– Да, – сказал Ворон. – Это час расплаты.
Пол вздыбился. Над головой глухо застучали падающие кирпичи. Лампы опрокидывались и гасли. Воздух так загустел от пыли, что дышать стало почти невозможно. А по лестнице обратно в подвал посыпались мятежники, оглядываясь на ходу.
– Хромой здесь, – бросил Меняющий.
Похоже, Взятый ничуть не расстроился. Он встал и повернулся к лестнице. Теперь он снова был Милягой, а Ворон – Твердецом.
В помещение набились мятежники, и я потерял Ворона в толкотне и полумраке. Кто-то запер дверь под потолком, мятежники притихли, словно мыши. Я вроде даже слышал, как колотятся их сердца, – эти люди не сводили глаз с лестницы и гадали, достаточно ли хорошо замаскирован потайной вход в подвал.
Несколько ярдов земли над головой не помешали мне услышать, как в подвале над нами кто-то расхаживает. Др-рр-топ. Др-рр-топ. Так ходит одноногий калека. Теперь и мой взгляд уперся в потайную дверь.
Следующий толчок оказался самым мощным из всех. Дверь рывком распахнулась. Дальняя стена обрушилась. Завопили погребаемые мятежники. Обезумевшее людское стадо беспорядочно металось в поисках несуществующего выхода. Только мы с Меняющим не поддались панике, наблюдая со своего островка спокойствия.
На сей раз погасли все лампы, единственным источником света служила дыра у верхушки лестницы. Там, заслоняя выход, виднелся силуэт, который в тот момент казался зловещим даже в своей неподвижности. Моя кожа покрылась липким потом, тело сотрясала крупная дрожь. Причина страха крылась вовсе не в том, что я так много слышал о Хромом, – он источал нечто такое, что превращало меня в арахнофоба, которому посадили на колено большого волосатого паука.
Я посмотрел на Меняющего. Он все еще сохранял облик Миляги, одного из толпы мятежников. Интересно, нежелание быть узнанным имеет особые причины?
Меняющий проделал что-то руками.
Подвал наполнился ослепительным светом. Я перестал видеть и лишь слышал, так трещат и рушатся потолочные балки. На сей раз я не стал колебаться и составил компанию тем, кто ринулся к лестнице.
Полагаю, Хромой был изумлен больше всех, потому что не ожидал серьезного сопротивления. Трюк Меняющего застал его врасплох. Людской поток смел Взятого раньше, чем он успел хоть как-то защититься.
Мы с Меняющим взошли по лестнице последними, и я перешагнул через Хромого – невысокого человека в коричневой одежде, который, корчась на полу, вовсе не казался ужасным. Я стал высматривать ведущую наверх лестницу, но Меняющий схватил меня за руку. Освободить ее я не посмел.
– Помоги мне.
Он уперся сапогом в ребра Хромого и покатил его ко входу в нижний подвал.
Снизу доносились стоны и призывы о помощи. Изрядные участки пола вокруг нас проседали и рушились. Больше из опасения, что окажусь в ловушке, если мы не поторопимся, чем из желания досадить Хромому, я пособил столкнуть его в яму.
Меняющий улыбнулся, показал мне поднятые большие пальцы и зашевелил остальными. Все вокруг стало обваливаться еще быстрее. Снова поймав мою руку, он направился к лестнице. Мы выскочили на улицу и очутились посреди величайшего столпотворения в новейшей истории города.
В курятнике хозяйничали лисы. Что-то неразборчиво вопя, повсюду носились люди, окруженные нашими во главе с Эльмо, которые загоняли их обратно и рубили нерасторопных. Мятежники были слишком потрясены, чтобы защищаться.
Полагаю, не будь рядом Меняющего, я бы в этой кутерьме не выжил. Он позаботился о том, чтобы стрелы и мечи отклонялись в сторону. Хоть я и не из трусливых, все же прятался в его тени, пока мы не оказались в безопасности, за шеренгой солдат Отряда.
Мы одержали для Госпожи величайшую победу, которая превзошла даже самые смелые надежды Эльмо. Еще не успела осесть пыль, как в наших руках очутились все мятежники Весла. Меняющий крутился в самой гуще событий и оказывал нам неоценимую помощь. Заодно от души порезвился, круша все вокруг. Он был счастлив, как ребенок, поджигающий усадьбу.
А потом он внезапно исчез, словно и не существовал вовсе. Мы же, от усталости еле передвигая ноги, собрались возле конюшни Миляги. Эльмо провел перекличку. Отозвались все, кроме одного.
– Где Ворон? – спросил Эльмо.
– Похоже, его завалило, когда обрушился дом, – ответил я. – Заодно с Зуадом.
– Насмешка судьбы, – кивнул Одноглазый. – И все же очень жаль, что его больше нет. Он здорово играл в тонк.
– Хромой тоже там? – спросил Эльмо.
– Я помогал его закапывать, – улыбнулся я.
– А Меняющий смылся.
До меня начала доходить двусмысленность ситуации, и я решил проверить, не является ли она лишь плодом моего разыгравшегося воображения. Пока солдаты готовились к возвращению в Сделку, я обратился к Эльмо:
– Знаешь, все, кто видел Меняющего, были с нашей стороны. И мятежники, и Хромой видели многих из нас. Прежде всего тебя, Эльмо. И меня, и Ворона. Вместо Миляги найдут его труп. Тебе не приходила мысль, что любезность Меняющего не имеет никакого отношения к захвату Зуада или уничтожению местной верхушки мятежников? Сдается, нас использовали, потому что им был нужен Хромой. И проделали это очень умело.
Рослый Эльмо любит прикидываться туповатым деревенским парнем, но в сообразительности ему не откажешь. Он не только уловил смысл моих слов, но и немедленно связал их с более широкой картиной политических интриг.
– Взятые грызутся, стало быть. Нужно чесать отсюда во весь дух, пока Хромой не выбрался из подвала. И я говорю не про Весло, а про Форсберг. Душелов поставил нас на доску пешками для первых ходов, а такие пешки долго не живут.
Он задумчиво пожевал губу и снова превратился в сержанта, рявкающего на тех, кто выполняет его команду недостаточно быстро.
Эльмо едва не впал в панику, но все же показал себя солдатом до мозга костей. Наш отход не превратился в бегство, и мы вышли из города, охраняя караван с провизией, которую собрал патруль Леденца.
– Когда вернемся, я свихнусь, – пожаловался мне по дороге Эльмо. – Выйду из крепости и перегрызу дерево или еще что-нибудь устрою.
Через несколько миль он задумчиво добавил:
– Я все пытаюсь решить, кто сообщит Душечке про Трофея. Костоправ, ты только что вызвался добровольцем. Лучше тебя никто с этой задачкой не справится.
Так что всю дорогу мне было о чем размышлять. Проклятый Эльмо!
Великий кавардак в Весле оказался лишь началом. По воде пошли круги. Стали копиться последствия. Судьба – дамочка зловредная.
Пока Хромой выбирался из-под развалин, Загребущий начал крупное наступление. Он не подозревал, что его противника нет на поле боя, но это никак не повлияло на результат. Армия Хромого рассыпалась, и наша победа обернулась пшиком. Банды мятежников с улюлюканьем носились по Веслу, охотясь на агентов Госпожи.
Но мы, благодаря предвидению Душелова, уже двигались на юг, когда рухнул фронт, поэтому нас это не коснулось. Мы присоединились к гарнизону Вяза, имея на счету несколько важных побед, а Хромой с остатками своих войск и репутацией бездаря бежал в провинцию Клин. Он знал, кто подложил ему свинью, но поделать ничего не мог. Его отношения с Госпожой здорово испортились, и он не претендовал на что-то более значительное, чем роль ее верного пса. И пока он не одержит несколько выдающихся побед, ему нельзя даже помышлять о том, как бы рассчитаться с нами или с Душеловом.
Но я не спешил успокаиваться. Эта мразь сумеет что-нибудь придумать, дай только время.
Загребущего успех воодушевил настолько, что он не остановился, захватив весь Форсберг, а пошел дальше на юг. В Вязе мы провели всего лишь неделю, а потом вышли оттуда по приказу Душелова.
Кстати, а огорчило ли произошедшее Капитана? Выказал ли он недовольство тем, что многие подчиненные проявили самостоятельность, превысили свои полномочия или нарушили его инструкции? Скажу одно: внеочередных нарядов хватило бы, чтобы сломать хребет быку. И добавлю, что «ночные бабочки» Вяза сильно разочаровались в Черном Отряде. Я даже вспоминать про это не хочу. Наш Капитан оказался дьявольски изобретателен.
И вот взводы выстроены на плацу, фургоны нагружены и готовы отправиться в путь. Капитан и Лейтенант совещаются с сержантами. Одноглазый и Гоблин затеяли игру, заставляют воевать маленькие призрачные существа. Многие наблюдают за этим сражением и делают ставки на тот или иной поворот фортуны.
– Приближается всадник, – доложил часовой у ворот.
Никто не обратил на него внимания. Весь день приезжали и уезжали посыльные.
Распахнулась створка, Душечка захлопала в ладоши и побежала к воротам.
К нам, такой же потрепанный, как и в день нашей первой встречи, ехал Ворон. Он подхватил Душечку, крепко ее обнял, усадил на коня перед собой и доложил о прибытии Капитану. Я услышал о том, что все долги уплачены и у него больше нет интересов вне Отряда.
Капитан долго смотрел на него, потом кивнул и велел занять место в строю.
Ворон использовал нас в своих целях, но, делая это, обрел новый дом. Мы с радостью приняли его в семью.
А потом выехали, направляясь в Клин, чтобы стать его гарнизоном.
3
Загребущий
Вокруг Мейстрикта метался, всхлипывал и завывал ветер. Арктические дьяволята хихикали и дули стужей через щели в мою комнату. Мерцал и колебался еле живой огонек. Когда пальцы окоченели, я обхватил ими лампу – какое-никакое, а тепло.
С севера дул резкий ветер, нес колючую белую крупу. За ночь ее навалило целый фут, и это было лишь начало. Чем больше снега, тем хуже путь. Я сочувствовал Эльмо и его отряду – они отправились охотиться на мятежников.
Крепость Мейстрикт. Ключ к обороне Клина. Замерзшая зимой. Раскисшая весной. Раскаленная печь летом. Пророки Белой Розы и главные силы мятежников теперь казались нам лишь досадными мелочами.
Провинция Клин напоминает вытянутый наконечник стрелы, втиснутый между горными грядами и указывающий на юг. На краешке этого наконечника расположен Мейстрикт – бутылочное горло, в котором сходятся ветры и враги. Мы получили приказ удерживать крепость, этот узел обороны Госпожи на севере.
Почему Черный Отряд?
Потому что мы лучшие. Вскоре после потери Форсберга мятежники начали просачиваться через Клин на юг. Хромой попытался их остановить, но не смог, и Госпожа отправила нас расхлебывать заваренную Взятым кашу. Теперь единственный спасительный вариант – отдать врагу еще одну провинцию.
У ворот заревел рог – часовые увидели возвращающийся отряд Эльмо.
Никто не бросился встречать. Неписаный устав Отряда требует от нас внешнего безразличия. Ждешь потерь? Молчи и не подавай виду, что страх сжигает твои внутренности. Люди лишь украдкой выглядывали наружу, гадая о судьбе ушедших из крепости братьев. Погиб ли кто-нибудь? Или тяжело ранен? Мы знаем друг друга лучше, чем кровная родня. Мы годами сражаемся плечом к плечу. Не всякого назовешь братом, но мы – семья. Единственная, которая у тебя есть.
Часовой замолотил по лебедке, скалывая лед. С протестующим скрипом поднялась воротная решетка. Как историк Отряда, я мог выйти и поприветствовать Эльмо, не нарушая этикета. Обзывая себя дураком, я выбрался во двор и отдался во власть мороза и ветра.
Сквозь метель брела жалкая кучка теней. Лошади еле волочили ноги. Всадники лежали на их обледеневших гривах. Люди и животные жались друг к другу, пытаясь укрыться от когтей ветра. Выдыхаемые белые облачка мгновенно уносило прочь. Будь это созданная художником картина, она бы ввергла в дрожь даже снеговика.
До этой зимы из всего Отряда лишь Ворону доводилось видеть снег. Хорошенькую же службу уготовила нам Госпожа.
Всадники приблизились. Они больше смахивали на беженцев, чем на братьев Черного Отряда. На усах Эльмо позвякивали ледяные бриллианты, почти все лицо пряталось под тряпьем. Остальные, обмотавшись чем попало, превратились в такие тюки, что мне не удалось никого узнать. Лишь Молчун сидел на коне, решительно выпрямившись, и глядел прямо перед собой, презирая безжалостный ветер.
Эльмо кивнул мне, проехав ворота.
– Мы уже начали задумываться, – молвил я.
«Задумчивость» означала тревогу. Устав требовал внешнего безразличия.
– Трудный путь.
– Какие результаты?
– На счету Отряда двадцать три, у мятежников – ноль. Для тебя, Костоправ, работы нет, только Йо-Йо слегка обморозился.
– Прихлопнули Загребущего?
Загребущий с его жутковатыми пророчествами, умелым колдовством и полководческим талантом выставил Хромого на посмешище. Клин едва не перешел в неприятельские руки, прежде чем Госпожа приказала нам взяться за дело. Ее решение волнами землетрясения разбежалось по всей империи. Капитан наемников получил средства и власть, которыми обычно наделяли лишь одного из Десяти!
Лишь возможность нанести удар самому Загребущему вынудила Капитана отправить из крепости патруль, иначе он не выгнал бы людей на мороз.
Эльмо освободил лицо от тряпок и улыбнулся, но промолчал. Какой смысл утруждать язык, если все равно придется повторять рассказ Капитану?
Я пригляделся к Молчуну и не увидел улыбки на вытянутой постной физиономии. Он ответил на мой вопрос легким кивком. Все ясно. Еще одна победа, равная неудаче. Загребущий снова улизнул. Быть может, он и нас вынудит спасаться бегством следом за Хромым, этой писклявой мышью, осмелевшей настолько, что бросила вызов коту.
Все же гибель двадцати трех человек из местной верхушки мятежников кое-что да значила. Весьма неплохой результат для одного дня работы. Хромой никогда не добивался такого успеха.
Всех лошадей отвели в конюшню. В большом зале уже несли на стол горячую пищу и подогретое вино. Я остался с Эльмо и Молчуном, надо немного подождать – и услышу их рассказ.
В большом зале Мейстрикта сквозняков было лишь чуть поменьше, чем в прочих помещениях. Пока я возился с Йо-Йо, остальные набросились на еду. Насытившись, Эльмо, Молчун, Одноглазый и Кастет уселись вокруг небольшого стола. Словно из ниоткуда появились карты. Одноглазый хмуро взглянул на меня:
– Так и собираешься стоять, засунув палец в задницу? Нам нужен лох.
Одноглазый прожил по меньшей мере век. Вулканический темперамент морщинистого чернокожего коротышки упоминается в Анналах на протяжении последнего столетия. Нигде не говорится, когда он вступил в Отряд. Анналы, накопленные за семьдесят лет, были утеряны, когда Отряд не удержал своих позиций в битве при Граде. Одноглазый отказался просветить нас относительно случившегося за эти годы, заявив, что не верит в историю.
Эльмо раздал карты – по пять каждому игроку и еще пять на стол перед пустым стулом.
– Костоправ! – рявкнул Одноглазый. – Ты будешь играть?
– Нет. Рано или поздно Эльмо начнет рассказывать. – Я постучал по зубам кончиком пера.
Одноглазый редко доходил до такого состояния – из ушей повалил дым, изо рта с визгом вылетела летучая мышь.
– Кажется, он чем-то недоволен, – заметил я.
Остальные заулыбались. Подкалывать Одноглазого – любимое развлечение в Отряде.
Одноглазый терпеть не может всяческие вылазки, но еще больше он бесится, когда упускает что-нибудь интересное. Ухмылки Эльмо и благожелательные взгляды Молчуна подтвердили, что он пропустил нечто стоящее.
Эльмо перетасовал свои карты, поднес к лицу и осторожно в них заглянул. У Молчуна блестели глаза. Сомнений нет, эта парочка приготовила особый сюрприз.
На стул, который предлагали мне, уселся Ворон. Никто не возражал. Даже Одноглазый не противится, когда Ворон решает что-либо сделать.
Ворон. Этот человек источает могильный холод. Наверное, у него мертва душа. Трудно выдержать без содроганий его взгляд. И все же Душечка любит Ворона. Бледная, хрупкая, эфемерная, она держит руку на его плече, пока он занят картами, и улыбается ему.
В любой игре, где участвует Одноглазый, Ворон – ценный партнер. Одноглазый жульничает. Но если играет Ворон – никогда.
– Она стоит в Башне и смотрит на север, сцепив на груди изящные кисти рук. Легкий ветерок прокрадывается в окно и теребит полуночный шелк волос. На нежных изгибах щек бриллиантами искрятся слезы.