друга. Сновидение совершенно не похоже на все то, что человек переживает в состоянии бодрствования, это своего рода герметически замкнутое существование, и между ним и реальной жизнью лежит непроходимая пропасть. Оно освобождает нас от действительности, от нормальных воспоминаний о ней, уносит нас в иной мир, в иную среду, не имеющую ничего общего с реальным миром…» Гильдебрандт далее указывает, что, когда мы засыпаем, наша реальная жизнь словно проваливается в «невидимый люк». Во сне мы можем, например, отправиться на остров Святой Елены и подарить живущему там Наполеону бутылку превосходного, дорогого мозельского вина. Низложенный император радушно встречает нас, и нам так жалко просыпаться и понимать, что эта иллюзия сейчас разрушится и исчезнет. Но давайте сравним то, что нам приснилось, с реальной жизнью. Тот, кому это все приснилось, никогда не продавал вина и не стремился к этому. Морского путешествия не совершал и во всяком случае никогда не отправился бы на остров Святой Елены. Наполеону он совершенно не сочувствует, наоборот, ненавидит его из патриотических соображений. И кроме того, Наполеон жил на острове задолго до рождения того, кому все это приснилось, так что очень маловероятно, чтобы спящий испытывал к Наполеону добрые чувства. Все это сновидение кажется чем-то чуждым и соединяет два периода жизни, совершено не связанные друг с другом.
«Но то, что кажется противоречивым, оказывается истинным и правильным, – пишет Гильдебрандт. – Я думаю, что эти разрозненные и изолированные друг от друга явления все же могут быть глубоким образом взаимосвязаны между собой. И тогда можно с уверенностью утверждать: что бы нам ни снилось, связано с реальной духовной жизнью, которая разворачивается в связи с этой реальностью. Каким бы невероятным ни казался сон, он никогда не может быть оторван от реального мира, и его самые деликатные и забавные конструкции должны всегда черпать материал или из того, на что упал наш взор в реальном мире, или из того, о чем мы думали, когда не спали; иными словами, он приходит из того, что мы пережили, объективно или субъективно».
Б. Из чего состоят сновидения. Воспоминания в сновидениях
Все, что человеку снится, каким-то образом связано с его опытом, он вспоминается или воспроизводится в сновидении, и это можно заявить с уверенностью. Но неверно было бы утверждать, что такая взаимосвязь между содержанием сна и реальностью становится очевидной, когда эти два состояния сравнивают друг с другом. Напротив, такую взаимосвязь необходимо упорно искать, и зачастую она долго ускользает от исследователя. Так происходит оттого, что у воспоминаний в сновидении существует целый ряд особенностей, которые, хотя и были доступны наблюдению, но не поддавались объяснению. И они, конечно же, достойны нашего пристального внимания.
Прежде всего, иногда какой-то материал, из которого соткано сновидение, не поддается объяснению в сравнении со знаниями и опытом человека в состоянии бодрствования. Человек довольно отчетливо помнит свой конкретный сон, но не припоминает, чтобы нечто подобное происходило с ним в реальной жизни. И потому ему непонятно, откуда пришло это сновидение; пока, много времени спустя, какое-то недавнее событие не разбудит в нем память о каких-то давних событиях его жизни. Итак, мы вынуждены признать, что мы когда-то знали и помнили нечто такое, о чем в состоянии бодрствования мы не помним.
У Дельбефа (Delboeuf, 1885) мы находим весьма выразительное описание, которое иллюстрирует подобную ситуацию. Ему приснился покрытый снегом двор его дома, а под снегом лежали две полузамерзшие ящерицы. Он любил животных, потому взял их в руки, отогрел и положил в углубление в стене, которое было сделано специально для них. Он знал, что ящерицам очень нравится папоротник, и потому положил туда к ним несколько веточек. Ему приснилось название этого папоротника: Asplenium rata muralis. Потом ему приснилось что-то другое, а затем ему снова приснились эти ящерицы и, к своему удивлению, Дельбефа увидел, как на остатки кустика папоротника откуда-то упали еще две ящерицы. Он посмотрел в поле и увидел, как пятая и шестая ящерицы проделывают дырку в стене, и вот уже вся дорога была покрыта ящерицами, все они двигались в одном и том же направлении.