Навстречу им шел ялик. Узнать гребца было невозможно, потому что он сидел к ним спиной. Парсон заметил, что у него на шляпе светло-голубая лента. Этого оказалось достаточно: голубой был цветом отделения директора. Вот когда они расквитаются со своими врагами или, по крайней мере, с одним из них!..
Парсон тихонько скомандовал, чтобы «сушили весла», и дал время ничего не подозревавшему гребцу подойти поближе. Когда тот был уже совсем близко, Парсон махнул рукой, и в два взмаха весел большая лодка очутилась рядом с яликом. Удивленный внезапным шумом, гребец быстро обернулся. О ужас, это был мистер Паррет!..
Избежать столкновения было уже невозможно, «Ноев ковчег» всей своей тяжестью налетел на ялик. У мистера Паррета вышибло из рук весло, легонькая лодочка накренилась, зачерпнула воды и опрокинулась вместе с гребцом.
Сначала мальчики совершенно растерялись и сидели неподвижно, бледные от испуга. Первым опомнился Парсон: он, как был, в одежде, бросился в воду, а за ним Тельсон и Лаукинс. Остальные двое остались в лодке.
Река была глубокая и течение быстрое, но опасность пловцам не угрожала. В Виллоуби все воспитанники умели плавать, а так как их учителем в этом искусстве был мистер Паррет, то вряд ли он нуждался в помощи своих учеников. Вскоре все четверо благополучно вылезли на берег.
Для троих мальчуганов настала тяжелая минута. Мокрые, дрожащие, они имели очень плачевный вид. Учитель ничего не сказал им, только крикнул двум мальчикам, оставшимся в лодке, чтобы они поскорее приставали к берегу и привели с собой его ялик. Стуча зубами, Парсон, Тельсон и Лаукинс тревожно переглядывались и искоса посматривали на учителя – не скажет ли он чего-нибудь. Но тот упорно молчал.
– Мое весло сломано? – только и спросил он, когда лодка подошла к берегу.
– Нет, сэр, – ответили ему.
Оказалось, что ялик не поврежден. Мистер Паррет сел в него и отчалил.
Тут Парсон не вытерпел:
– Ради бога, сэр, простите нас! – крикнул он с отчаянием в голосе. – Мы не знали, что это были вы!
– Простите нас, сэр! Мы очень сожалеем, что так случилось, – раздались еще четыре робких голоса.
На это мистер Паррет лишь спокойно заметил:
– Возвращайтесь скорее в школу и переоденьтесь, – и взялся за весла.
«Лучше бы он побранил нас», – подумали мальчики.
Когда они наконец вернулись в школу, товарищи встретили их известием: за отсутствие на перекличке главный капитан велел им передать, чтобы завтра утром они явились к нему в комнату для объяснений.
А вечером им пришли сказать, что мистер Паррет незамедлительно требует их к себе.
Глава VI
Суд
Мистер Паррет был любимым наставником в школе. Он окончил Кембриджский университет, где, как известно, спортивные упражнения в большом почете. Благодаря именно его влиянию вся школа и в особенности его собственное отделение имели отличную подготовку во всех гимнастических и спортивных играх.
Он был самым терпеливым из «дрессировщиков». Все свое свободное время учитель отдавал любимому делу. Каждый день после обеда его, одетого в костюм для гимнастики, можно было встретить или на берегу реки, где он громким голосом давал наставления неопытным гребцам, или на лугу – играющим в крикет, или на руле лодки – управляющим школьной эскадрой.
Нельзя сказать, что школьники отдавали должное своему наставнику за то самопожертвование, с каким он принимал участие в их развлечениях. Он умел делать вид, будто сам наслаждается добровольно взятым на себя трудом, поэтому даже самые безнадежные из лентяев, с которыми он бился, не подозревали, что возня с ними доставляет ему, в сущности, не так уж много удовольствия.
Впрочем, мистер Паррет был вполне вознагражден за свой труд общей любовью учеников, которую он высоко ценил, и нигде он не был так популярен, как среди младших воспитанников своего отделения. Поэтому легко представить, сколь искренним было раскаяние пятерых мальчуганов после приключения на реке и с какими вытянутыми лицами они явились в назначенный час в комнату учителя.
Мистер Паррет сидел за чаем.
– Войдите, – сказал он, услышав стук в дверь. – А, вот это кто!.. Я вас встретил на реке сегодня после обеда. Все, кроме одного, из моего отделения, как я вижу.
– Да, сэр, все, кроме меня, из вашего отделения, – кивнул Тельсон и торопливо добавил: – Это моя вина, что так случилось, это я вышиб у вас весло и…
– Нет, вина моя – я же правил рулем, – перебил его Парсон.
Учитель едва сдерживал улыбку, глядя на серьезные, умоляющие лица маленьких преступников.
– Быть может, это моя вина, что я вовремя не обернулся и потому наткнулся на вас? – спросил он.
– Нет, сэр! Если бы вы и обернулись, это не помогло бы: мы опрокинули вашу лодку нарочно, – признался Тельсон.
– Нарочно? – переспросил учитель, не поверив своим ушам.
– То есть мы не знали, что это вы, – поспешил поправить товарища Парсон. – Мы думали, что это кто-то из отделения директора. Мы не сделали бы этого, если бы знали, что это вы…
– Это правда, сэр, мы бы этого не сделали, – хором поддержали его остальные.
– За кого же вы меня приняли?
– За воспитанника из отделения директора.
– За кого именно?
– Ни за кого конкретно, просто за кого-то из директорских.
– Гм, любопытно… За что вы так рассердились на отделение директора? Что оно вам сделало? – спросил заинтригованный учитель, откидываясь на спинку стула и отодвигая от себя чашку.
Вопрос был непростым, однако отвечать было нужно. Парсон покраснел и сказал не вполне твердо:
– Отделение директора… Там все мальчишки такие дрянные, сэр!
Тут Тельсон больно ущипнул своего друга. Тот принял предостережение и поспешил поправиться:
– То есть не то что дрянные, а только они нас не любят… И мы их не любим.
– Почему же вы считаете, что они должны вас любить? – спросил учитель.
Мальчики стали в тупик. Они ни разу не задавали себе этот вопрос и, не имея готового ответа, молчали.
– Выслушайте меня, – сказал мистер Паррет. – Я недоволен вами и накажу вас. Я сержусь на вас не за то, что вы меня опрокинули. Вы говорите, что сделали это по ошибке, и я вам верю. Я накажу вас и не за то, что вы опоздали к перекличке, – это дело капитана. Я накажу вас за то, что вы ссоритесь с товарищами. Мальчиков, которые сами всем надоедают, а потом жалуются, что их не любят, не должно быть в порядочной школе. Счастье еще, что ваша глупая выходка закончилась так благополучно, – могло выйти гораздо хуже. Вот вам наказание: всю следующую неделю я запрещаю вам кататься по реке, а до конца учебного года вы будете ходить на реку только с разрешения капитана или с кем-нибудь из старших. Можете идти!
Мальчики повернулись было к двери, как вдруг учитель прибавил:
– Тельсон, Парсон и Лаукинс, задержитесь-ка.
Три мальчика стояли у стола, недоумевая, зачем их оставили. Учитель обернулся к ним с каким-то новым выражением лица и спросил другим, «добрым», как подумал Парсон, голосом:
– Если не ошибаюсь, это вы трое бросились за мной в воду?
– Мы, сэр. Парсон прыгнул первым, – ответил Тельсон.
Учитель встал с места и, ни слова не говоря, пожал руку каждому из мальчиков – к их величайшему удивлению.
– Теперь можете идти. Спокойной ночи, – сказал он.
– Спокойной ночи, сэр, – и мальчики вышли.
Идя вдвоем по длинному коридору, Парсон и Тельсон долго не находили слов для выражения своих ощущений. Наконец Тельсон сказал:
– Какой странный этот Паррет!
– И добрый, – прибавил Парсон.
– Да. А с катанием по реке придется-таки проститься на целую неделю… Ужасно досадно!
– Да. А потом изволь всякий раз спрашивать разрешения. Уж лучше совсем не кататься, – заметил Парсон.
– Что-то скажет нам завтра Риддель? Побранит только или расправится тростью, как делал Виндгам? – спросил Тельсон.
– Где ему! Не решится… Скорее всего, просто оштрафует проклятыми стихотворениями. Ох, уж эти мне штрафы! На этой неделе я целых четыре заработал.
– А я три… Ну, да что вперед загадывать! Авось все обойдется. Утро вечера мудренее.
На этом философском замечании друзья расстались. Парсон прошел в свою комнату, а Тельсон отправился в свое отделение через двор, где ему пришлось пустить в ход всю свою ловкость, чтобы не попасться на глаза двум классным капитанам, которые ходили по двору «нарочно», как был уверен Тельсон, чтобы проследить за ним.
В этом он, однако, ошибался: классные – Джилкс из отделения директора и Силк из отделения Вельча – вышли просто подышать воздухом и потолковать на свободе. Они вовсе и не думали о Тельсоне.
– Я его ненавижу, – заявил Джилкс.
– Кого только ты не ненавидишь! – засмеялся Силк.
– Это правда, я многих не люблю, но ни к кому не чувствую такой антипатии, как к Ридделю.
– Положим, Риддель действительно не слишком симпатичен, но не знаю, можно ли его ненавидеть – он такой смирный…
– В том-то и беда, что он смиренник! Я дорого бы дал, чтобы подметить за ним хоть какой-нибудь грешок и отплатить ему за его отвратительное важничанье… Как ты думаешь, что он сделал как-то раз, когда еще и не думал, что будет капитаном? Он прочел мне проповедь перед целым классом!
– За что?
– За то, что я бранился… Положим, довольно крепко, но вовсе не с ним, а с другим. Какое ему дело до того, как я выражаюсь?
– Но ведь и Виндгам не позволял браниться, – заметил Силк.
– Правда. Но Виндгам имел на это право.
– Что же сказал тебе Риддель?
– Да я уж не помню. Он сказал… Ну, словом, сделал мне форменный выговор, как какому-нибудь мальчишке!
– Ха-ха-ха! Это на него похоже, – засмеялся Силк. – Я согласен с тобой: в сущности, он нахал, хоть и тихоня.
– Ну, я приму меры, чтобы это не повторялось, – сказал Джилкс. – Пусть только попробует еще раз сунуть нос в мои дела, уж я его проучу!
– Как же?
– Поколочу его.
– И сделаешь глупость. Если хочешь расквитаться с ним, то лучше его же монетой.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Вот что: следи за ним хорошенько, пока не поймаешь его на чем-нибудь таком… Словом, на чем-нибудь недозволенном, и тогда…
– В том-то и дело, что этого тихоню не поймаешь – он страшно осторожен! – перебил приятеля Джилкс.
– Конечно, с его стороны очень невежливо не давать нам случая подкараулить его, когда нам этого хочется! – расхохотался Силк. – Но ничего! Каким бы добродетельным он ни был, не может быть, чтобы за ним не водилось каких-нибудь грешков. Ты только следи в оба. Тебя он не заподозрит, так как ты в одном с ним отделении. Рано или поздно мы все-таки подставим ему ножку!
– Пожалуй, ты прав. С этого дня я начинаю караулить. Кстати, Ферберна я тоже недолюбливаю: ты ведь знаешь, они с Ридделем друзья, одного поля ягодки!
– А Ферберн-то чем тебя обидел?
– Он на меня злится. Как тебе известно, он сейчас капитан нашей шлюпки, и я знаю, что он решил исключить меня из числа гребцов.
– За что?
– Он говорит, что я ленюсь!
– Я слышал, что на вашей шлюпке сильные гребцы, у вас есть все шансы выиграть гонки, несмотря на отсутствие Виндгама, – заметил Силк.
– Это правда. Только если я останусь в команде, то постараюсь, чтобы приз она не взяла, – ответил Джилкс.
– А, понимаю! Верно, ты, как и я, держишь пари на деньги за шлюпку Паррета?
– Нет, пари я не держу, но все-таки хочу, чтобы выиграла шлюпка Паррета, потому что в ней Блумфильд. Если шлюпка Паррета возьмет приз, то будет больше шансов, что на будущий год Блумфильда назначат главным капитаном. А при нем нам, классным капитанам, будет сущее раздолье.
– Да, Блумфильд малый покладистый.
– Его легко водить за нос – стоит только польстить ему вовремя, – подтвердил Джилкс.
– Эге! Да мы с тобой, я вижу, пара! Умеем обделывать свои делишки, – усмехнулся Силк.
И это была чистая правда: оба они были на дурном счету как у учителей, так и у товарищей, и недаром, как скоро увидит читатель.
На следующий день между классными капитанами происходил такой разговор.
– Знаете, джентльмены, кажется, я нашел выход из этого трудного положения! – радостно воскликнул Эшли. – Если нам велят называть главным капитаном Ридделя, ничто не мешает нам в действительности считать капитаном другого.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Он хочет сказать – и, по-моему, это недурная мысль, – что если Блумфильд согласится взять на себя обязанности капитана, то мы будем обращаться к нему со всеми школьными делами. И если это будет признано всей школой, то все пойдет так, как будто бы Блумфильд и был назначен директором, – объяснил Гейм.
– Конечно, я готов быть полезным школе, но навязываться в капитаны мне не хотелось бы, – сказал Блумфильд, до сих пор молчавший.
– Тебе и не придется навязываться, – отозвался Эшли. – Это уж наше дело! Я уверен, вся школа будет просить тебя об этом.
Блумфильд не мог противостоять лести. Раз ему говорили, что он – последняя надежда школы и что он поступит благородно, занимаясь делами школы после той несправедливости, какую проявил по отношению к нему директор, он считал своим долгом пожертвовать собой и тем самым отблагодарить своих поклонников.
– Школа и так уже считает тебя главным, – заметил Гейм. – Слышал, как вчера на реке «мартышки» кричали тебе «ура»?
– Слышал.
– Ясно, что тебя будут слушаться больше, чем любого другого.
– Я знаю, что многие директорские думают так же, как и мы, но все они так преданы своему отделению, что скорее примирятся с Ридделем, чем допустят, чтобы капитаном был парретит, – сказал Типпер.
– Тем не менее настоящий капитан все-таки из отделения Паррета, – возразил Вибберли. – Я с нетерпением жду гонок: после них все выяснится. Когда наша шлюпка возьмет приз, директорские поневоле присмиреют!
– Еще неизвестно, чья шлюпка победит, – заметил Блумфильд. – Директорские тоже неплохо работают.
– Работают, но из-под палки, – покачал головой Гейм. – Я скорее готов поставить на шлюпку Вельча, чем на директорскую. У них только один Ферберн относится к делу как следует. Я еще удивляюсь, как они не взяли гребцом самого Ридделя…
Все расхохотались при одной мысли о подобной нелепости. Потолковав минут пять в том же духе, мальчики разошлись.
– Кстати, – сказал Гейм Эшли, когда они выходили, – завтра открытие нашего школьного парламента. Я думаю предложить в председатели Блумфильда. Поддержишь меня?
– Само собой, – ухмыльнулся Эшли.
Глава VII
Риддель вступает в должность
Всю ночь Риддель пролежал без сна, размышляя о сложности своего положения, что само по себе было неважной подготовкой к исполнению новых обязанностей, потому что привело его в беспокойное, нервное состояние, совершенно не подобающее главе большой школы. Мучило Ридделя не только то, что товарищи не любят его, но и сознание своего бессилия в борьбе с теми трудностями, какие непременно встретятся на его новом пути.
Как он справится с целой школой, если не может заставить слушаться даже собственного фага Тельсона? Новому главному капитану придется несладко, даже если классные капитаны будут с ним заодно. А для человека, оставшегося в одиночестве, без какой-либо поддержки, наводить порядок в большой школе – просто задача непосильная…
Как он поступит, например, если ему сообщат о беспорядке в младших классах или о каком-нибудь другом проступке, требующем его вмешательства?
Вдруг в голове Ридделя мелькнуло неприятное воспоминание. Ведь вчера ему принесли записку от одного из классных капитанов! Но вчера он был так занят и взволнован, что только мельком пробежал ее и сунул куда-то, кажется на камин. В записке говорилось о каких-то фагах, опоздавших к перекличке…
Не вставая с постели, Риддель протянул руку и стал шарить на камине. Вот и записка!