– Сэр, идите сюда! – крикнул Фаулеру начальник строительства Марчант.
Не зная, слышал ли Фаулер его слова, Марчант сложил ладони рупором и снова крикнул:
– Сэр! Вам это нужно увидеть.
Фаулер и Пирсон зашлепали по грязи в сторону траншеи. Рабочие расступились, пропуская их. Они встали у края шахты и заглянули вниз – дальше распорок и замерших ведер конвейера. Внизу успело образоваться озерцо мутной воды. Оно ширилось на глазах.
На воде покачивался труп.
5
Слава богу, дождь прекратился. Уровень воды в траншее понизился, однако машины по-прежнему молчали. Придерживая шляпу, Марчант поспешил известить о находке своего непосредственного начальника Кавана – директора «Столичных железных дорог». Но еще раньше он отправил помощника на поиски полицейского. Долго искать не пришлось. Полицейским оказался молодой констебль с густыми бакенбардами. Представившись Фредериком Абберлайном, он откашлялся и снял полицейский шлем, чтобы тот не мешал осматривать тело.
– Скажите, сэр, спускался ли кто-нибудь к телу? – спросил у Пирсона констебль.
– Нет, констебль. Все поспешили подняться наверх, как только заметили труп. Можете представить, как это подействовало на рабочих.
– Конечно, сэр. Такое зрелище перед завтраком не способствует аппетиту.
Собравшиеся наблюдали за действиями полицейского. Он осторожно наклонился, заглядывая в траншею, затем подозвал к себе одного из рабочих.
– Дружище, сделайте одолжение, подержите вот это.
Констебль протянул рабочему шлем, затем отстегнул пояс, дубинку и наручники. После этого Абберлайн спустился по лесенке вниз для внимательного осмотра трупа.
Сгрудившись, рабочие смотрели, как молодой полицейский обошел вокруг мертвеца, подняв сначала одну, а потом и другую его руку. Далее констебль опустился на корточки. Зрители затаили дыхание, ожидая, что сейчас он перевернет тело.
Абберлайн, не привыкший быть объектом внимания, проглотил слюну. Он сожалел, что ранее не попросил рабочих удалиться. А зрителей у него хватало. Они толпились по обеим сторонам траншеи. Даже Фаулер и супруги Пирсон подошли. Все пристально смотрели на него, находящегося пятью метрами ниже.
Хватит. Он пришел сюда работать, а не стесняться зрителей. Отбросив подобные мысли, Абберлайн сосредоточился на осмотре трупа.
Мертвец лежал ничком, приподняв одну руку, словно намеревался поймать кеб. Одет он был в твидовый костюм. Коричневые сапоги имели подковы на каблуках. Пусть и густо покрытая грязью, обувь покойного была в приличном состоянии. «Судя по одежде, отнюдь не бродяга», – подумал Абберлайн. Осматривая труп, он успел запачкаться в мокрой глине. Равнодушный к этому, полицейский набрал в легкие побольше воздуха и, кряхтя от натуги, перевернул мертвеца на спину.
Сверху послышались негромкие возгласы. Абберлайн закрыл глаза, желая оттянуть момент, когда он увидит мертвое лицо. Потом, не без внутреннего трепета, открыл и увидел пару других глаз, пристально смотрящих, но уже ничего не видящих. Покойному было под сорок. Густые усы, как у принца Альберта, тронутые крапинками седины. Чувствовалось, бедняга за ними тщательно ухаживал, как и за своими не менее густыми бакенбардами. Он не принадлежал к числу богачей, но и рабочим тоже не был. Подобно Абберлайну, он относился к недавно возникшему среднему классу.
Кем бы ни был этот человек, у него наверняка остались близкие, и когда им сообщат, они наверняка захотят узнать, почему жизнь их родственника оборвалась в строительной траншее на Нью-роуд.
Это непременно случится. При мысли о расследовании Абберлайн не смог прогнать легкое возбуждение и такое же легкое чувство стыда.
Констебль заставил себя оторваться от созерцания открытых глаз покойного и стал осматривать пиджак и рубашку. Даже глина не могла целиком скрыть кровавое пятно с аккуратной дырочкой в центре. Если Абберлайн не сильно ошибался, это свидетельствовало о колотой ране.
Констебль повидал немало ножевых ранений. Он знал, что те, кто наносил такие раны, обычно не ограничивались одним ударом, а наносили их сразу несколько, один за другим.
Этого ударили один раз, метя прямо в сердце. Такое называется чистым убийством.
Теперь Абберлайн дрожал от волнения. Уже потом ему станет неловко. Ведь перед ним был труп. В такой ситуации добропорядочные люди чувствуют сострадание к покойному и его близким, но никак не волнение. И тем не менее…
Констебль принялся исследовать содержимое карманов убитого и почти мгновенно обнаружил при нем револьвер. «Боже милостивый, – подумал Абберлайн. – И как же этот чудак, имея револьвер, не справился с пыряльщиком?» Он быстро положил оружие обратно в карман.
– Необходимо поднять тело на поверхность, – крикнул Абберлайн, обращаясь к строительному начальству. – Джентльмены, пожалуйста, распорядитесь, чтобы мертвеца чем-нибудь прикрыли и помогли донести до телеги. Его мы отвезем в полицейский морг.
Сказав это, констебль стал подниматься по лестнице. Строительное начальство отдало соответствующие распоряжения. В траншею опустили еще несколько лестниц. Одни рабочие действовали быстро и сноровисто, другие – с робостью и опаской. Выбравшись наверх, Абберлайн обтер грязные руки о верхнюю часть брюк. Это занятие позволило ему внимательно оглядеть собравшихся рабочих. Не было ли среди них убийцы, тайно наслаждавшегося содеянным? Пока что констебль видел лишь множество перепачканных лиц. Все они внимательно следили за каждым его движением. Впрочем, не все. Другим было интереснее смотреть, как тело поднимают на поверхность, а затем несут и укладывают на дно телеги. Несколько рук прикрыли мертвеца брезентом, заменившим саван. Вскоре лицо убитого скрылось под грязным полотнищем.
Снова пошел дождь, причем сильный, но Абберлайн даже не обратил на него внимание. Констебль смотрел на щеголевато одетого человека, который шел в их сторону по дощатым мосткам. За ним вприпрыжку двигался слуга с большой конторской книгой в кожаном переплете. Ее завязки подпрыгивали вместе со слугой, безуспешно старавшимся не отставать от хозяина.
– Мистер Фаулер! Мистер Пирсон! – крикнул щеголь, размахивая тростью и сразу же обращая на себя внимание.
На строительной площадке вновь стало тихо, однако это была какая-то другая тишина. Рабочие переминались с ноги на ногу, внимательно разглядывая заляпанные глиной сапоги.
«Интересно, – подумал Абберлайн. – И кто же это перед нами?»
Подошедший был одет по той же моде, что Фаулер и Пирсон, но костюм свой носил с бо́льшим изяществом. Чувствовалось, он привык ловить на себе женские взгляды. У него не было выпирающего живота, а плечи он держал расправленными – они не сгибались под тяжестью забот и невзгод, как плечи его коллег. Когда этот человек снял шляпу, под ней оказались густые и длинные, почти до плеч, волосы. Он дружелюбно поздоровался и улыбнулся, но улыбка у него была какой-то механической и исчезла так же быстро, как и появилась, не достигнув глаз. Наверное, стоило женщинам увидеть его холодные, сверлящие глаза, и все очарование от его одежды и манер тут же испарялось.
Когда этот человек и его слуга подошли и остановились, Абберлайн мельком взглянул на Пирсона и Фаулера. Чувствовалось, обоим стало неуютно. Не укрылось от констебля и то, с какой неохотой Чарльз Пирсон представлял Абберлайну обладателя сверлящих глаз.
– Позвольте вам представить нашего коллегу мистера Кавану – директора компании «Столичные железные дороги». Он следит за исполнением графика работ.
Абберлайн приложил руку к шлему, подумав: «И что ж ты за птица?»
– Я слышал, в траншее обнаружили мертвое тело, – сказал Кавана.
Правую сторону его лица портил крупный шрам, словно когда-то ему ножом прочертили борозду под глазом.
– Увы, сэр, это так, – вздохнул Пирсон.
– Позвольте мне взглянуть, – не попросил, а потребовал Кавана.
Абберлайн откинул брезент. Кавана скользнул взглядом по лицу убитого и покачал головой:
– Слава богу, он мне незнаком. И к нашим рабочим он тоже отношения не имеет. Похоже, пьянчуга вроде того неугомонного, что услаждает нас пением.
Кавана указал туда, где по другую сторону забора стоял хлипкого вида выпивоха. Он что-то пел нестройным голосом, размахивая бутылкой дешевого пойла.
– Марчант! – крикнул Кавана, поворачиваясь спиной к телеге. – Позаботьтесь о том, чтобы все рабочие вернулись на свои места и возобновили работу. Мы и так уже потеряли достаточно времени.
– Нет! – раздался голос миссис Пирсон. Она шагнула вперед. – Здесь умер человек, и в знак уважения к его душе нужно приостановить работы до утра.
У Каваны включилась автоматическая улыбка. Лицо мгновенно приняло елейное выражение. Он снял цилиндр и низко поклонился.
– Миссис Пирсон, пожалуйста, простите меня. Как опрометчиво с моей стороны забыть о том, что среди нас находятся более чуткие души. Однако на строительной площадке часто происходит что-то неприятное и даже трагическое. Ваш муж это подтвердит. Боюсь, что обнаружение мертвого тела – не такое событие, из-за которого нужно прекращать работу в туннеле.
Миссис Пирсон выразительно посмотрела на мужа. Но тот лишь опустил глаза. Его руки, обтянутые перчатками, теребили набалдашник трости.
– Дорогая, мистер Кавана прав. Тело этого несчастного уже подняли на поверхность. Работы нужно продолжать.
Мэри испытующе посмотрела на мужа. Тот отвел глаза. Приподняв подол, миссис Пирсон повернулась и направилась прочь с места строительства.
Абберлайн проводил ее взглядом. От него не укрылось чувство тайного ликования, испытываемого Каваной. Директор принялся деловито раздавать указания Марчанту, требуя возобновить работы. Заметил констебль и печаль на лице сокрушенного Чарльза Пирсона. Повернувшись, тот двинулся вслед за женой.
Меж тем Абберлайну предстояло везти труп на Белль-Айл. При мысли об этом у него сжалось сердце. На зеленой Божьей земле едва ли существовало более скверное место, чем трущобы Белль-Айла.
Среди рабочих, которых приказами, понуканиями, угрозами и посулами начальник строительства возвращал сейчас на рабочие места, был и молодой индиец. В ведомости он значился под именем Бхарата и так же представлялся при знакомстве. Но для самого себя у этого человека было другое имя.
Он именовал себя Призраком.
Внешне Призрак ничем не отличался от остальных рабочих. Одевался, как и они: рубашка, шейный платок, железнодорожная фуражка, жилетка и спецовка. Вот только сапог он не носил, предпочитая босые ноги обутым. Молодой человек был умелым и добросовестным рабочим, не лучше и не хуже остальных. Если с ним заговаривали, он включался в беседу. Однако первым разговор обычно не начинал, но и склонности отмалчиваться за ним не водилось.
Отличала Призрака наблюдательность. Он постоянно за всем следил и все подмечал. Именно индиец заметил тело в воде, а поскольку находился довольно близко, успел разглядеть мертвеца раньше, чем прозвучал приказ покинуть траншею. Призрак также заметил пьяницу у забора и поймал его взгляд. Суматоха на площадке нарастала. Воспользовавшись ею, индиец подал выпивохе знак – он слегка почесал грудь, – едва заметный и не вызывающий никаких подозрений жест.
Призрак видел, как на строительной площадке появился Абберлайн. Не ушел от его внимания и вновь прибывший Кавана; особенно же индиец подметил тот момент, когда начальник Марчанта приказал откинуть брезент. Взглянув на лицо мертвеца, Кавана умело скрыл, что этот человек ему знаком.
Призрак отдавал должное способности Каваны ничем не выдавать своих чувств. В этом они были почти равны.
Сейчас Призрак наблюдал за отъезжавшей телегой. Абберлайн наверняка отправил тело на Белль-Айл.
Не укрылось от внимания Призрака и то, что вскоре после отъезда констебля пьяница тоже куда-то удалился.
6
Принц Альберт скончался несколько месяцев назад, и хотя мода на усы и бакенбарды, которую он ввел, сохранялась, его приверженность к благопристойности и хорошим манерам так и не сумела укорениться среди простого народа. Казалось, произошло нечто противоположное и над Лондоном нависла темная туча, делавшая обстановку в городе такой же мрачной и зловещей. Некоторые считали, что это вызвано отсутствием королевы. Она по-прежнему находилась в Шотландии, где скорбела по супругу. Иные видели причину в перенаселенности Лондона. Город тонул в жутком зловонии, увязал в бедности и становился рассадником многочисленных преступлений. Мало того – нашлись безумцы, решившие, что строящаяся подземная железная дорога наилучшим образом разрешит городские проблемы. Находились и те, кто утверждал: дело не в перенаселенности, а как раз в строительстве подземки, превратившей городскую жизнь в хаос. Эти люди подчеркивали, что строительство и спровоцировало перенаселенность. Снос кварталов вдоль речушки Флит, где находились самые обширные лондонские трущобы, лишил жилья тысячи и тысячи бедняков. Последнее точно было правдой.
«Зато мы избавились от крупнейших городских трущоб», – утверждали сторонники подземки.
«Ничего подобного, – возражали противники. – Вы просто перенесли трущобы в другое место».
«Имейте терпение», – уговаривали первые.
«И не собираемся», – заявляли вторые.
Все эти мысли кружились сейчас в голове Абберлайна, который ехал в телеге с мертвецом. Поводья констебль держал в одной руке, не слишком их натягивая. И думал, думал. Как это людям из высших слоев общества в своих клубах и залах заседаний удается принимать решения, которые влияют на жизнь всех остальных, включая и его, Абберлайна? Ради чего принимаются такие решения? Ради всеобщего блага? Или ради их собственной выгоды? Вспомнилась строчка из стихотворения лорда Теннисона, посвященного атаке бригады легкой кавалерии: «Участь их – не рассуждать, участь их – действовать и умирать».
Лязгая колесами, телега перевалила через железнодорожную линию, которая уходила туда, где на горизонте, похожие на пятна грязи, высились огромные, увенчанные башенками фабричные корпуса Белль-Айла. Ноздри констебля уже щипало от зловония, исходящего от конских живодерен, котлов, где кипятились кости и топился жир, химических заводов и фабричонок, изготавливающих фейерверки и спички.
Слева какой-то не то идеалист, не то идиот предпринял доблестную попытку устроить огород. Но участок густо порос сорняками, которые сумели перебраться даже через железную ограду. Такие ограды тянулись по обе стороны дороги. Там, где они обрывались, были пустыри, на которых играли грязные полуголые дети. Они бросались друг в друга старыми консервными банками. Иные просто носились между домишками, в каждом из которых было по нескольку комнат и прачечная. По вечерам домовладельцы и жильцы набивались в эти домишки и запирались изнутри, как в трущобах Олд-Никол.
Теперь телега Абберлайна ехала мимо конских живодерен. В открытые ворота загоняли живых еще лошадей, чей инстинкт и обоняние безошибочно подсказывали, что́ их ждет в ближайшие минуты. Их умертвят, сдерут шкуры, а мясо будут варить в медных котлах, чтобы потом сделать из него кошачью еду.
Во дворах живодерен потные, голые по пояс мужчины кувалдами дробили конские кости. За ними через заборы наблюдала вездесущая ребятня в грязных лохмотьях. Из-за сернистых испарений в воздухе их одежда приобретала желтоватый оттенок.
Абберлайну встретилась стайка детей, которые явно устали глазеть на дворы живодерни. Работа там отнюдь не отличалась разнообразием. Ребята развлекались игрой в крикет. Настоящих бит у них, естественно, не было, и потому битой служила доска от старой кровати, а вместо мяча… Присмотревшись, Абберлайн даже вздрогнул. Мячом этим сорванцам служила голова котенка.
Констебль хотел было крикнуть живодерам, чтобы поискали замену мячу, как вдруг увидел мальчишку, снующего перед самой мордой лошади Абберлайна. Полицейский поневоле натянул поводья.