Он делает знак своим воинам, те прячут мечи, а варяги Харальда снова берутся за шатер Андроника, сам же грек отходит в сторону.
На берегу уже зажгли костры под котлами и выбили у бочки днище. Харальд первым сел у расстеленной парчовой скатерти и говорит:
– Что-то не вижу быков и овец, которых должен нам дать грек по договору. Да и самого Маниака не видать.
Тогда кто-то из варягов с холма кричит:
– Харальд, войско движется у города!
Харальд поднялся и видит далеко множество пеших и конных воинов в строю, и все они идут прочь от Сиракуз вдоль берега, а за войском волокут на волах башни и стенобитные орудия.
– Узнай, что там такое, – говорит Харальд Чудину.
Тот кивнул варягу, сводившему коня с корабля, варяг вскочил в седло и поскакал к войску. Скоро он вернулся и сказал что-то Чудину, а тот говорит Харальду:
– Это Маниак отходит от Сиракуз, чтобы не мешать тебе.
Харальд посмотрел вслед уходящему войску, усмехнулся и говорит:
– Эх, Маниак, Маниак, разве мало в мире городов на нас двоих?
Больше он ничего не сказал и сел пировать. Вот он выпил большой рог вина и замечает Андроника, все стоящего поодаль.
– Ты еще здесь? – спрашивает Харальд.
Андроник побелел от обиды, но сдержался и говорит:
– Меня прислал сюда император Михаил, и мой долг доложить венценосному…
Харальд махнул на него рукой, чтоб молчал, и спрашивает Чудина:
– Как, ты сказал, зовется этот город?
Чудин отвечает:
– Сиракузы.
– Доложи венценосному, – говорит тогда Харальд Андронику, – что я взял Сиракузы на рассвете.
Наступает ночь, и варяги спят на берегу за холмом, выставив дозоры, только Харальд с Чудином и Феодором вышли из стана и лежат за кустами на пригорке, а перед ними опустевшее поле со следами костров войск Маниака, а дальше – крутые стены города.
Харальд долго смотрел на стены и говорит:
– В лоб его не взять.
Чудин говорит:
– Вот греки подкоп и затеяли.
– Глупое это было дело, – говорит Харальд. – В узкой дыре перебили бы греков, как крыс.
Потом он глядит на намет, скрывающий подкоп, и спрашивает:
– Войдет полсотни воинов под намет?
Феодор прикинул и отвечает:
– Если дружка на дружку лягут до верха, семьдесят войдет.
– А до ворот оттуда – шагов сто, – говорит Харальд.
– Восемьдесят пять, – отвечает Феодор.
– Глаз у тебя наметан, живописец, – говорит Харальд и задумывается.
Чудин говорит:
– Тишь какая. У нас в Киеве давно бы уже вторые петухи пропели.
– Кому здесь петь, – отвечает Феодор. – Поели петухов-то. И собак нет – не лают.
– Это хорошо, – говорит Харальд, вставая. – Будите воинов.
Вот ночь идет к концу, и рассветает.
И сарацины, несущие дозор на стене, видят, что через поле, опустевшее с уходом Маниака, движутся к воротам города несколько человек в белых похоронных балахонах и несут на плечах гроб. И еще видят они, что за гробом везут повозку, груженную тремя большими мешками, а к повозке привязан козел.
Теперь надо сказать, что эти люди, хоть и одеты были по-сарацински, были варяги, и среди них были Харальд, одноглазый Ульв и Феодор-живописец.
Вот перед ними в землю вонзается стрела, и со стены им кричат:
– Кто вы и зачем пришли?
Тогда Феодор, который шел впереди, поправил чалму и тоже кричит:
– Велик Аллах!
– Нет бога, кроме Аллаха, – отвечают со стены. – Что вы за люди?
– Мы люди господина нашего Абу-али-ибн-Фарадж-Абдуллы, – говорит Феодор, – мир его праху, и горе нам, несчастным!
– Что вам нужно? – спрашивают со стены.
– Господин наш родом из Сиракуз и завещал похоронить его на родине по обряду предков. А где теперь найдешь в Сицилии хоть одну уцелевшую мечеть и живого муллу? – говорит Феодор.
Сарацины ушли и привели старшего над ними. Тот пришел и говорит:
– Не видели вы войска вблизи города?
– Оно стоит в двух стадиях отсюда, – отвечает Феодор. – Неверные схватили нас, но сжалились во имя Аллаха. Неужели вы не сжалитесь, добрые люди, над безутешными рабами господина нашего Абу-али-ибн-Фарадж?..
– Помолчи, – говорят со стены и стали совещаться.
Тогда Феодор говорит:
– Мы не с пустыми руками пришли – дадим вам три мешка муки и козла.
Тут сарацины поглядели на повозку, и совещание у них пошло намного живее, а потом старший говорит:
– Хорошо, мы пустим вас во имя Аллаха, но обратно не выпустим.
Феодор говорит:
– Для нас счастье – умереть на земле господина нашего.
– Ступайте к воротам, – говорят сарацины.
Тут варяги подходят к воротам, и перед ними опускается подъемный мост на цепях. Гремят запоры, и ворота открываются. И варяги видят за воротами человек тридцать воинов и старшего над ними.
Вот те пропускают повозку, за ней варяги несут гроб, а сарацинские воины стоят по бокам ворот, готовые разом поднять мост.
Но когда гроб оказывается в проеме ворот, варяги вдруг разворачивают его поперек и бросают на землю так, чтобы створки ворот не могли закрыться. И тут же двое варягов выхватывают из-под балахонов секиры и убивают воинов, готовых поднять мост. Из мешков выскакивают еще шестеро варягов. А Харальд, выхватив меч, одним ударом сносит голову старшему сарацину. И все это происходит в мгновение ока.
И когда сарацины наконец понимают, как перехитрил их Харальд, и, опомнившись, хватаются за сабли, поздно уже думать им о жизни и некогда думать о смерти, потому что один за другим падают они под ударами варягов или в страхе бегут прочь от ворот, крича:
– Спаси нас, Аллах! Это не люди, а дьяволы!
Теперь надо сказать о Чудине. Он лежал под наметом, скрывающим подкоп, и с ним тесно лежали в три ряда семьдесят варягов. И когда Чудин услышал стук мечей, он перекрестился и сказал:
– Наше время, братие.
И первым быстро побежал к воротам, а за ним, сползая друг с друга, побежали остальные. И успели вовремя, потому что Харальд уже расправился с первыми сарацинами, а другие еще не подошли.
Тогда Харальд говорит:
– Эйлив и Хальдор – на стены, остальные – за мной.
Но все и без того знали, как им поступать, потому что дело было хорошо продумано. Часть людей бросаются по лестницам, ведущим на стены, и там завязывается бой. Другая часть устремляется вдогонку за бегущими, поражая их мечами и секирами. Харальд же ухватил за бороду одного из раненых сарацинов и спрашивает:
– Хочешь жить, обрезанный? Говори, где главный над вами?
Сарацин отвечает:
– Эмир в мечети, совершает утренний намаз.
Харальд говорит:
– Ну вот, нам как раз туда и нужно.
И тут варяги снова поднимают гроб и несут туда, где видна башня минарета. И козел хочет бежать за ними и рвется с веревки, но Феодор говорит:
– Не козлиное это, брат, дело. Ты свою службу сослужил, иди гуляй.
И он перерубил мечом веревку и вытолкал козла за ворота, а ворота закрыл и сел у них с мечом, чтобы ни один живой сарацин не ушел из города.
А варяги в это время бегут с гробом наперевес все быстрее, и вот они уже летят так, что ноги их не успевают касаться земли. И с разбега, как тараном, ударяют гробом по закрытым дверям мечети, и двери разлетаются в щепки.
Чудин перевел дух и говорит:
– Тяжеленек был покойничек, – и вместе с другими вбегает в мечеть.
Но здесь они видят, что никого в мечети нет, кроме старого муллы, в страхе творящего молитвы.
Харальд говорит:
– Обманул, обрезанный пес.
– Где эмир? – спрашивает Ульв муллу.
Тот, трясясь, отвечает:
– Не знаю, не видел, не помню.
– Так полежи, вспомни, – сказал Ульв и проткнул мулле брюхо насквозь. Чудин хотел отвести меч Ульва, но не успел и с укором говорит:
– Попа-то зачем?
– Каков приход, таков и поп, – отвечает Ульв.
В это время снаружи слышится:
– Молите пощады, неверные!
Харальд смотрит и видит, что к мечети со всех сторон идут сарацины, и их вдесятеро больше, и с ними человек с кривой саблей в руках и в эмирской чалме.
Теперь надо сказать о Георгии Маниаке. Он стоял на холме и смотрел издали на Сиракузы, окруженный своими воинами.
– Много взял на себя Харальд, – усмехается Маниак. – Еще никто не покорял города сотней воинов.
Прошло еще сколько-то времени, и Маниак говорит:
– Совесть воина мне не простит, если не выручу хвастуна.
И он садится на коня и мчится к Сиракузам во главе своих всадников. И вид скачущего войска грозен и красив.
Маниак подъезжает к городу и слышит, что там тишина, и видит, что ворота закрыты, а перед воротами стоит черный козел.
– Плохой знак, – говорит стратиг. И кричит своим громовым голосом, от которого лошади шарахаются в стороны: – Эй, Харальд, мужайся, здесь я, Маниак, я пришел к тебе!
Тут открываются ворота, и Маниак видит Харальда, усталого, в иссеченных доспехах, с обломком кривой сабли в одной руке и с окровавленным мечом – в другой.
– Заходи, Маниак, – говорит Харальд. – Будешь первым гостем у меня в Сиракузах.
В этом городе Харальд взял большую добычу. Серебряные вазы и чаши, золотые кубки и блюда, драгоценности и мешки с монетами были грудой сложены на берегу, чтобы внести их на корабль.
И Феодор-живописец сидел возле груды, любуясь добытым. Возьмет то блюдо, то ожерелье и говорит:
– Диво дивное! Истинно, сему цены нет. Гляди-ка, Ульв, дева по ожерелью скачет, имя ей Артемида, и с ней охотники, изваяны как живые, чудится даже, рог слышен.
Ульв одноглазый послушал и говорит:
– Не слышу никакого рога. Эй, торопитесь, – кричит он грузящим судно. – Нас в Мессине к вечеру ждут.
Варяги забегали быстрее – и тут на берегу появляется Андроник, патрикий, с гемилохитом и воинами.
– Куда так спешишь, Харальд? – говорит он.
Харальд отвечает:
– Хочу выйти засветло. А тебе что за дело?
Андроник говорит:
– Разве ты забыл, что по договору тебе положена только четверть добычи, а остальное – Византии?
Харальд говорит:
– Если бы не я – не видать Византии Сиракуз.
Андроник говорит:
– Они уже принадлежат Империи, и с ними – три четверти добычи. Таков договор, ты сам скрепил его клятвой на мече, а варяги ведь не изменяют клятве?
Харальд помолчал и говорит:
– Что ж, ты прав. Бери. – И отошел.
Тогда воины Андроника идут к добыче с мешками и начинают их набивать, три веди беря себе, четвертую оставляя варягам.
Ульв говорит:
– Я смотрю, твои люди хитрят, грек. В вашей доле вещи тяжелее.
Гемилохит хотел возразить Ульву, но Андроник велел ему молчать и говорит:
– Возможно. Я сам за этим прослежу.
И он начинает отбирать вещи, но тут Феодор-живописец вскакивает и кричит:
– Не верь греку, Харальд! Не все дороже, что тяжелей!
Андроник засмеялся и говорит:
– Разве это тонкое ожерелье не дешевле литого блюда?
Тогда Феодор выхватил ожерелье у Андроника и подбежал к Харальду:
– Посмотри работу! Тепла она еще от рук мастера и тонка, как женский волос… Как волос Ярославны!
Харальд посмотрел на Феодора, словно удивленный, потом оглядел ожерелье и говорит:
– Возьму себе.
Тогда Андроник подходит к Харальду и говорит:
– Не порадуешь ты Ярославну таким подарком.
– Почем тебе знать? – спрашивает Харальд.
– Поверь мне, – говорит грек, – она снова опозорит тебя, назвав жадным. Ведь в золоте главное, когда его много. Не так ли?
Харальд ничего не ответил, а грек говорит:
– Так я беру эту безделушку?
Феодор говорит:
– Не отдавай, Харальд! Не зря ведь сказано: мал золотник, да дорог!
Харальд отодвинул Феодора в сторону и говорит Андронику:
– Хорошо, бери.
Грек спрятал ожерелье за пазуху, наклонился к Харальду и говорит:
– Еще посоветую тебе, Харальд, как мужчина мужчине. Что ты знаешь о Елизавете? Хорошо ль ее помнишь? Видно, нет, иначе бы ты не забыл обиды. Да и может, ее давно отдали за другого?
Харальд опять ничего не ответил, только посмотрел на грека. А тот говорит:
– Пять лет ты совершаешь подвиги в честь Эллисив, а разве нет женщин лучше? У аланского царя дочери славятся кротостью и красотой, и у персидского шаха. И в Константинополе любая девушка знатного рода пошла бы за тебя. А василевс с радостью благословил бы ваш брак и дал тебе титул при дворе.
Харальд опять молчит.
– Я рад, что ты слушаешь меня, – говорит Андроник, – а не этого мерзкого богомаза, который изобразил на твоем парусе Елизавету похожей на скотницу.
Тогда Феодор бросается к Харальду и кричит:
– Да что же ты, Харальд? Заставь змею прикусить жало или я это сделаю!
Харальд остановил его знаком и говорит:
– Молчи, Феодор. И не мешай больше патрикию, пусть делит как хочет.
Так сказал Харальд и ушел на корабль.
Вот они плывут по морю вдоль берега, и Харальд стоит у рулевого весла. И Чудин замечает, что Харальд все время кренит весло вправо, и слева все больше удаляется берег. Чудин говорит Харальду:
– Ты не туда правишь.
Харальд говорит:
– Туда.
Чудин говорит:
– Нас ждут в Мессине.
Харальд говорит:
– Успеем.
И велит варягам грести быстрее. И сам смотрит в море.
И все смотрят, куда это смотрит Харальд. И скоро видят в море греческий корабль. И тот идет медленнее, и расстояние между ними сокращается.
Харальд говорит:
– Готовьте секиры к бою.
Тогда Чудин все понял и говорит Харальду:
– Не доброе ты, друже, затеял дело.
– Здесь я хозяин, – отвечает Харальд. – Или ты трусишь?
Чудин не ответил, только вынул меч.
Вот они настигают греческий корабль, и Андроник, удивленный, кричит с кормы:
– Что тебе нужно, Харальд?
Харальд отвечает:
– Твоя жизнь и мое золото.
– Ты плохо шутишь, – говорит грек.
– Какие уж шутки, – говорит Харальд. – Ты бы лучше помолился.
– Харальд, – говорит грек, – венценосный узнает – найдет тебя на дне моря.
Харальд говорит:
– Не узнает.
И тогда грек понял, что Харальд не шутит, и побледнел. А варяги закинули на греческий корабль якорь, притянули его к себе и перепрыгнули через борт.
Коротким был морской бой, в искусстве которого варяги, как всем ведомо, не знают равных. Скоро кровью и трупами греков покрылась вся палуба; один Андроник, убежавший на корму, оставался еще в живых и стоял там, обнажив меч.
Харальд говорит:
– Покажи нам, так ли ты искусен с мечом, как в лукавстве.
Они сошлись и ударили мечами. И ударили еще раз, и третий, а на четвертый раз Харальд сильно размахнулся и отсек Андронику ногу выше колена. И некоторое время Андроник стоял, прислонясь спиной к мачте, и глядел как бы удивленно на обрубленную ногу.
– Нечего глядеть, нет ее, – говорит Харальд. – Это тебе за скотницу.
Снова взмахнул мечом и отсек руку.
– А это – за справедливый дележ.
И тогда Андроник, собрав все силы, плюнул в Харальда.
Харальд говорит:
– Видно, и голова тебе ни к чему, если не умеет себя прилично вести. – И отрубил голову.
Варяги быстро собрали мешки и покидали на свой корабль. А Харальд вынул у грека из-за пазухи ожерелье, прыгнул на ладью последним и оттолкнул ее веслом.
Феодор, пока шла битва, сидел, не шелохнувшись, на палубе. А тут он говорит:
– Не надо бы оставлять в море улику.
Ульв говорит:
– Это верно.
Он поджигает факел и кидает его на греческий корабль. А варяги отплывают от занявшегося корабля и налегают на весла.
Харальд выпил рог вина, налил снова и протягивает Чудину:
– Вид вражеской крови веселит, и победа вселяет радость. Почему не радуешься? Выпей!
Чудин качает головой:
– Ты нарушил клятву.
Харальд вспыхнул и говорит:
– Эллисив я тоже клялся в любви и ради нее взял восемьдесят городов. Неужели спущу обиду греку?
Чудин говорит:
– Любовь негоже доказывать кровью.