Бородатый компьютерщик – симпатичный, но – права столичная штучка – никого не замечает, занимается только собой. Со вчерашнего дня в третий раз меняет наряды и то и дело рассматривает в зеркале собственную бороду. Должно быть, борода была недавним приобретением, и Стас к ней ещё не привык – как к любой новой вещи!.. Впрочем, мужчины сейчас почти все такие.
Инженер не такой. Во-первых, без бороды. Во-вторых, одет так, что сразу ясно – в зеркало на себя он не смотрит никогда. В-третьих, не пацан, каких у неё на курсе полно, и не старик, лет около сорока, наверное. И приятный!.. Высокий, поджарый, словно на солнце подсушенный, руки красивые – Кристина смотрела на его руки, когда он ремонтировал телефон. И рассуждает интересно!.. И не похоже, что хвост распустил! Или… распустил, а Кристина просто не догадалась?… Софья вот сразу догадалась, а она нет?…
– Не расстраивайся, – лукаво сказала Софья, наблюдавшая за девчонкой, – все мужики одним миром мазаны и все сволочи.
– Я думаю вовсе не о мужиках, – резко ответила Кристина. – А об ужине!
– Ну конечно, – окончательно развеселилась Софья.
Она внимательно наблюдала и запоминала каждую мелочь. У неё была тренированная память на мелочи и годами выработанная привычка. Впрочем, здесь, в прибалтийской осенней глуши, наблюдать было несложно – на неё никто не обращал внимания, и люди были простыми и понятными, вон как студентка! Испортить ей настроение ничего не стоит, и Софья даже немного раскаивалась, что испортила. Впрочем, она ещё не составила о студентке окончательного мнения, следовательно нужно продолжать наблюдение, не отвлекаясь на ненужные эмоции.
Не обращать внимания на эмоции, давить и душить их в себе Софья умела с детства.
Пожалуй, пока только хозяин был ей понятен, словно она знала его давным-давно. Знала и ненавидела. Душить эту ненависть не было необходимости, она была холодной и липкой, как забытый на балконе обойный клей. Если всё пойдет, как запланировано, она вышвырнет ненависть из сознания – поддаст ногой ведерко, и оно – тю! – улетит с балкона!
Вернулись хозяин с инженером, очень довольные друг другом. Меркурьев поискал глазами свой стакан, обрадовался, увидев его, и отправился за новой порцией джина.
Виктор Захарович рассматривал телефон, цокал языком и утверждал, что крышка держится как влитая.
– Вы пока подождите, – сказал Меркурьев, появляясь. – Минут двадцать его не трогайте.
Подошёл к двери, откинул штору и потянул чугунную рукоятку.
– Шу-уф, – сказало невидимое в темноте море, – шу-уф!..
Василий Васильевич вышел на каменную террасу, вдохнул полной грудью и посмотрел вверх. Тёмное небо проглядывало сквозь рваные облака, и даже звезду удалось разглядеть в облачном промельке. Василий Васильевич улыбнулся звезде.
Он был не сентиментален, но тут улыбнулся – соскучился. В Бухаре звёзды были яркие, крупные, близкие, будто нарисованные на театральной декорации, изображающей небо. А тут крохотные, едва заметные, дрожащие – свои.
– Вам здесь нравится?
Он оглянулся. Черноволосая Софья стояла справа, облокотившись о балюстраду террасы, и рассматривала его с каким-то, как ему показалось, практическим интересом.
– Нет, просто интересно, – продолжала она, потому что он медлил с ответом. – Здесь же ничего нет! Или у вас тут дама сердца? И вы явились на свидание?
– Я в отпуск.
– И прямо весь отпуск здесь просидите?! Выдержки хватит?
– Я закалённый, – признался Меркурьев. – Могу выдержать многое.
– В той стороне маяк. – Софья показала бокалом в темноту. – Такое романтичное место!
– Да?
Он должен пригласить её на романтическую прогулку к маяку, а не спрашивать «да» или «нет»! Почему не приглашает?
– К столу! – позвал из дома Виктор Захарович. – Семь часов, время ужина!..
– Пойдёмте? – предложил Меркурьев. – Очень есть хочется.
Софья рассердилась и сказала, что она ещё «подышит», а этот мужлан неотёсанный ушёл в дом!.. Перспектива кормёжки пересилила романтический интерес.
В столовой гостей встречала озабоченная женщина в тёмном платье и крохотном кружевном передничке. Василия Васильевича поразило, что на руках у неё были белые шёлковые перчатки.
– Наша белочка-хлопотунья, наша хозяйка, наш оберег, наш домашний гений Нинель Фёдоровна, – и Виктор Захарович поклонился женщине, очень церемонно.
Меркурьев решил, что у них, должно быть, так принято, и на всякий случай тоже поклонился.
– Будет тебе, Виктор Захарович. Проходите и занимайте любой стол, молодой человек. Только вот тот, большой, абонирован.
Виктор Захарович изменился в лице.
– Сегодня? – спросил он, и голос у него дрогнул.
Женщина горестно кивнула и заторопилась:
– Проходите, проходите!.. Мы готовим всего по две-три закуски и несколько горячих блюд, но у нас очень вкусно! Вот карточка, посмотрите, чего вам хочется!
Это действительно была карточка, а никакое не меню – вложенный в фигурного тиснения картон листок тонкой хрусткой бумаги. На листке каллиграфическим почерком выведены названия кушаний.
Меркурьев прочитал все названия и сглотнул голодную слюну.
Гости разместились в столовой следующим образом: к Кристине подсел Стас, Софья устроилась в одиночестве, а потом в дверях зашелестело, появились разноцветные блики, словно провернулся калейдоскоп с цветными стёклышками, и показалась Антипия.
– Приветствую вас, собравшиеся к трапезе, – провозгласила она грудным голосом.
Все смотрели, как она идёт к своему столу – разноцветные шелка развевались, высовывался острый носок персидской туфли, расшитой жемчугами и каменьями, летел шлейф. В столовой отчётливо запахло благовониями.
– Мне лапшу с утиной ножкой, – сказал Меркурьев домоправительнице, тоже провожавшей глазами вещунью. – И печень по-берлински с картошкой.
– С пюре, – поправила та, моментально отвлекаясь от сказочного видения. – А на закуску? Не отказывайтесь, попробуйте всего! У нас два повара, мальчик и девочка. Специально из Калининграда ездят по очереди, в училище обучаются, отличники!..
Василий Васильевич развеселился.
– Тогда салат с раковыми шейками, – решил он. – Раз уж отличники!..
– Сейчас всё, всё подадим!..
Из кухонной двери показался официант, тоже совсем мальчишка, и стал обходить гостей.
– Сегодня, – на всю комнату объявила вещунья, – нас посетит дух Иммануила Канта. Мне было видение.
– Вы не обращайте внимания, Василий Васильевич, – прошептал, усаживаясь рядом, хозяин. – Она смирная! Так, взбредает что-нибудь в голову! Но мы подыгрываем, чтоб уж она на нас не сердилась.
– Вы?
Хозяин вздохнул:
– Я и… все гости. И потом – это забавно! Я вот раньше никогда с духами не общался.
Меркурьев взглянул на хозяина.
– Да не подумайте ничего такого, Боже сохрани!.. Это же сейчас модно – гадания разные, духи, экстрасенсы. Вон у них, у магов, даже специальная конференция проходит в Светлогорске. Телевидение приехало, журналисты со всей России. И наша… – Виктор Захарович кивнул в сторону Антипии, – тоже участвует. Она признанный маг и… как бишь… забыл…
– Колдун, – подсказал Меркурьев.
– Да не-ет!..
– Вампир.
– Да ну-у-у!..
– Ведьмак.
– Медиум! – выговорил Виктор Захарович. – Что вы меня сбиваете?! Она маг и медиум! Разговаривает с духами.
– О чём? – поинтересовался инженер.
– Да вы сами всё сможете увидеть! – пообещал хозяин с энтузиазмом. – Прямо сегодня! Сеансы у нас в гостиной проходят. Мы там свет гасим, шторы закрываем, достигаем необходимой обстановки.
– Ну, за вас и за духов, – сказал Меркурьев и одним глотком допил оставшийся в стакане джин.
Он как раз доедал салат с раковыми шейками, оказавшийся превосходным, когда произошло неожиданное событие.
Антипия вдруг уронила ложку, которой ковыряла в стакане с чем-то зелёным, вскинула голову, замерла, а потом медленно подняла обе руки к вискам и сдавила голову.
– Он уже здесь, – выговорила она громко.
Меркурьев, заинтересовавшись, перестал жевать и посмотрел на Виктора Захаровича.
– Кто это здесь? – спросил он одними губами. – Дух Канта явился раньше времени?
– Нет, нет, – озабоченно ответил хозяин. – Тут что-то другое.
И поспешно поднялся.
– Он грядёт, – продолжала Антипия. – Я слышу шаги. Я вижу тени. Голоса! Сейчас грянут голоса!..
В полной тишине прошла секунда, другая…
– Ну, доброго всем вечера, – грянуло в дверях так, что Василий Васильевич вздрогнул. – А я думаю, чего это нас никто не встречает?! А в тюряге ужин по расписанию!..
Два мужика, поразительно похожие друг на друга, в абсолютно одинаковых костюмах и галстуках, ввалились в столовую, где моментально стало тесно и нечем дышать.
– А где хозяин-то?
– Приветствую! – Виктор Захарович пошёл им навстречу, вид у него был растерянный. – Как раз к столу.
– Постоловаться мы всегда рады, – прохрюкал один из мужиков.
Они и впрямь были похожи на свиней – откормленные, гладкие, слегка щетинистые. Выразительные пятачки и закрученные хвосты.
– Добро пожаловать, Александр Фёдорович!
– Да ладно тебе, отец, – окончательно развеселился свин. – Очки протри! Фёдорыч – это он, а я Николаевич!.. Иван Николаич я!
– Проходите, мы гостям всегда рады!..
– Да какие же мы гости, отец! Мы, считай, уже хозяева, а?! – И свины вновь радостно захрюкали.
Меркурьев принялся хлебать лапшу. Она была огненная, золотистая, из прозрачного бульона в звёздочках навара выглядывала бодрая утиная нога.
Его решительно уж точно, уж никак не могло касаться происходящее, но любопытство, отчего-то смешанное с беспокойством, разбирало. Против воли он то и дело оглядывался на высокие двери, за которые Виктор Захарович увлёк вновь прибывших. Оттуда раздавались непривычно громкие голоса – куда там китайцам!..
– …Поужинаем, пока всё горячее, а завтра за дела.
– …Нам рассиживаться некогда, отец, чего тянуть, когда дело, считай, сделано!.. Да не дрейфь, Захарыч, держи хвост пистолетом! Мы тебя не обидим!
– Нет, нет, поужинаем сначала.
– Да чё ты заладил-то? Мы уже в приличном месте поужинали!..
– Пришла беда, – сказала, принимая у Меркурьева тарелку, Нинель Фёдоровна. Лицо у неё потемнело, постарело. – Я всё не верила…
– Что такое?
– Продаёт дом наш Виктор Захарович, – выговорила домоправительница и вся перекосилась. Видно, сдерживаться ей было нелегко. – Совсем продаёт, окончательно.
– Зачем?
Глаза у Нинели налились слезами, и одна всё же пролилась, капнула в тарелку.
– Не справляется, – с сердцем сказала она. – Никак не справляется. Говорит, стар стал, сил нет. Мы все ему помогаем, как можем, а он… Видите? Продаёт. И кому! Этим!..
В тарелку капнула ещё одна слеза.
Меркурьев молчал, не зная, что сказать.
– Вы меня извините, – спохватилась Нинель Фёдоровна. – Что-то я… раскисла. Вы тут ни при чём, вы отдыхать приехали!.. Сейчас горячее подам.
Василий Васильевич проводил её глазами.
Вот тебе на!.. Похожий на английского помещика хозяин продаёт такой славный, так хорошо устроенный дом на взморье! А Василий Васильевич уже надумал, как через год приедет вновь – в таком же дождливом ноябре, и встретится с домом и с хозяином, как со старыми знакомыми!..
Нельзя ни на что рассчитывать всерьёз, когда-то учила его бабушка. Ко всем своим планам и мечтаниям нужно прибавлять – как бог даст.
Не даст, и ничего не будет.
– Случится страшное, – возвестила Антипия. – Очень скоро.
– Да бросьте вы дурака валять, – сказал Стас с досадой.
– И так аппетит испортили, – поддержала его Софья. – А кухня тут почти как в Москве!.. Вызовите лучше дух этого вашего и спросите, когда их чёрт унесёт! Так орут, аж голова заболела.
– Канта, – подсказал Стас.
– Да хоть кого! – возмутилась Софья. – Лишь бы эти убрались.
– А я и не знала, что дом продаётся, – сказала Кристина. – Мне Виктор Захарович ничего не говорил.
– Да мы-то все тут при чём? – удивился Стас. – Мы приехали и уехали, какое наше дело?!
Он прошагал к буфету, нажал кнопку на кофемашине, которая сразу ожила, замигала, заворчала, настраиваясь на работу.
– Мы спросим, – пообещала вещунья так же громко. – Мы спросим, что нас ждёт. И может быть, нам расскажут…
По комнате поплыл острый и свежий запах кофе.
Василий Васильевич расправился с печенью по-берлински, подумал и попросил ещё малиновый мильфёй.
Не может быть ничего лучше холодного малинового торта с горячим кофе. Особенно вечером в ноябре, когда на улице идет дождь.
Но почему-то мысль про дождь, ноябрь и кофе показалась ему не такой радужной, как всего час назад.
Собственно, за этот час ничего не изменилось!.. До того, как Виктор Захарович продаст дом, Меркурьев успеет десять раз уехать в Бухару.
Тогда в чём дело?…
Громкие голоса заговорили ещё громче, и нужно было делать над собой усилие, чтобы не слушать каждое слово.
– Пойдёмте в гостиную, – предложила Софья и поднялась. – Если все поужинали. Так невозможно!..
Меркурьев в гостиную не пошёл.
Он забрал свой мильфёй и кофе, тёмным коридором вышел к чугунной лестнице и устроился в кресле возле круглого столика с книгой, так и лежавшей страницами вниз.
Здесь было тихо, темно и пахло дождём, цветами и немного углем, должно быть, из пасти камина.
Василий Васильевич сделал глоток, зажмурился и откинулся на спинку кресла.
Если бы у него был такой дом, он ни за что бы его не продал. Так и жил бы здесь постоянно. Нет, постоянно не выйдет, на такой дом нужно зарабатывать. Он зарабатывал бы, а дом его ждал. А потом он приезжал бы и жил.
– Да ладно тебе, – сказали в темноте, очень близко. Меркурьев сел прямо и оглянулся. – Всё уже готово.
– Готово, не готово, – раздражённо отозвался второй голос. – А если всё пойдёт не так?!
– Что тут может не так пойти?!
– Да что угодно. Вдруг старик не справится?… А если он упустит?
– Ничего он не упустит.
Голосов Меркурьев не узнавал. Впрочем, он был уверен, что говорят жизнерадостные покупатели дома. Только… где они?… За поворотом коридора? Или забрались в камин?!
– Давай, давай, – поторопил один из говоривших. – Времени мало!
Василий Васильевич вспомнил разговор, который он слышал из своей комнаты. Тогда речь тоже шла о времени, о том, что его мало! Но в тот момент в доме ещё не было ни Александра Фёдоровича, ни Ивана Николаевича!..
У Меркурьева была прекрасная память на имена.
Одним глотком он допил кофе, встал и огляделся по сторонам. Никого и ничего. В глубине длинного коридора теплится жёлтый свет из гостиной, по всей видимости, там готовятся к спиритическому сеансу и визиту духа Иммануила Канта. В высокое и узкое готическое окно заглядывает луна – небо поднялось и очистилось, видно, идут холода.
Василий Васильевич, осторожно ступая, подошёл к входной двери и потянул. Она отворилась – неожиданно легко.
Он вдохнул холодный воздух, прикрыл дверь и немного постоял, прислушиваясь.
Никого.
Где могли прятаться те двое, голоса которых он слышал так отчётливо? Не в камине же на самом деле!..
Он взялся за перила чугунной лестницы, задрал голову и посмотрел вверх. Ничего не было видно, только терялись во мраке затейливые литые перила. Должно быть, на втором этаже тоже горит свет, но отсюда, снизу, его не видно.
Василий Васильевич двинулся по коридору к гостиной.
Позади него что-то звякнуло, и тихий звук разорвался у него в ушах как удар грома. Он замер. Потом молниеносно оглянулся.
Никого.
Меркурьев немного постоял, не шевелясь и прислушиваясь, потом вернулся к столику с оставленной кофейной чашкой.
Луна по-прежнему лила в узкое окно дрожащий синий свет, и море вздыхало за толстыми стенами: шу-уф, шу-уф!..
Василий Васильевич потрогал чашку – чуть тёплая. Кофе из неё он допил совсем недавно. Ложка брякнула о блюдце, и он узнал звук. Именно этот звук остановил его!