– Эй, сорванец! – крикнул констебль, раздраженно махнув рукой маленькому оборванцу. – С полицией шутки плохи. Уйди с дороги и дай проехать.
Но чумазый мальчишка не шелохнулся.
– Куда направляетесь, сэр? – спросил он, обеими руками гладя лошадиную морду.
Это зрелище немного смягчило сердце Абберлайна. Он смотрел, как мальчишка чешет лошади уши. Наверное, малец любил лошадей, а животные любили его.
– Так куда вы едете, сэр? – повторил мальчишка, поворачивая немытое лицо в сторону Абберлайна. – Надеюсь, не на живодерню. Я угадал?
Боковым зрением констебль засек какое-то движение. Повернувшись, он увидел еще троих шалопаев. Они подлезли под ограду, выбрались на дорогу и теперь обхаживали телегу сзади. Однако в полицейской телеге не было ничего ценного – только грязный брезент и труп в мокрой одежде.
– Угадал, сынок, – ответил Абберлайн мальчишке. – Я еду в полицейский морг и везу покойника.
– Настоящего покойника? – послышалось сзади.
Это спросил один из троих.
Подошло еще двое мальчишек. Вокруг телеги собралась пусть и маленькая, но толпа.
– Нечего меня задерживать, – прикрикнул на них Абберлайн. – Говорю вам, нет там ничего интересного.
– Сэр, а можно все-таки посмотреть?
– Нельзя! – рявкнул Абберлайн, оборачиваясь через плечо. – Отойдите от телеги. А если слов не понимаете, придется вас угостить дубинкой.
Первый мальчишка снова гладил лошадиную морду. Животное стояло, не шелохнувшись.
– Сэр, почему этим покойником занялась полиция? Видно, не своей смертью умер?
– Можно сказать и так, – ответил Абберлайн, начинавший терять терпение. – Теперь, сынок, отойди и дай мне проехать.
Телега качнулась и даже подпрыгнула. Вот паршивцы! Наверняка полезли под брезент. Эти понимают только подзатыльники и зуботычины. Телега снова качнулась. Рассерженному Абберлайну захотелось поскорее сбыть свой груз и убраться с этого чертового Белль-Айла. Он решительно дернул поводья, заставив лошадь двигаться.
– Пошла! – прикрикнул на нее Абберлайн.
Если любитель лошадей вовремя не ушел с дороги, пусть пеняет на себя.
Телега тронулась, и мальчишке поневоле пришлось отскочить в сторону. Абберлайн все-таки посмотрел на него. Сорванец как-то странно ему улыбался.
– Удачи вашему мертвецу, сэр, – сказал мальчишка и насмешливо отсалютовал Абберлайну.
Констеблю было наплевать на эти шуточки. Он лишь сердито хмыкнул и снова дернул поводья. Миновав остальные дома, Абберлайн подъехал к воротам полицейского морга, где громко кашлянул. Работник морга, дремавший на стуле, подскочил, приподнял шапку и открыл ворота.
– Что на сей раз? – спросил вышедший из боковой двери второй работник.
Абберлайн слез с телеги. Тем временем соня закрыл ворота. Трущобы Белль-Айла за спиной работника казались закопченным отпечатком пальца на оконном стекле.
– Тело нужно поместить в ледник. Хорошо бы прозектор не мешкал.
Абберлайн закрепил поводья. Второй работник подошел с задней стороны, приподнял брезент и тут же опустил.
– Вам надо не сюда, а на живодерню, – равнодушно заявил он.
– Как вы сказали? – удивился Абберлайн.
– Я сказал: если вам не вздумалось дурацким образом пошутить над нами, тогда ваш груз надо везти на живодерню.
Абберлайн побледнел и сразу подумал о своей встрече с трущобной ребятней. Теперь понятно, почему телега дважды подпрыгивала. А этот юный любитель лошадей очень умело отвлек его внимание.
Абберлайн уже догадывался, что́ увидит под брезентом… Мертвец, найденный в траншее, исчез. Вместо него констебль привез в морг тушу дохлого пони.
7
Каждый вечер Призрак возвращался домой одним и тем же путем. Он шел по Нью-роуд мимо Мэрилебонской церкви, к которой примыкало кладбище. Там среди неупорядоченных, обвалившихся и обветшалых надгробий его внимание привлекал один камень. Оказываясь там, Призрак непременно обращал внимание на положение камня.
Если камень стоял прямо (чаще всего так и было), это говорило об отсутствии посланий. Если оказывался наклоненным вправо, его положение сигнализировало об опасности, и только. Что это за опасность и с какой стороны – выясняй и доискивайся сам.
Камень, наклоненный влево, означал желание наставника встретиться с Призраком. Время и место их встреч не менялось.
Проверив положение камня, Призрак начинал путь домой длиной целых восемь километров – в лондонский район Уоппинг, где индиец жил в туннеле под Темзой.
Когда-то этот туннель называли одним из величайших чудес света. Даже его наземная часть заметно отличалась от окружающих домов. Здание, служившее своеобразным вестибюлем, было построено в форме восьмигранника и увенчано шпилем. Войдя в двери, которые никогда не закрывались, Призрак пересекал мозаичный пол и останавливался возле будки контролера. Днем пешеходы платили один пенни за право спуститься в туннель. Вечером движение по туннелю прекращалось, и медный турникет закрывался. Однако Призрак, как и все прочие обитатели туннеля, попросту перелезал через турникет.
Вниз вела винтовая мраморная лестница. В это время года ее ступени покрывал лед, что вынуждало Призрака двигаться осторожнее. Лестница была разделена площадками. Призрак прошел их одну за другой, пока не оказался в просторном круглом помещении на глубине примерно восьмидесяти метров под землей. Помещение это называлось ротондой. Некогда оно поражало не только размерами, но и богатством отделки. Однако годы взяли свое: стены и статуи покрылись толстым слоем грязи.
Правда, и сейчас ротонда оставалась впечатляющим сооружением с многочисленными нишами в оштукатуренных стенах. В нишах, устроившись на мешках и подстилках, спали обитатели ротонды: некроманты, предсказатели судьбы, фокусники и жонглеры. Днем они предлагали свои услуги и развлекали путешественников, посещающих знаменитый туннель под Темзой. Восьмое чудо света.
Он был первым в мире туннелем, построенным под судоходной рекой, и тянулся от Уоппинга на северном берегу Темзы до Ротерхайта на южном. Строительство этого гиганта заняло более пятнадцати лет. Туннель существенно подорвал силы автора проекта, инженера Марка Брюнеля и чуть не стоил жизни его сыну Изамбарду. Во время строительства туннель часто заливало, и Изамбард едва не утонул. Отец и сын надеялись, что по их детищу будут передвигаться кареты и повозки, но эту затею пришлось оставить из-за дополнительных расходов. И потому туннель остался пешеходным и быстро сделался достопримечательностью для путешественников, приезжавших в Лондон. Те охотно платили за возможность пройти четыреста метров под Темзой. Неудивительно, что в туннеле быстро обосновались всевозможные торговцы, лицедеи и предсказатели, зарабатывающие на туристах.
От ротонды Призрак двинулся к входу в туннель. Две темные арки глядели на него, как дула пистолетов. Туннель был достаточно широким, с высокими потолками, однако кирпичные стены все равно сдавливали пространство, а каждый шаг отдавался гулким эхом. Изменился и сам воздух, что было еще одним признаком сумрачного мира, куда вступал молодой индиец. Днем газовые фонари разгоняли темноту, но ночью единственным освещением было колеблющееся пламя свечей тех, кто сделал туннель своим домом: торговцев, предсказателей, танцоров, дрессировщиков мелкого зверья, певцов и клоунов. Туннель открыли около двадцати лет назад, и каждый год по нему проходило не менее двух миллионов человек. Торговцы чуть ли не зубами держались за свои места, боясь покинуть их хотя бы на день. Ведь пока тебя не было, твое место вполне мог захватить кто-нибудь другой.
Призрак шел дальше, поглядывая на спящих торговцев и артистов. Его шаги гулко звенели по каменному полу. В туннеле существовала строгая иерархия. Места у самого входа принадлежали торговцам. За ними располагались разного рода изгои общества, бездомные, бродяги и отщепенцы. Еще дальше – жулье, ворье и беглые личности.
Торговцы больше, чем кто-либо, были заинтересованы, чтобы днем в туннеле не толкались бродяги. Заботило их и поддержание относительной чистоты. Поэтому, едва наступало утро, они с энтузиазмом помогали полицейским очищать туннель от прочих «ночлежников». Воры и беглые сами убирались из туннеля, когда было еще темно. А вот бродяг, попрошаек и проституток приходилось выпроваживать. Они ворчали себе под нос, прижимая к груди пожитки и щурясь на свет. Каждый был готов к очередному дню сражения за жизнь.
Призрак остановился перед очередной нишей под арочной перегородкой, посветил керосиновым фонарем. Здесь уже кто-то спал. Соседняя ниша была свободна. Фонарь Призрака тускло освещал арки перегородок. На полу не было никого. Света его фонаря хватало лишь на пространство вокруг. Дальше была темнота. Отсветы, плясавшие на кирпичных стенах, тоже были призрачными.
Из темноты донеслось шарканье. Призрак шагнул вперед и в свете лампы увидел детскую фигурку, притаившуюся в укромном уголке.
– Здравствуйте, мистер Бхарат, – прошептал мальчишка.
Призрак подошел к нему и достал из кармана спецовки толстую корку хлеба.
– Здравствуй, Чарли, – сказал он, подавая еду мальчишке.
Тот слегка вздрогнул. Ему было куда привычнее получать от взрослых тычки и шлепки. Но хлеб он взял. Глядя на Призрака благодарными глазами, мальчишка осторожно вонзил зубы в хлеб.
Так повторялось из вечера в вечер. Мальчишка неизменно вздрагивал и всегда начинал есть хлеб с осторожностью. Призрак не знал, кто он и где жил прежде. Чувствовалось, что над мальчишкой сильно издевались, и это приучило его остерегаться взрослых. Призрак всегда улыбался ему и говорил:
– До завтрашнего вечера, Чарли. Береги себя.
У Призрака сердце разрывалось, когда он оставлял мальчишку на полу и шел дальше.
Пройдя еще немного, Призрак снова остановился. В этой нише лежал человек со сломанной ногой, которую повредил, упав на обледенелых ступенях ротонды. Призрак вправил бедняге поломанную кость и наложил шину. Сейчас, морщась от едкого запаха мочи и кала, индиец проверил состояние ноги. Шина держалась на месте. По всему чувствовалось, что кость начинает срастаться.
– Бхарат, ты замечательный парень, – пробурчал его пациент.
– Ты ел сегодня? – спросил Призрак, продолжая осматривать ногу.
Молодой человек не отличался особой брезгливостью, но сейчас даже ему стало худо. От Джейда воняло, как из отхожего места.
– Мэгги принесла мне хлеба и фруктов, – ответил Джейд.
– Что бы мы делали без Мэгги? – почти риторически спросил Призрак.
– Передохли бы, сынок. Все до одного.
Индиец выпрямился. Он сделал вид, что вглядывается в темноту, хотя на самом деле пытался глотнуть относительно свежего воздуха туннеля, не зараженного зловонием калеки.
– Твоя нога, Джейд, успешно срастается. Еще пара дней, и, пожалуй, сможешь вымыться.
– Это что же, мне еще два дня… благоухать? – усмехнулся Джейд.
– Боюсь, что так, – ответил Призрак, потрепав своего пациента по плечу.
Призрак двинулся дальше, пока не добрался до самой последней ниши, где обитали они с Мэгги. Ей было шестьдесят два года, и по возрасту она годилась Призраку в бабушки, что не мешало им заботиться друг о друге. Призрак приносил еду и деньги. Каждый вечер он при свете свечи учил Мэгги читать.
Женщина была кем-то вроде «туннельной матери». Все, что Призраку требовалось сообщить местному населению, он делал через Мэгги. Она могла направить настроения людей в нужную сторону. Ее уважали и побаивались. Все знали, что с Мэгги шутки плохи.
Заходить за их нишу отваживались немногие. Дальше начиналась тьма в прямом и переносном смысле. То, что Призрак избрал для ночлега самую последнюю нишу, не было совпадением. Это углубление в стене являлось чем-то вроде пограничной заставы и защищало «законопослушную» часть туннельного населения от всякой швали и отребья, находившего себе прибежище в дальних частях.
Пока в туннеле не появился Призрак, там царил произвол. Не получая отпора, двуногое зверье грабило тех, кто слабее, одновременно глумясь над ними. Порядок удалось навести не сразу. Не обошлось и без кровопролития. Но Призрак положил конец произволу.
8
В тот вечер, когда Призрак впервые встретился с Мэгги, он, как всегда, возвращался домой (если, конечно, нишу в туннеле, где он ночевал, можно назвать домом).
Так случилось, что по дороге он позволил разуму отправиться в далекий индийский город Амритсар, где Призрак родился и вырос.
Он вспоминал, как в детстве бродил по саду, окружавшему родительский дом, а когда подрос, познакомился с другими замкнутыми на себе кварталами Амритсара (такая система городского планирования получила название «Катрас»). Память умеет сбивать нас с толку, преподнося события прошлого лучше или хуже, чем они были на самом деле. Призрак это ясно сознавал. Он понимал, как опасно идеализировать собственное детство. Тогда легко забываешь, что Амритсар, в отличие от Лондона, еще не обзавелся канализацией, и потому в городе редко пахло жасмином и терпкими травами (а в память Призраку врезались именно эти запахи). Улицы, казавшиеся такими широкими и длинными, отнюдь не были таковыми. И в домах за высокими стенами, что стояли на этих улицах, жило ничуть не меньше злых, жадных и жестоких людей, чем в других городах Индии. Наконец, солнце никак не могло сутки напролет заливать город золотистым светом, нагревая камни, заставляя сверкать струи фонтанов и расцвечивая улыбками лица горожан.
Вряд ли все это было так. Но Призраку детство запомнилось именно таким, и, если быть честным с собой, он предпочитал, чтобы его воспоминания не менялись. В туннеле они согревали его по ночам.
В Амритсаре Призрака звали по-другому – Джайдип Мир. Как и все мальчишки, он обожествлял своего отца Арбааза Мира. Мать говорила, что от отца пахнет пустыней. Призрак запомнил и этот запах. С ранних лет Арбааз рассказывал сыну о том, какое великое будущее его ожидает. Однажды Джайдип станет почитаемым ассасином. В устах отца это звучало как нечто будоражащее кровь, как событие, которое обязательно наступит. Джайдип рос в уютном и удобном доме любящих родителей и все больше проникался уверенностью в своем будущем.
Арбааз с удовольствием рассказывал разные истории, а Джайдип с таким же удовольствием их слушал. Самой интересной была история о том, как Арбааз встретил свою будущую жену Пьяру. Вместе с Резой Сурой – молодым немым слугой – отец Джайдипа пытался отыскать знаменитый бриллиант Кохинур. На языке хинди у камня было и другое название – «Гора света». При попытке выкрасть бриллиант из императорского дворца Арбааз и познакомился с Пьярой Каур – внучкой Ранджита Сингха, основателя Сикхской империи.
Кохинур был одним из древнейших предметов, называемых «частицами Эдема». Разбросанные по всему земному шару, они были единственными остатками таинственной цивилизации, знаниями и могуществом превосходящей нынешнюю.
Джайдип знал о силе частиц Эдема по рассказам родителей, а они видели ее собственными глазами. В ночь пробуждения бриллианта рядом с камнем находились Арбааз, Пьяра и Реза. Все они стали свидетелями божественного свечения, исходившего из камня. Рассказывая об увиденном, родители Джайдипа упоминали и о том, какое воздействие оказал на них пробужденный Кохинур – он укрепил их преданность учению ассасинов и убедил в том, что такая могущественная сила не должна попасть в руки их врагов-тамплиеров. Те же мысли родители заботливо пестовали в сыне.
Маленький Джайдип рос в Амритсаре, расцвеченном золотым солнцем, обучался у отца, который был для него равен Богу. Он и вообразить не мог, что однажды назовется Призраком и будет ночевать, скрючившись в темном промерзшем туннеле, один-одинешенек в целом мире…
Обучение началось, когда Джайдипу было не то четыре, не то пять лет. Оно требовало большого напряжения физических сил, но мальчишка никогда не воспринимал учебу как тяжелую обязанность. Джайдип никогда не жаловался и не пропускал занятия. Причина была проста: у него все получалось очень хорошо.
Нет, даже не так. У него получалось все просто великолепно. Едва в руках Джайдипа оказался деревянный нож кукри, он уже знал, как обращаться с оружием. У него был врожденный дар к поединкам; такое не часто видели в индийском братстве. В атаке Джайдип был чрезвычайно, почти сверхъестественно быстр. Его оборона очень быстро превращалась в наступление. Джайдип отличался редкой для его возраста наблюдательностью и предвидением. Словом, сын виделся Арбаазу таким совершенством, что отцу не оставалось иного, как… пригласить к Джайдипу другого учителя.