Через несколько минут чекисты уже стояли перед дверью Макина. Следователь повелительно кивнул, и дворник постучал в дверь. Тишина. Юдин сделал шаг вперед, бабахнул по филенке кулаком и крикнул: «Откройте! ОГПУ». Послышались быстрые шаги, и, едва жало замка повернулось под чьими-то руками, оперативники ударили в нее плечами. Отлетев в глубь коридора, закричала в ужасе миниатюрная, но немолодая уже брюнетка с накрученными на бумажки локонами. Она была в ночной рубашке, поверх которой, выходя открывать, набросила халат. Чекисты быстро пробежали с обнаженными револьверами по всем комнатам. В квартире, кроме брюнетки, никого не было. Только в спальне, на большой кровати с резным подголовьем нашелся почти голый, в одних кальсонах, человек, в страхе прижимавший к себе подушку. На вид ему было около сорока лет, он был небрит, но недавно побрызгался дорогим одеколоном. Снятые очки лежали на тумбочке, и растерянные небольшие глаза на широком лице арестованного с носом-картофелиной испуганно щурились на яркий свет и форму оперативников.
– Вы кто? – Юдин решительно подошел к голому, не опуская нагана в руке. Следователь прекрасно знал, с кем имеет дело, и сознательно давил на психику человека в кальсонах, надеясь получить признание, пока тот был в шоке от внезапного визита вооруженных людей.
– Я хозяин этой квартиры, – вполне связно и на удивление спокойно ответил мужчина, – профессор востоковедения Макин Петр Николаевич. Уверен, товарищи, что вы ошиблись.
– Не ошиблись. Вы не помните меня, Макин? – и следователь сделал шаг к голому профессору. Тот повел глазами в сторону очков, лежавших на тумбочке подле кровати. Получив такое же молчаливое одобрение, взял их и, подавшись вперед, вгляделся в стоявшего перед ним…
– Юдин? Вася? То есть… Василий Иванович?! – профессор радостно улыбнулся, но тут же уголки его рта опустились. – Василий Иванович, что происходит? Почему вы? Что это значит? Ведь мы же с вами… А…
– Он в курсе, – перебил его Юдин. – Он в курсе. Поэтому, Петр Николаевич, вы должны понять, что у нас есть серьезные причины для такого вторжения. Ордер на арест и обыск готовы, вам их предъявят, но пока меня интересуют несколько более срочные вещи. Где вы были последние двое суток?
Макин потерянно сел на кровать, положил подушку на колени. Поднял голову и, убедившись, что жены в комнате нет (оперативники допрашивали ее на кухне, но только для соблюдения формальностей – было понятно, что она ни при чем), виновато понурился:
– Полагаю, вы следили за мной…
– Отвечайте!
– Ездил по стране, – невесело усмехнулся Макин, – путешествовал.
– Когда? Куда? С кем? С какими целями? Рассказывайте подробно!
Макин посмотрел на Юдина:
– Василий Иванович, разрешите надеть брюки? Хоть мы с вами и старые знакомцы, как-то неудобно…
Юдин кивнул, и профессор, быстро одевшись, подскакивая на одной ноге, чтобы попасть в штанину, снова сел на кровать.
– Видите ли, не так давно к нам приехала наша подруга… Собственно, даже не моя, а подруга жены…
– Имя?
– Тредиаковская Людмила Францевна. Она из Владивостока. Работала с Настей, с Эрнестиной – супругой моей – в школе. Они дружили…
– Короче! – Юдин убрал наган в кобуру и придвинул к себе стул. Сел.
– Короче… да. Так вот, она приехала в Москву, совершенно внезапно – искать работу! Я не знал даже… Но Настя согласилась, мы дали приют… А дальше… Что дальше… Не знаю, как-то все закружилось, понесло…
– Про путешествия, – напомнил следователь.
– Ах да, путешествия. Дело в том, что три дня назад мы решили расстаться.
– Кто мы?
– Мы с Люсей. С Людмилой Францевной. Это было трудное решение, вы должны понять… Но скандалы, скандалы – каждый божий день! Настенька нервничала, я страдал, это было невыносимо, невыносимо! И я решил, что Людмила Францевна должна уехать. Вернуться во Владивосток!
– Вы решили? – иронически усмехнулся Юдин.
– Да, я решил! – встрепенулся профессор. – Я решил, и мы уже собрали ей вещи. То есть она сама их, конечно, собрала… И уже хотели ехать на вокзал… И поехали. Да я проводил ее!
– Кто такой Чжоу Юнь Фат? – жестко спросил Юдин.
Макин со страхом посмотрел на него и долго молчал. Следователь не торопил его, но внимательно наблюдал за напряженным и бледным лицом профессора. Тот заговорил:
– Это мой повар. Собственно, бывший повар. Давно уже бывший. Вы должны его помнить по Харбину. Впрочем, вы же не были у нас дома… Да, теперь я понимаю, до меня дошло – вы следили и все знаете, – Макин совсем обмяк и дальше продолжал рассказывать вяло и механически.
– Чжоу пришел, когда мы уже собрались ехать покупать билет. Он ничего не знал. Про нас не знал. Про Владивосток, я хочу сказать. Оказалось, что пришел попрощаться. Случайно. У него уже был билет на поезд. Точнее, два билета. Кто-то из его китайцев должен был ехать вместе с ним, но не поехал, и Чжоу билет сдал.
– Он китаец? – резко переспросил Юдин.
– А кто же еще? – удивился профессор. – Конечно, китаец. Он страшный человек! Василий Иванович, если бы вы знали… Я так не хотел отпускать с ним Людочку! То есть Людмилу Францевну. Но, с другой стороны, все так удачно складывалось. Мы приехали на вокзал, но тут я понял, что не могу… Ревность… Я не могу отпустить ее с этим китайцем! Я должен был быть уверен! Понимаете, уверен! – Макин неожиданно дерзко, с вызовом посмотрел на следователя, но сразу вновь обмяк. – Я побежал в кассы и успел купить еще один билет. В восьмой вагон. В пути хотели поменяться, а ночью, когда я успокоился, то просто сошел в Вятке. Пил там в ресторане долго. Очень… долго пил… А потом добрался до Москвы. Настенька простила… Она простила, понимаете, простила! – снова с вызовом посмотрел профессор на Юдина, но вдруг осекся. Взгляд его остекленел. В дверях стоял оперативник с небольшим деревянным ларцом в руках.
– Товарищ следователь, вот: нашли в кухне на антресолях. Не особо и прятал-то.
Юдин встал, взял шкатулку, взвесил на руке, посмотрел на Макина. Тот сидел, обхватив голову руками, и молчал.
– Пригласите понятых и жену задержанного! – скомандовал Юдин и поставил ящик на стол. Когда все собрались, он спросил хозяина квартиры:
– Что там?
– Не знаю. Это Чжоу оставил. Попросил сберечь до его приезда.
Следователь посмотрел на Эрнестину. Она, пепельно-серая под своими накрученными на бумажные лоскуты кудрями, только отрицательно повела плечами.
Юдин нашел защелку, подцепил крышку. Заглянул внутрь и покрутил головой:
– Да-а… Петр Николаевич, много от вас мог ожидать, но такого… Китаец оставил? Ну проверим. Понятые, смотрим внимательно! – и следователь быстро начал выкладывать на стол содержимое: несколько пачек долларов, полотняную сосиску, которая, упав на стол, развязалась, и из нее выкатилась пара царских червонцев, и картонную коробку. Юдин аккуратно раскрыл коробку и достал из нее несколько пачек патронов и маленький бельгийский браунинг. Поднес его к свету. Блеснула серебряная дощечка: «От Коллегии ОГПУ за доблестную борьбу со шпионажем и контрреволюцией». Вслух следователь читать не стал. Только внимательно посмотрел на Макина. Тот все понял и опустил плечи.
– Китаец, значит, оставил? Уведите понятых и супругу! – скомандовал Юдин и, дождавшись, пока они останутся одни, наклонился к профессору и очень тихо сказал:
– А теперь, Петр Николаевич, вы мне расскажете, зачем к вам сюда приезжали Охаси и Огата, о чем вы тут разговаривали и какую роль в этой истории играла ваша любовница Людочка.
Макин в ужасе посмотрел на него, обхватил лицо руками и заплакал.
Незаметно вошедший в квартиру вслед за чекистами Арсений Чен в это время неподвижно стоял перед большим книжным шкафом. Марейкис неотрывно смотрел на корешок толстой книги, выступавшей на средней полке. На корешке по-японски было написано «Основы конфуцианской этики в изложении учителя Сакамото». Чен наконец смог расслабить судорожно сжатые челюсти, аккуратно открыл дверцу шкафа, достал книгу, сунул ее себе за пазуху и, никем не замеченный, вышел на улицу.
Глава 4. Корейский мальчик
Москва, Зубовский бульвар, 1964 год
– Ниндзя существуют. Почему бы и нет? Или не существуют. Нет проблемы в том, что ниндзя есть или их нет. Есть проблема в том, что мы имеем в виду под этим понятием, – хозяин квартиры с улыбкой, но, не глядя ни на кого, долил себе в маленькую, очень чистую чашечку из старого и на вид очень грязного, закопченного металлического чайника светло-зеленую жидкость с запахом рыбьей чешуи, с наслаждением втянул ее, чуть пришлепывая губами, в себя. Умиротворенно прикрыл глаза. На вид ему было от 60 до 70 лет – никак не представлялось возможным установить точно возраст хозяина квартиры. Виной тому была его ярко выраженная восточная внешность и странная для этого места и времени манера одеваться. Он был высок ростом, очень худ, но широк в плечах, как это часто бывает у дальневосточных народов. Если бы не слишком маленький нос, лицо его – очень интеллигентное, с высоким и широким лбом – походило бы на лицо вождя племени апачей из американских фильмов.
Несмотря на жару и тот факт, что хозяин принимал гостей в своей квартире – по-домашнему, без изысков, – одет он был в светло-серую пиджачную пару, отглаженную так, что сама возможность двигаться в таком костюме, не смяв при этом ни одной бритвенно острой стрелки, вызывала серьезные сомнения. Под пиджаком сияла белая сорочка из тех, какие нынче можно увидеть либо в музее, либо на дирижере из консерватории, а жилистая желтая шея была увенчана галстуком-бабочкой, цвет и рисунок которого соответствовали расцветке платка, кокетливо торчавшего из нагрудного кармана пиджака, и рождала у гостей один и тот же эпитет: «благородный».
Гостям было неуютно. Несмотря на то что комната в квартире была немаленькая и проходная, а окна, распахнутые на Зубовский бульвар, давали сквозняк, все равно было жарко. Гости скромно молчали, но втайне хранили уверенность, что виной всему был отвратительный на вкус и на запах зеленый чай. Трое молодых аспирантов, специализирующихся на переводах древних литературных трактатов с японского языка, никогда не бывавших в Японии и не видевших никаких перспектив посетить эту страну до победы мирового коммунизма, пили чай непрерывно, столь же непрерывно покрываясь мелкими бисеринками пота на здоровых и высоких молодых лбах. Молоденькая красотка южных, закавказских корней с интересом, но несколько рассеянно разглядывала комнату, главным украшением которой были бесконечные книжные стеллажи, шкафы и даже какие-то мини-полки с книгами. На некоторых полочках умещалось всего по два-три томика в черных и коричневых кожаных обложечках со следами золотого тиснения на корешках и торчащими с боков закладками, а поверх обязательно лежали какие-то похожие на тетради светло-голубые книжечки с иероглифами на обратной стороне обложки. От обилия красивой и дорогой печатной продукции казалось, что комната заполнена ею доверху, и в какой-то момент книги, как волны через палубу, перехлестнут через окно и выплеснутся наружу, в знойный московский день.
Только один из приглашенных – а все они были созваны в гости к знаменитому советскому писателю-детективщику после его диспута в Библиотеке имени Ленина, – пухлый и начинающий лысеть, но очень жизнелюбивый на вид, активный, небритый молодой человек лет тридцати в распахнутой на волосатой груди рубашке с короткими рукавами, непрерывно строчил что-то у себя в блокноте дорогой авторучкой, время от времени задавая хозяину уточняющие вопросы.
– Что вы имеете в виду, Арсений Тимофеевич? – снова спросил он мужчину в уникальном костюме, к восточной внешности которого ужасно не шло это русское имя.
– Я имею в виду, что феномен ниндзя можно рассматривать с историко-культурной точки зрения, – он внимательно посмотрел на аспирантов. Те подобрались. – А можно с точки зрения специальной, со стороны тайных служб или, например, авторов детективов. В первом случае мы будем говорить о представителях тайных японских кланов. Тех, что за деньги нанимались на службу японским феодалам и занимались по их заданию шпионажем, слежкой и даже тайными убийствами. У таких – традиционных, назовем их так – ниндзя существовала соответствующая экипировка. Может быть, даже специальные костюмы и маски, специальное снаряжение, не применявшееся больше никем, кроме, пожалуй, профессиональных воров. Кстати, это вполне объяснимо. Ведь кража есть кража – секретов ли, денег – все равно это воровство. Просто заказчики разные и разная цена победы. А главное – цена поражения… И сама по себе тактика боя тоже соответствовала целям и задачам синоби – так правильнее будет называть ниндзя. Тихое убийство, которое не привлекает внимания или же вообще не замечается никем, потому что правильно исполнено и замаскировано под отравление, например. Или специально совершенствуемое умение определить, где у нужного человека в доме тайник, как найти его и вскрыть так, чтобы хозяин это не заметил. А вскрыв, суметь быстро прочитать, очень точно запомнить, а при необходимости и дешифровать важный текст, чтобы потом, наоборот, зашифровать его уже своей, неизвестной более никому системой тайных знаков и отправить нанимателю.
– Интересно, – пухлый жизнелюб погрыз кончик «Паркера», брезгливо глянул в чашку с зеленым чаем и внимательно посмотрел на хозяина квартиры, – но что-то это все напоминает.
– Разумеется, – невесело усмехнулся Арсений Тимофеевич и бросил печальный взгляд на потную волосатую грудь собеседника, – разумеется, напоминает. Ведь если убрать особой формы мечи, черные костюмы и умение вскарабкиваться по стенам японских замков, что, скорее всего, лишь легенды, сложенные нашими современниками, а не реальная история синоби, то окажется, что ровно те же самые навыки необходимы представителям любой тайной службы. И чем непрофессиональнее эта служба, тем более ей необходимы именно атрибуты, а не тихая, незаметная и совсем неромантичная работа в кабинете. Ручка, вот вроде вашего «Паркера», а не меч, сообразительность, а не стрельба по-македонски – вот отличительные признаки профессионализма спецслужбы!
– Не понял, – удивился молодой мужчина с дорогой авторучкой, – почему? Разве наличие в органах госбезопасности такого подразделения специального назначения, пусть они называются ниндзя, не важно, где люди умеют драться, владеть любым видом оружия, не свидетельствует о высоком уровне его подготовки?
– Наличие такого подразделения будет свидетельствовать о неспособности этой службы, а шире – государства грамотно отслеживать действия своих противников и предотвращать возможные активные мероприятия силами разведки. Предотвращать! В крайнем случае это будет говорить о том, что государство не в состоянии это делать по объективным причинам, например во время войны. Тут не до сантиментов. Но разведка – настоящая элита тайной службы. Если синоби, или пусть они будут ниндзя, и существуют сегодня, то речь может идти только о разведчиках, а не о героях типа великобританского Джеймса Бонда или еще кого-нибудь в том же духе, которых так любите вы, журналисты, – и Арсений Тимофеевич широко улыбнулся, но почему-то не молодому человеку, а начавшей клевать носом от слишком мужской темы разговора красавице армянке. – Правда, это будут очень хорошие разведчики, с широкими возможностями, которые дадут им разнообразные профессиональные навыки. Я уж не говорю об особом складе характера, который нужен для этой профессии, – не авантюрном, но… Я называю таких людей игровиками.
– Ну, я не очень люблю Бонда, это не мой профиль, – неожиданно столь же обаятельно, как и хозяин квартиры, улыбнувшись, ответил молодой человек, профессия которого, наконец, прояснилась, – и потом я не только журналист. Я ведь отчасти ваш коллега – восточник. Тоже окончил институт востоковедения. Только моя специальность – Ближний Восток, а не Дальний. Но неужели вы верите, Арсений Тимофеевич, в возможность существования таких подразделений, допустим, в вашей любимой Японии? Сегодня, когда там принята мирная конституция, запрещающая даже думать о войне? Неужели там есть такие «игровики» в черных масках? Я понимаю, еще во времена японской оккупации нашего советского Дальнего Востока – это да. Вы же, кстати, из Владивостока, правильно? А вы были там во время оккупации? Видели ниндзя?