Жизнь Славика всегда била ключом. Она протекала быстро и насыщенно, год за годом набирая такой бешеный темп, что иногда даже сам парень начинал отставать, выпадая с переднего плана на задний и становясь при этом сторонним безучастным наблюдателем. Надо отдать Славику должное, он никогда не сетовал на судьбу, как это делали его сверстники. Не то чтобы она всецело его устраивала, мечты о лучшем всегда теплились в его сердце, но воспитанный законами улицы парень никогда не углублялся в этот вопрос, не анализировал свою жизнь на предмет изъянов, не строил перед собой далеко идущих планов.
Конечно, подобное инертное существование возможно для человека его возраста до определенной поры. Ведь всегда неотвратимо наступает момент, когда необходимо замедлиться, оглянуться и ответить на вопрос: «А что будет дальше?» Для Славика он наступил как раз после той секунды, когда двери школы закрылись на летний период, а классный руководитель, хлопнув по плечу, с улыбкой сказал: «Ну что, остался последний рывок? Набирайся сил для следующего года и сделай его максимально продуктивным — от этого будет зависеть твоя дальнейшая судьба». Слава тогда ничего не ответил. Зачем забивать голову всякой ненужной ерундой, если при всем при этом ерунда может еще и подождать? Он видел куда больше перспектив в продуктивном времяпрепровождении этим летом. Благо, белокаменный город полуострова Крым предоставлял для этого все необходимое: жаркую погоду, теплое море и друзей, которые никогда не спешили разъезжаться с родителями в отпуска (по крайней мере не все сразу и ненадолго). Первая неделя каникул пронеслась быстро. Утром бегал на пляж, днем скрывался во дворе под тенью деревьев, вечером зависал с гитарой в парке или у одной из арок, стоящей на побережье. И все это в компании своих братанов. Возможно, летний сценарий прошел бы без изменений и дальше, если бы на второй неделе Слава, перегревшись, не свалился с солнечным ударом и не провалялся безвылазно в постели два дня.
Тогда-то и вспомнились слова классрука, и наступило то самое заветное замедление. И в жизни семнадцатилетнего парня появилось еще одно причудливое слово — «самоанализ». Славик крепко задумался о том, что с ним будет дальше, если единственно важным в его жизни останутся три вещи: еда, турник, стычки с местными отщепенцами или стрелки с другими дворовыми компаниями. В итоге организм в норму вернулся, а мысли нет.
Отклонив предложение ребят, собравшихся во дворе, замаскировав отсутствие нужного настроя недостатком свободного времени, Слава обогнул дом, в желании остаться для своих незаметным, и пристроился на турниках, чередуя подтягивания и отжимания с мозговым штурмом.
— Чего один зависаешь? — прозвучал спустя час вопрос за его спиной.
— Да так… тело ноет от безделья, — ответил Слава раньше, чем успел обернуться. И сразу пожалел об этом, опасливо озираясь по сторонам в надежде, чтобы своих поблизости не оказалось и неожиданный разговор с местной грушей остался для всех в тайне. Для всех, но не для него. Осанка, взгляд и тон Славы резко изменились, парень не спешил маскировать свою неприязнь, даже наоборот, надеялся что она будет настолько очевидной, что собеседник это поймет и продолжит заниматься своими делами, на приличной скорости удаляясь с ничем неогороженной спортплощадки. — Че надо?
— Хотел попросить об одолжении, — подведенные черным карандашом, наверняка маминым, глаза уставились на Славу, и тот демонстративно скривился, но все же спросил:
— И какие же между нами могут быть одолжения?
— Во дворе наверняка опять тусуются твои отморозки…
— Базар фильтруй, — резко взбунтовал Слава, однако остался сидеть на месте, дожидаясь окончания фразы.
— … пройду мимо — вцепятся. И легко и быстро я от них не отделаюсь, а мне сегодня опаздывать домой никак нельзя. У мамы днюха, — парень в доказательство потряс черным пакетом, разнося шелест по всей округе. Видимо, подарок уже купил, — бабушка наверняка пришла, не хочется, чтобы они застали результат общения с твоими… друзьями.
— А я здесь при чем? — удивился Слава.
— Не мог бы ты посадить их на цепь на пару минут? Мне всего-то и нужно, что в подъезд попасть без приключений.
Слава прищурился:
— Ты ахуел? Кого я с радостью готов посадить на цепь, так это тебя. С чего мне помогать тебе? Ходишь как клоун ты, а последствия за тебя я должен разруливать?
— Есть еще один вариант — можешь просто пройти со мной рядом. А своим братанам скажешь, что заходил к знакомой поздравить «для галочки», да и мама твоя наверняка уже у нас.
— Как трусливо прикрываться предками.
— Я всего лишь даю тебе шанс отмазаться перед своими и не испортить праздник людям, которые тебе вроде как тоже не чужие. Но я, видимо, сильно перегрелся на солнце, раз решил попросить тебя об этом, — парень широко улыбнулся, будто подходил к Славе проверить теорию стопроцентного отказа, и поплелся к арке, ведущей во двор.
Местного чудика звали Владом. Про них со Славой и других детей со двора можно было сказать без преувеличения, что они выросли в одной песочнице. Еще до смены формата с ребенка на подростка и прилагающихся к этому пунктиков, оба парня неплохо ладили. Летом поливали друг друга водой из бутылки, носясь голышом по двору; обливаясь соком ели персики, которые мама Влада привозила с дачи и непременно угощала семью Славы; осенью бегали в резиновых сапогах по лужам и стреляли друг в друга рябиной из отрезанного от перчатки пальца, натянутого на горловину от пластмассовой бутылки; зимой смотрели дома у Славы мультики и собирали пазлы. Но с переходом из младшего звена в среднее, несмотря на то, что и так все четыре года учились в разных школах, общение постепенно сошло на нет. А единая дворовая тусовка распалась на группы по интересам, которые позже обросли новыми участниками.
Всплеск гормонов, социальный конструктор и обстоятельства сделали свое дело. Слава вымахал, перерос отца на целую голову, примерил как-то дедову бескозырку и больше с ней не расстался. Мать, не желая отставать от модных трендов, увидев на рынке точь-в-точь как в телевизоре синий спортивный костюм с двумя белыми полосками на плечах, не смогла пройти мимо. Слава вместо «Женщина, ну на что ты опять потратила деньги, не в моем вкусе» отвесил довольное «Четко» и влез в обновку, и вот уже второй год с ней не расставался. Одежда буквально так и вынуждала разбавить словарный запас резкими фразочками, сменить некоторые повадки. Пацанам и девчонкам со двора нравился такой апгрейдившийся Слава, а он нравился себе. Вот только если Славик вызывал неприязнь у старшего поколения, всюду вставлявшее ему свое «Вам бы поучиться манерам, молодой человек», то к образу жизни и внешнему виду Влада оставаться равнодушным не мог уже никто. Длинные черные патлы, зачесанные на бок, выбритый висок, мертвецки бледный цвет кожи, контрастирующий с накрашенными карандашом глазами, гвоздики в левом ухе, неизменный гардероб в темных оттенках и вечно отсутствующий взгляд — такие перемены нравились единицам и чаще всего тем, что сами не гнушались таскаться в летний зной по городу в черном шмотье.
Слава наблюдал за постепенно удаляющейся облаченной в темно-коричневый балахон спиной Влада, и то ли в нем взыграли старые чувства и тоска по беззаботно прошедшему детству без ярлыков и шаблонов, то ли последствия проведенных в раздумьях бессонных ночей сказались, но он поспешил окликнуть парня:
— Замедлись, — засунув руки в карманы спортивных штанов, Слава спрыгнул с перекладины-лесенки и зашагал навстречу жалкой пародии на восставшего из могилы покойника.
— И чего вдруг передумал?
— Не твое дело, если не хочешь чтобы передумал вновь. Шевели своими корявками.
— Как будет угодно, — ответил Влад, и Слава снова поймал себя на мысли, что по такому пресному лицу не грех и вмазать.
Они зашли во двор, бодрым шагом дошли до третьего дома и остановились у нужного подъезда. За их путем Славкина компания пронаблюдала с удивленными, ничего не вдупляющими лицами, но окликнуть или, тем более, подходить никто не спешил.
— Ну что, зайдешь? Мама, конечно, будет в шоке, ты же к нам столько лет не наведывался, но рада.
— Нет уж. Я свое дело сделал, так что открывай резче дверь и топай.
Влад тряхнул головой, смахивая волосы на бок — неотъемлемая привычка всех патлатых — и так искренне и широко улыбнулся Славе, что тот на мгновение выпал и растерялся.
— Спасибо, — открыл дверь ключом от домофона и скрылся за дверью подъезда. Слава в последний момент успел поймать ручку и юркнул следом, вот только за Владом не пошел, остался стоять на первом этаже, выждал необходимое количество времени, чтобы не казаться подозрительным, а после вышел на улицу и с непринужденным видом поплелся к своим. Будто не он только что шел на расстоянии вытянутой руки с дворовой грушей и ни разу ее не ебнул, и даже не попытался как-то задеть словом.
В этот день ребята его о чем-то расспрашивали, но Слава не помнил ни вопросов, ни ответов. Его голова было забита совершенно другими мыслями. Мыслями о своей жизни и о том, что ждет его дальше.
***
К концу подходил июль. Не сказать, что внутренняя буря Славика успокоилась, скорее приутихла, но мандраж, что охватил его вначале каникул, больше не заставлял тело колотиться, будто в ознобе. Он начал рассуждать рационально: не выбрал дополнительные экзамены для сдачи в следующем году — выбери прямо сейчас; не задумывался о поступлении и будущей профессии — прикинь подходящий для себя формат и рой в этом направлении; достали однотипные тусовки — разбавь новыми знакомствами; не можешь отличить нужные вещи от ненужных — пара дней одиночества помогут расставить все по своим местам. Однако относительная гармония, которой успел достигнуть Славик, порушилась в тот день, когда разбирая старый шкаф в прихожей и прикручивая новые полки, он случайно выронил из груды вещей пальто сестры.
— Вот мелкая паршивка, — чертыхнулся парень, когда поднял шмотку и нащупал между неплотными кусками ткани продолговатую коробочку. — Настя, блять, а ну иди сюда, — басом крикнул он, ожидая когда сестра, занятая своим делом, выглянет из комнаты.
— Чего кричишь так? — возмутилась девчонка, но когда увидела в руках брата нечто знакомое, тут же изменилась в лице. Испугалась. Но не ушла. И оправдываться не спешила. Молча ждала вердикта.
— Твое?
— Мое, — кивнула она. Если бы Слава подошел совсем близко, то наверняка услышал бы, как сильно заколотилось о ребра сердце сестры, будто пыталось проломить кости и сбежать.
— Тебе двенадцать лет, совсем рехнулась?
— Я только попробовала.
Слава немного ослабил напор:
— Родителям ничего не скажу, но это конфискую. Еще есть?
Сестра отрицательно покачала головой.
— Подожди хотя бы, пока все, что нужно, вырастет, дура! Иди, убирайся дальше.
Настя вернулась к себе в комнату, переваривая результаты перенесенного шока, не зная что делать — обижаться на брата или все же радоваться, что сигареты нашел именно он. А Слава прикрутил полки, собрал новый шкаф и вышел на улицу. Во дворе друзей не нашел, вызванивать или писать в ВК не захотел. Все равно возможных мест дислокации было всего четыре. Где-нибудь да найдутся, а так будет еще повод прогуляться и мысли проветрить. Дойдя до римской полукруглой арки, откуда открывался вид на причал и береговую линию, усыпанную огнями, Славик примостился на белокаменные перила арки между двумя столбами и вытащил из кармана едва начатую пачку.
Представление курящей сестры навеяло более глобальные мысли, и парень им не обрадовался. «А что если кто-то из моих уже спалил ее с сигаретой? Во дворе как не шкерься — кому-то да попадешься, — думал он. — Так и заклеймить недолго. Нет, конечно, все в курсе, чья она сестра, здесь над ней никто издеваться бы не рискнул. Но, а школа? Компании из других мест, где она любит гулять?» Чем больше Слава думал об этом, тем сильнее к горлу подкатывало раздражение. Он в свое время успел повидать немало девчонок (сверстниц, старше или младше), которые одним своим неловким движением портили себе репутацию: целовалась на скамейке больше, чем с одним парнем — шлюха; купила на прогулке слишком много напитков и еды — своровала у родителей; вернулась с пляжа во двор в одном купальнике — вниманиеблядь, и так далее по списку. И он не хотел, чтобы сестра заработала себе ненужную славу. Да, он понимал, что Настя девчонкой была вполне смышленой, и одно желание попробовать нечто неизведанное не сделало бы из нее совершенно другую личность, но кому это потом докажешь? Взгляд Славки зацепился за идущую у высокой каменной стены, огораживающей жилой комплекс, длинную темную фигуру, и ему вдруг почему-то подумалось, что, быть может, и с Владом обошлись несправедливо. Конечно, доказательств, свидетельствующих об обратном, было предостаточно, и Слава сам не раз наблюдал за этим воочию, но все же. Вдруг он и его друзья когда-то ошиблись, а все издевки над Ходячим Трупом продолжились чисто на автомате.
Влад тем временем вынул один наушник и свернул с намеченного пути, и Слава понял, что смотрел на парня чересчур долго и навязчиво, и тот расценил этот момент, как желание пойти на контакт.
— Привет.
— Здорова.
— Ты курить начал? Не знал, — удивился тот.
Слава опустил взгляд на свои руки, успев позабыть о сигаретах. Розовая пачка «kiss» с ароматом зеленого яблока брутальности не прибавляла.
— С чего мне травить себя этой дрянью? — возмутился Слава — он был из тех парней, что не следили за кулаками, но за базаром и телом — успевали вполне. — У сес… — парень быстро осекся, мысленно проклиная себя за беспечность — доверить такую информацию он не мог никому. Тем более человеку, который мог обернуть ее против него. — Тут валялась.
Влад же сделал вид, будто данный ответ его полностью удовлетворил.
— Если хочешь, можешь отдать ее мне.
— Да забирай.
Влад протянул ладонь, и Слава вложил в нее пачку с удивлением наблюдая, что та превратилась будто в крошечную в его руках. «Его пальцы длиннее моих», — подумал тот.
— Благодарю, — черноволосый долго мяться не стал, достал свою зажигалку и подкурил сигарету, разнося яблочный аромат по округе.
— Так и будешь стоять тут и дымить? — беззлобно поинтересовался Слава.
— Могу и присесть, — пожал Влад плечами и тут же уселся на те же самые перила римской арки напротив него. Слава прогонять его не стал, мысленная круговерть стихла в присутствии этого парня, и с темы о сестре он смог переключиться на менее волнующую, но при этом познавательную:
— Ты правда так хочешь сдохнуть?
Вопрос для Влада прозвучал весьма неожиданно, но, тем не менее, не был произнесен впервые. Ему не хватило бы пальцев на руках и ногах, чтобы сосчитать, сколько раз он его слышал. Слышал, но никогда не отвечал. Потому что ответов от него и не ждали. В тоне каждого человека, задававшего его, сквозила констатация факта, а развеивать чьи-то суждения он не считал нужным. Однажды он даже, проходя мимо, услышал этот вопрос от самого Славы, вот только спрашивал о Владе он не у него самого, а у одного из своих друзей…
— Почему ты так решил? — дым вместе со словами вырвался из легких.
— Так все считают, — ничуть не стыдясь, ответил Слава, придерживая бескозырку — с моря начал дуть ветер.
— Пускай, если им так хочется. Но я хочу сдохнуть не меньше, чем любой другой подросток на этой земле. Например, по утрам когда нужно встать с постели и плестись в школу. Или когда температура 37,4 и кости ломит так, что ничего не помогает, — Влад улыбнулся настолько широкой сумасшедшей улыбкой, что Славе как-то расхотелось ему верить. Все-таки несмотря на всю аморфность, эмоциональная выразительность Ходячего Трупа не имела границ. Как говорится — редко, но метко.
— И хочешь сказать, что вены себе никогда не вскрывал?
Влад немного поразмышлял, покурил в задумчивости, зажал сигарету в зубах и по очереди закатал рукава балахона по самый локоть.
— Наслаждайся моими девственно чистыми запястьями, сколько влезет, — брюнет несильно сжал кулаки и вытянул руки перед собой.