Напуганные собственной откровенностью, они больше не сказали ни слова и так и лежали, наслаждаясь уютом и теплом объятий. Билл прислушивался к биению сердца своего супруга, и эти размеренные, глухие удары вскоре убаюкали его.
Ему снился сон, приятны и мягкий, если бы кто-то спросил его, он бы ответил, что ему снилось счастье, сияющее и всеобъемлющее, не такое, которое захватывает и заставляет веселиться и смеяться, а мягкое и нежное, как дуновение южного ветра, шелком опутывающее тело и согревающее изнутри.
Пробуждение было настолько же приятным, как и сон: Билл лежал на животе, широко раскинув руки и ноги, а губы Тома медленно, поцелуй за поцелуем, спускались по его спине. Было приятно и иногда щекотно, и хотелось, чтобы это не прекращалось. Руки Тома нежно прошлись по бокам и сжали упругие половинки, заставляя Сурма коротко, поощрительно простонать. Билла бросило в жар, когда муж прижался животом к его спине и принялся посасывать мочку его уха. В паху все скрутило от желания, и юноша слегка развернулся, сгибая ногу в колене и позволяя руке Том ласкать его грудь. Сурм терся о мужа, с удовлетворением чувствуя его член, упирающийся между ягодиц. Софит вылизывал его шею, рисуя мокрым языком какие-то узоры, его рука, ласкающая согнутое бедро, легла на поясницу и двинулась вниз, пока не достигла желанной ложбинки. Пальцы скользнули в нее, несильно раздвигая и начиная массировать сжавшееся колечко мышц. Том немного выгнулся, прижимаясь сильнее к Сурму и доставая ароматное масло. Билл понял, чего хочет муж, и перевернулся, сгибая и широко разводя ноги. Смазанные пальцы легко нашли вход и принялись аккуратно разминать мышцы, легко надавливая и время от времени проникая внутрь. Сурм впился в рот Тома сумасшедшим поцелуем, сминая его губы и стараясь засосать его язык. Он гладил его плечи, грудь, живот и бедра, пока не нашел средоточие желания и не сжал его в своей ладошке, ловя губами хриплый стон удовольствия, вырвавшийся у мужа.
Юноша подавался бедрами вперед, пока в него не проникли два пальца и не принялись гладить изнутри. Волны жара, порожденные умелыми ласками, распространялись по всему телу, заставляя гореть в огне наслаждения. Том и раньше позволял себе такое, но впервые за все время Биллу хотелось зайти дальше, но он не решился это озвучить. Закрывая глаза и постанывая, он полностью погрузился в круговорот сладострастия. Его рука скользила по члену мужа в такт движения пальцев внутри. Потные и задыхающиеся, они с удовольствием принимали ласки друг друга, стремясь вернуть наслаждение, которое получали. Они не спешили к финалу, но с восторгом отдались накрывшей их волне удовольствия, купаясь в блаженстве и сладкой неге произошедшего.
За завтраком все были в приподнятом настроении: Билл, ободренный словами мужа о детях, Том, довольный страстным утренним происшествием, и семейство Листингов, радостное просто потому, что Шон в кое-то веки дал поспать спокойно.
Дети Листингов были наверху с няней, и в столовой царил необычный покой. Ни у кого не было особенного желания говорить, но все улыбались друг другу, и за столом царил дух умиротворения и счастья, который бывает лишь в тех домах, где умеют хранить уют и покой. Билл с удовольствием разглядывал своих гостей – они рождали в нем веру, что и его брак может быть таким же счастливым, что мужчина вполне может любить Сурма, на котором женат.
- Я даже и не думал, что у тебя уже двое детей, - не в состоянии сдерживать свое любопытство, обращаясь к Георгу, проговорил Билл. – Я знаю, что клан Клавир договорился о свадьбе с Мелисой Хатвей, но думал, это будет твой первый брак.
- Что? – тихо проговорил Шелдон, роняя вилку и стремительно бледнея. – Ты хочешь заключить второй брак?
И по мере того, как ошарашенный Георг открывал и закрывал рот, не зная, что ответить, ярко-голубые глаза его супруга наполнялись слезами. Он вскочил и запустил тарелку, наполненную хлебцами, оладьями и сливками, прямо Георгу в лицо, тот едва увернулся от запущенного в него снаряда и бросился за убегающим из столовой мужем.
Билл, ошеломленный произошедшим, казалось, прирос к стулу и с открытым ртом смотрел на мужа, который лишь покачал головой, вскидывая вверх брови. Сурм при всем желании не смог бы выдавить из себя ни слова, он вообще не понимал, что произошло.
Когда через пару минут Листинг вернулся в столовую, на его лице красным пятном горел отпечаток ладони. Он подошел прямо к растерянному и ничего не понимающему Биллу и, схватив его за плечи, принялся трясти:
- Маленькая дрянь! От тебя одни неприятности! Ты приносишь всем только горе!
- Георг, прекрати, он же не знал! – Том попытался оттащить друга от схватившегося двумя руками за стул Сурма.
- Ты же только и знаешь, что делать всем гадости, - не унимался тот.
- Прекрати немедленно, Билл ни в чем не виноват! – выкрикнул Том, наконец, отрывая Георга от Билла и загораживая его собой.
Мужчины уставились друг на друга, тяжело дыша, когда дверь в столовую открылась, и зашел главный управляющий имения.
- Прошу прощения, но дело не терпит отлагательства, - произнес он, встав в дверях. – Прибыл гонец Анклава со срочным посланием. Прикажете принять?
- Я могу оставить вас одних? – быстро спросил Том схватившегося за голову Георга, а получив утвердительный кивок, резко развернулся и вышел за управляющим.
Билл испуганно уставился на поникшего и потерянного Листинга.
- Извини, Том прав. Ты совсем ни при чем, - поджав губы и с презрением глядя на юношу, произнес Георг. - Только не все такие, как ты, не всем наплевать, с кем спят их мужья.
Эти слова сильно задели Сурма, и он из последних сил сглатывал готовые уже политься слезы, когда в столовую вернулся Том.
- Нас вызывают на судебное заседание Анклава по вопросу признания недействительным моего брака, - тяжело, будто через силу проговорил он и протянул Георгу свернутое вчетверо послание . – Оно состоится завтра. Ты вызван в качестве свидетеля.
Глава 11
Суд Анклава
If everyone cared and nobody cried
If everyone loved and nobody lied
If everyone shared and swallowed their pride
Then we'd see the day when nobody died
When nobody died...
(Nickelback "If everyone cared")
В загородном доме Софитов царил хаос: Шон и Марк плакали потому, что плакал Шелдон, а еще он кричал на Георга и швырялся в него всем, что попадалось под руку; Георг кричал на Шелдона и собирал вылетающие из их покоев вещи; няня бегала за орущим Марком, уговаривая его поменять мокрые штанишки; Том посреди этого безумия пытался одновременно собраться в дорогу и дать указания прислуге.
Один Билл находился в каком-то полузабытьи, едва осознанно исполняя то, что говорил ему муж. В его голове никак не укладывалось, что их брак могут объявить недействительным, и тогда у него не будет Тома. Словно и не было этих четырех месяцев вместе, путешествия к горячим источникам и ночей, наполненных ласками и разговорами.
Билл испугался, не хочет ли Том таким способом избавиться от него, ведь он не смог стать ему хорошим мужем. Мысль, что Том может отказаться от него, больно ранила и не давала думать о чем-то еще. Сурм задыхался от этой боли, не зная, что делать и как себя вести.
Софит же вообще старался не строить никаких предположений, он лишь знал, что если суд Анклава принял к своему рассмотрению такую жалобу и настолько быстро назначил заседание, то основания были более чем существенными. Том не хотел даже думать, чем может обернуться для них вся эта ситуация, и с ужасом представлял, что придется вернуть Билла его семье, и тогда они больше не увидятся. Он даже не задумался о том, что, если жалоба будет удовлетворена, он станет свободным и сможет жениться на другом Сурме.
Орущее семейство Листингов отнюдь не прибавляло рассудительности – Тому казалось, что его голова вот-вот взорвется. Кое-как собравшись, он схватил Билла в охапку и поволок его в тобло, чтобы немедленно выехать на заседание Анклава – они ни в коем случае не должны были опоздать.
Оседлав ящера, Том обернулся к Биллу и обнаружил его сидящим рядом с Ио и тупо смотрящим перед собой.
- Билл, - тихо позвал он, подходя ближе.
- Я же не знал, я просто… - бессвязно прошептал тот. – Они были такие счастливые, а я все испортил, я всем все всегда порчу, - и к удивлению супруга, Билл зарыдал в голос. Он давно уже не плакал так безнадежно, выплескивая все, что накопилось внутри за время их короткого брака: страх провалиться в высшем свете, боязнь не угодить Тому или чем-то нарушить их хлипкое соглашение, свою неуверенность в постели – все, что он с таким трудом удерживал в себе.
- Тшш… - Том обхватил его двумя руками и принялся покачивать, словно убаюкивая, позволяя выплакаться. – Не надо так убиваться, все будет хорошо, вот увидишь.
- Я думал, он знает, ведь должен же он был знать? – успокаиваясь и обмякая в руках мужа, прошептал Сурм.
- Билл, - присаживаясь на корточки перед мужем и вытирая слезы с гладких щек, мягко произнес Том. – Георг не хочет этого брака, он пытался избежать его и делал для этого все что может. И до весны еще много времени, много чего может произойти. Георг не хотел волновать Шелдона заранее.
- Почему ты не сказал мне сразу?
- Их отношения – это их дело. Не стоит вмешиваться, – Том сел рядом с Биллом, прижав его к себе, и тот с благодарностью уткнулся носом ему в плечо, продолжая всхлипывать. – Ты просто должен понять, что не все супружеские пары – как мы с тобой. Не все могут так спокойно закрыть глаза на то, что муж изменяет, имеет любовницу или женится во второй раз. Шелдон любит Георга и не хочет ни с кем делить его внимание и заботу. Упоминание о втором браке расстроило бы его в любом случае, даже если бы он знал. Такие разговоры не для светской беседы за столом.
Билл в который раз ощутил свою беспомощность и глупость.
Он совсем не был уверен, что мог бы вынести присутствие еще кого-то рядом с мужем, но ему казалось, что так заведено, поэтому он должен смириться с этим.
- Том, ты бросишь меня, да? Ты не хочешь больше жить со мной? – отчаявшись, протараторил Сурм.
- Мы женаты, ты помнишь? – ласково прижимая к себе юношу, произнес Том. - Нам просто нужно съездить на заседание и заявить, что наш брак действителен. Все пройдет быстро, нет никаких причин считать наш союз незаконным. Я уверен, мы справимся.
Ободренный словами мужа, Сурм с неохотой покинул уютные объятия и принялся седлать обеспокоенно поглядывающего на него Ио. Мантикор настороженно водил ушами и, против своего обыкновения, не мурчал, а время от времени тыкал Билла в спину розовым носом, как бы спрашивая, все ли с ним в порядке.
Они доехали до столицы быстро и даже успели немного поспать перед тем, как начать собираться во дворец Анклава, но нервное напряжение и долгая дорога все равно сказались: супруги, зайдя в зал судебных заседаний, выглядели уставшими и осунувшимися.
Эта был один из залов, примыкавших к скале. Выполненный из ценных пород дерева амфитеатр казался огромным, а заканчивался довольно небольшой площадкой, в центре которой полукругом располагалась кафедра для судебных заседателей. В зале было немного людей, но Биллу казалось, что его испепеляют миллионны глаз, что все смотрят на него и обсуждают.
Билл не очень понимал, что нужно делать, и цеплялся за Тома, но Вормары разделили их, едва они вошли в зал. Софит проследовал к одному из центральных мест, а Билла посадили на скамейку за его спиной. Сурм почувствовал себя потерянным и одиноким, к тому же, он был сильно напуган, растерян и, отделенный от мужа, который составлял всю его надежду и опору, трясся как осиновый лист. Но настоящая паника накрыла его душным облаком, когда он увидел Георга, смотревшего мимо него, как будто для него Сурма уже не существовало.
Билл пытался взять себя в руки и глубоко дышать, но окружающее расплывалось пятнами, а звуки превращались в сплошной шум. Он старался вслушаться в то, что говорят люди за полукруглой кафедрой, но ничего не понимал. Он пропустил объявление сути жалобы и даже не увидел, что заявителем выступал кузен Тома, Севариум Мирро, который полагал, что если в первую брачную ночь супруги не осуществили свой долг, и Сурм до настоящего времени не носит ребенка, то брак не может считаться законным. Из всего происходящего Билл понимал только, что Том все отрицал и возражал против признания их брака недействительным.
Из состояния паники его вывело появление Штефана Санко в качестве свидетеля. Билл во все глаза разглядывал его, как будто видел его впервые, он смотрел на него и не находил ничего привлекательного: светлые вьющиеся волосы, распущенные по плечам, выдавали в нем легкомысленного пижона, голубые глаза были слишком холодными, а губы, казавшиеся ему раньше благородно-тонкими, чересчур жесткими. Юноша не понимал, почему образ Штефана так поразил его на парящих скалах, ведь если бы кто-то дал ему выбирать сейчас, то он непременно выбрал бы своего мужа, его живые глаза, обрамленные темными пушистыми ресницами, пухлые, мягкие губы, его ласковые руки...
- Мне достоверно известно, что в первую брачную ночь супруги не разделили брачное ложе, – как сквозь плотную завесу, дошли до Сурма слова Санко.
- Что позволяет вам утверждать подобное? – спросил свидетеля председательствующий.
- Дело в том, что в эту ночь Билл Таумен был со мной, – сделав вид, что смущен, ответил тот.
- Вы состояли в запретной связи?
- В каком-то смысле да, но у нас не было отношений интимного характера. И, насколько мне известно, Сурм не состоит ни с кем в подобных отношениях.
- То есть, вы утверждаете, что Сурм до настоящего времени сохранил невинность?
- Если он до сих пор не надел белые одежды, значит, медового месяца не было. Я также могу утверждать, что на протяжении всего брака супруги не спят вместе. Я не сомневаюсь, что Билл допустил бы к себе того, кого не любит. А он не любит своего мужа.
- Он говорил вам об этом?
- Неоднократно.
- Ваше мнение понятно, прошу вызвать следующего свидетеля.
К удивлению Билла, к кафедре проследовала его личная горничная, которую он привез с собой из дома родителей.
- Представьтесь, – попросил председательствующий, - и расскажите, что вы можете пояснить?
- Мое имя – Гертруда Лафое, - тихо заговорила девушка. – Я служу в доме семейства Каулитц личной горничной в покоях Сурма.
- Вы утверждаете, что супруги спят в разных покоях?
- Да. Сурм всегда спит в своей кровати один.
- Возможно, его посещает муж?
- Точно – нет. Он даже никогда не заходит туда. Я каждый день подаю утренний туалет в спальню и ни разу не видела там ни Томаса Каулитца, ни следов его присутствия.
Билл с ужасом выслушал показания еще десятка свидетелей, утверждающих, что его муж пьянствовал во время медового месяца и развлекался с девицами сомнительного поведения вместо того, чтобы наслаждаться любовью в супружеской постели, и слуг из их столичного дома, которые не говорили ничего плохого, но все как один сходились во мнении, что не могут достоверно подтвердить, имеются ли между супругами интимные отношения.
Больше всего Сурм испугался, когда на место свидетеля прошел Листинг, однако он боялся зря – на вопрос суда, что он может пояснить по жалобе, Георг заявил, что вообще не понимает, почему вызван в качестве свидетеля.
- Вы являетесь близким другом Томаса Каулитца? – настаивал председательствующий.
- Хотелось бы верить, - сухо ответил мужчина.
- Делился ли он с вами подробностями своей интимной жизни?
- Я никогда не интересовался этим.
- Быть может, он упоминал, что муж отказывает ему в супружеской близости?
- Не думаю, что это могло бы заинтересовать меня, но насколько я могу судить, Том вполне удовлетворен своим браком. О каких-либо проблемах, омрачающих этот союз, мне не известно.
Явно неудовлетворенные свидетельскими показаниями судьи переглядывались, пока, наконец, председательствующий не проговорил:
- Полагаю необходимым поставить вопрос о медицинском освидетельствовании Сурма.