Этот не ходил по классу, а сидел за столом, рассматривая в упор всех сразу и каждого в отдельности через огромные, как консервные банки, очки. Толстые линзы искажали лицо. Казалось, какой-то фантастический инопланетянин с непомерно большой головой и огромными глазами учит жизни будущих защитников демократии и порядка.
- Предположим, он смотрит куда-то вверх и чуть в сторону. Значит, почти наверняка, врет. Вы задали неудобный вопрос, он готовится обмануть, и глаза сами собой уходят с линии, разглядывают что-то вверху и сбоку, далеко над вашим плечом. Не верьте. Думайте, что он скрывает, заставляйте посмотреть в глаза. Не каждый может нагло врать, глядя в глаза вооруженному человеку.
Он кашлянул, аккуратно вытер губы темным платком - в цвет костюма.
- Если он смотрит куда-то под ноги, ниже ваших глаз, даже просто на галстук, если вы в галстуке, на ремень, на пряжку... Ну, тут все ясно - боится. Остается понять, чего именно боится: боится вас или боится чего-то совершенного им, чего-то противоправного, то есть, боится выдать себя. Он пока еще никого не обманывает. Он слушает вас или просто предъявил документы по требованию и ждет ваших вопросов, но уже заранее боится, прячет глаза. Честный человек не должен бояться. Честный человек должен видеть в вас то, чем вы являетесь на самом деле - защитников его прав и свобод. Если боится, значит, что-то тут не так. Почти наверняка, если задать правильный вопрос, вы сможете заставить его глаза подняться вверх и куда-то в угол. То есть, поймете, чего именно он боится и в чем именно он вам лжет. Предмет лжи становится известен - все, берите его голыми руками.
Преподаватель подумал немного, листая свою тетрадь.
- Глаза "бегают". Руки "суетятся", пальцы перестукивают, как на пианино играют. Что можно сказать? Да, поначалу-то, в сущности, ничего. Просто есть люди, которые физически и нервно разболтаны, не имеют никакой внутренней дисциплины. Не надо "клевать" на это, радоваться, что вот, мол, поймали "на горяченьком". Скорее всего, это просто такой вот вихляющийся и неуверенный в себе человек. Пока вы не зафиксируете основное направление его взгляда, ничего конкретного сказать будет нельзя. Врет - рано или поздно глаза поднимутся кверху и в сторону. Боится - все равно опустятся вниз. Тут уже психология и физиология его заставят. Это же от древних времен, от животного мира еще осталось, чтобы признающий свою слабость не смел глядеть в глаза старшему. А вы для любого - старший. Так себя и надо вести, как старшему с младшим: спокойно, уверенно, размеренно, без крика.
- А выражение глаз?
- Какое еще может быть выражение? У глаз на самом деле нет никакого выражения, нет никакого описываемого в книгах сияния внутреннего и прочих разных романтических штучек. Глаз - это такой биологический механизм для приема в себя света через линзу-хрусталик и передачи сигналов по нейронам об изменении освещенности в мозг. И все. Какое может быть выражение у решетки вашего автомобиля? У его фар?
- Но ведь всегда говорят...
- Любое выражение порождают мимические мышцы. Это все лицо в целом. Если мы смотрим за направлением взгляда, нам совершенно наплевать, какие гримасы он в это время строит. Вот, к примеру, была у меня в молодости... Эх, молодость! Да... Знакомая была хорошая. У нее просто верхняя губа была чуть короче, чем нижняя. Не тоньше, а короче. Из-за этого уголки рта всегда были приподняты кверху. Она всегда как будто "улыбалась", понимаете? Всегда. Даже, когда плакала. Так вот, правду говорило то, куда смотрят глаза, а не эта улыбка.
- А если, скажем, он косой?
Класс грохнул в смехе. Похоже, спрашивающий был в этой группе записным остряком, и от него всегда ждали шутки. А шутка с преподавателем, да не обидная, а вроде как в русле лекции, ценилась всегда выше.
- А если он косой, - спокойно отвечал преподаватель, - то бегите от него. Косые - самые опасные люди. Не в том смысле опасные, что их бояться надо, но вот понять, что он собирается сделать в следующий момент, куда он на самом деле смотрит, врет он или не врет, боится или готовится напасть - совершенно невозможно. Не беседуйте с косым. Проверили документы - отпускайте. Или не отпускайте, если уже совершено правонарушение. Но пытаться угадать, о чем он думает, совершенно невозможно.
***
Иеро ужинал.
Обычно в чужих новых городах он ходил в рестораны, изучал кухню, обслуживание, народ вокруг. Смотрел, наблюдал.
Кстати - как это, обычно? Когда в последнее время было - обычно? И какие еще города?
Голова сразу начинала болеть, когда он пытался вспомнить. Наверное, остаточные явления. Вот же "комарики" гадские! Он даже про себя так стал называть ночных посетителей, о которых ему подробно рассказал тезка, выведя предварительно на улицу. Даже странно - он боится, что ли? Или как-то иначе надо понимать его осторожность и нежелание разговаривать о таком в помещении?
Рестораны тут есть. Но есть теперь и не номер в гостинице, а самая настоящая квартира. Дом, то есть. Дом - это не крепость посреди участка земли, окруженного высоким забором. Дом - это место, куда возвращаешься, где все пахнет тобой, где твоя постель, привычно обмятая и удобная. Дом - место, куда возвращаться хочется. Место, о котором вспоминаешь, как только устанешь. Место, где можно скрыться от всех людей. Вот только от мыслей не скрыться.
Мысли - они, как в детстве, когда вдруг повзрослеешь и начнешь мучиться: зачем я? Кто я? Что я тут делаю?
Мысли - мыслями, а руки привычно готовили еду. Вернее, это он так говорил просто - еда. Пища еще - и так тоже можно было назвать. Что ел? Да, разную пищу. На самом деле, когда готовил для себя сам, старался, чтобы было вкусно и красиво. А самое главное, во время готовки руки были заняты, а голова свободна. Можно было обдумать сегодняшнее. И вчерашнее. И более раннее время - вплоть до момента, когда проснулся на верхней полке в пустом купе. Раньше просто не получается. Раньше все скрыто в непонятной темноте и головной боли.
Кстати, а не туман ли в этом виноват? И это тоже надо обдумать...
Сегодня Иеро снова прошелся по рынку, присматриваясь к народу, к ценам - вот, кстати, и деньги у него есть местные, откуда бы? Постоял у прилавков, поговорил с продавцами, поспорил немного, азартно взмахивая руками. Те, кто торгует на рынке, они всегда уважают торгующегося. А вот сметану не купил. Бабушка какая-то у самого выхода уже подвернулась. Торговала сметаной, молоком, творогом. Интересно, где она только корову держит? Не в квартире же? Иеро приценился, было, к полулитровой банке. А бабка молча сунула эту банку ему в руки, и куда-то отбежала. Он постоял, не понимая, потом положил какую-то купюру на стол и пошел к выходу.
Так что сметана была вроде как подарочная. Правда, денег он сколько-то оставил. Но тоже вроде как в подарок.
Руки привычно точили ножи на найденном в столе бруске, раскладывали покупки. Может, он раньше поваром был?
В плите нашлась глубокая сковорода с плоским дном. А то бывают такие, что выгнуло их жаром, пузырем таким, так ничего в ней и не приготовить. Стеклянная крышка тоже нашлась. Газовая плита зашипела, плюнула сначала красным, а потом конфорка занялась неровным грязно-голубым пламенем.
Вот и еще один вопрос, один из множества накопившихся: откуда здесь газ? Что, тоже на месте производят? Прямо вот в самом городе? Тут его добывают, тут же очищают, тут распределяют? Кстати, сделать зарубку в памяти - порасспрашивать местных. Хотя, кого и о чем тут расспрашивать? Они либо просто не понимают вопроса, смотрят, как на идиота. Либо рассказывают какие-то сказки и легенды местных проспектов.
Желтый солнечный почти прозрачный сочный сладкий перец резался с хрустом и брызгами. Ел глаза луковый запах. Добавлял остроты и заставлял глотать слюни мелко построганный чеснок. Все по очереди в сковороду, в раскаленное масло. Перемешать, накрыть крышкой. Теперь быстро порубить свежий кабачок-цуккини. Помидор для цвета. И тоже туда, в уже помягчевший перец, к уже зазолотившемуся луку. И морковку. Большую, крепкую. Некоторые морковь трут на крупной терке. Он же только резал. И в продукте получались яркие оранжевые вкрапления -- это же красиво, в конце концов! Тоже туда. К запахам этим. Пока там все шипит, пыхтит сердито и плюется, разобраться с мясным лотком. Взял кусок свинины. Самую мякоть. Режется хорошо - это потому что нож наточен правильно. Кубиками, небольшими - с фалангу мизинца, чтобы если ложкой, так удобно было бы, а если вилкой, так и вилкой хорошо. Теперь все это - в овощи. Перемешать несколько раз, смотря, как белеет мясо, как булькает сок. Сока много - овощи очень сочные. Ну, пожалуй, пора. Иеро большой ложкой вывалил с полбанки сметаны в сковороду, тщательно перемешал все, посолил, поперчил, облизывая ложку - хороша сметанка! - и накрыл крышкой, убрав огонь на самый-самый минимум. Только добавил чуть кипятка из чайника, чтобы жидкость была чуть сверху овощей и мяса. Теперь ждать. Пусть потушится. Пусть поварится. Зато теперь будет еды, если в гости никто не придет, на все три дня. И вкусно, и красиво, и полезно.
Ха! А вот и звонок в дверь. Гости все же будут?
Он прошел в прихожую, покосившись по пути в сторону тумбочки, на которую выложил пистолет после смазки...
Но опять - совершенно не чувствуется какая-то опасность. Просто вот нет никакой опасности - и все.
Дверь настежь, улыбка навстречу:
- Здравствуй, Карл! Добрый вечер, Мария! К ужину, вовремя.
Карл молча протянул пакет со звенящим содержимым.
- Ого! Одна бутылка звенеть не может?
- Машка водку не пьет.
- Прошу к столу, уважаемые гости!
- М-м-м... Запахи - от самого крыльца! Может, ты - повар? А? Гость города?
- Может быть, - улыбался Иеро.
Все-таки вот так, в компании, ужинать будет гораздо приятнее. И интереснее - можно будет поговорить. Под горячее, под вкусное...
- Как у нас было и с чего началось? Про войну, что ли? Или про вообще? Ну, это все помнят, как начиналось. Вон, пусть даже хоть и Мария расскажет - все на ее глазах. Опять же у каждого свой фокус зрения. Так что - давай, Маша, расскажи гостю!
***
Весело хохоча и громко о чем-то перекрикиваясь, через вертушку перепрыгнули два великовозрастных обалдуя в ярких куртках и фирменных белых с черным кроссовках. Рюкзачки за спиной, наушники, закрывающие уши, провода, тянущиеся в обширные карманы, бейсболки, немного не по погоде, но зато фирменные, с названиями настоящих бейсбольных команд. С тем же дурацким смехом, раздвигая некрасиво толпящихся женщин, они двинулись было в конец автобуса, но наткнулись вдруг на двух крепких мужиков в простых пуховиках.
- На выход, мелочь!
- А? Чего? Чего надо?
Их подтолкнули к открытым средним дверям:
- Сами выйдете? Или помочь вам? - угрожающе придвинулся один из мужиков.
- Что вы пристали к детям? - взвизгнула какая-то бабка.
Один оглянулся, молча посмотрел на нее, прищурился недобро. Потом широко улыбнулся:
- А вы, бабушка, как раз проходите, проходите. Согласно купленных билетов и бесплатных проездных. Вон, там сейчас вам место уступят. Вон, там.
И тут же, повернувшись к молодым и перестав улыбаться:
- А вы, дети, марш на выход!
Недовольно бурча себе под нос ругательства, "дети" прыгнули на улицу и снова пристроились в конец очереди. А в открытую среднюю дверь быстро и ловко скользнул невысокий мужичок в кепке с звякающим пакетом в руке. Он шагнул вверх по ступенькам и резко остановился, упершись грудью в подошву ботинка.
- Вы чего, мужики?
- Вон отсюда, нищеброд! Иди через кассу. Ну!
- Совсем охренели, фашики проклятые, - спрыгнул тот со ступеньки на улицу, и тут же сомкнулись двери.
- И правильно! - заявила громко какая-то тетка с сильно накрашенным лицом. - Почему я беру билет, а они - нет?
- Может, у них денег нет? - предположила бабка.
- Нет денег - ходи пешком! А то добрые все стали!
...
Трель свистка только подстегнула перескочившего через турникет парня лет двадцати пяти. Он метнулся со смехом вниз по лестнице, но почти тут же вынужден был остановиться. Двое крепких ребят того же возраста прихватили его за руки и потащили обратно, к стеклянной будке, возле которой уже появился вышедший из своей комнаты сержант милиции.
- Оформляйте. Мы подпишем протокол, как свидетели.
- На работу опоздаете!
- Это уже будут наши проблемы. Наша работа - наше дело. А вот за проезд надо платить. Мы почему-то платим.
...
На пешеходном переходе, как всегда, по левой крайней, пока не повалил народ, на красный просвистел большой черный автомобиль.
- Ай-яй-яй, - покачал головой седой мужичок в старом плаще.
Он достал из кармана потрепанный жизнью мобильный телефон, близоруко щурясь нажал несколько клавиш:
- Алло? Кто это? Леша? А-а-а, Витя... Записывай: черный Форд-Фокус, проезд на красный, через пешеходный переезд, превышение скорости - номер АВ653. Вы уж там с ним разберитесь, голубчики. Ишь, распоясались, джигиты...
...
У дверей магазина, на высоком просторном крыльце, огороженном хромированными перилами, стояла веселая компания. Клубы дыма, открытые бутылки пива в руках, регулярное поплевывание под ноги. Ну, и, конечно, громкий мат, гоготание, от которого шарахались в сторону все, выходящие из дверей, что вызывало еще более жизнерадостное ржание.
- Постой-ка, разобраться бы надо с молодежью.
- А чего я тут стоять-то буду? Это и мой город, между прочим. Пошли.
Прогуливающиеся мимо друзья, двое пожилых, на вид лет по пятьдесят, переглянувшись, поднялись по ступенькам.
- Бутылки - выкинуть, орать - прекратить, - спокойно сказал первый.
- Ты чо, дядя, больной на всю голову? У нас, блин, демократия! Где хотим, там и стоим!
- Еще раз: заткнуть хлебало, выкинуть бутылки и мирно разойтись. Ясно?
- Да ты, похоже, больной?
Тот, что поактивнее, понаглее, попытался пихнуть в грудь, но тут же согнулся, схватился за колено:
- А-а-а, ты что делаешь, сука!
- А это - за суку, - спокойно сказал второй из друзей, пиная по второму колену. - Ну, мальчики, по домам?
Компания угрожающе заворчала, надвигаясь и окружая, но тут из дверей вышло два охранника супермаркета, помахивая дубинками:
- Расходитесь, малыши, расходитесь! А то придется сделать всем больно, стыдно и обидно...
- Блин... Пошли, ребята! Но я тебя запомнил, чувак!
- Это хорошо. Запомни, мальчик, это мой город. Не твой и не таких, как ты. А мой. И его. И вон их. А шушеру всякую я раньше гонял, гоняю и гонять буду.
...
На тротуаре распялился джип, одним колесом стоящий на проезжей части. Пешеходы, ругаясь вслух или молча, обтекали его, выходя на дорогу. Но один вдруг остановился. Он постучал по капоту кулаком - взвыла сигнализация. Через минуту откуда-то прибежал толстый красномордый мужик.
- Что тут еще за...
- Уберите машину, пожалуйста, - было сказано очень вежливо и без раздражения.
- Да ты кто такой?
- Я кто? Я житель этого города. А ваша машина мешает мне и таким же жителям. Уберите, пожалуйста.
- А то - что? Ну, что? Ты мне сейчас угрожаешь, что ли?
- Никаких угроз. Просто ваша машина мешает людям. Последний раз прошу - уберите, пожалуйста.
- Не уберу!
- Ну, ваше дело.
Прохожий не стал спускаться на проезжую часть. Он, несмотря на грязь, полез в узкий проход между джипом и бетонным забором. Со скрипом, с царапанием борта, а потом вдруг раздался щелчок и отвалилось зеркало, торчащее поперек прохода.
- Ах, ты!
Но тот уже уходил, а за ним тем же маршрутом двинулся рыбак с металлическим коробом на ремне через плечо, царапающим лакированный борт автомобиля. За рыбаком пристроился работяга в комбинезоне и с тяжелой сумкой, из которой торчали какие-то острые железяки...
***
- Ну, так это же было хорошо, наверное? - размышлял вслух Иеро. - Это же получается активная гражданская позиция -- она как раз и есть основа демократического строя. А у вас - демократия, так? Ну, как мне объясняли.
***
На этой улице народа не было совсем. Где-то далеко впереди что-то двигалось и гудело, как огромная толпа. Не драка, не бой - просто толпа, занятая каким-то своим своим делом. А тут - никого. Даже странно. Не окраина города, не промышленная зона - старая улочка, мощеная ровно уложенной брусчаткой, не мешающей гулять. Бывает, что дорога выложена булыжником. "Булыгой". Тогда там в дождь можно все себе переломать, скатившись вдруг под гору по твердым неровностям.
"Булыжник - оружие пролетариата", - вспомнил со смешком Иеро.