Теперь, сидя в своем кабинете, он лихорадочно пытался вернуть душевное равновесие, но до сих пор его попытки не увенчались успехом. Как он жалел, что Энтони сейчас нет на месте. Его коллега и друг всегда приходил на помощь, когда требовалось освободиться от этого щемящего чувства беспомощности.
— Твою мать! — проворчал Теодор, закуривая очередную сигарету.
Нарочито медленно вдыхая дым, он всецело сосредоточился на вкусе, смакуя его в предвкушении долгожданного спокойствия. Совершенно неожиданно струящаяся сероватая пелена вытянула на поверхность мозга мягкий обольстительный шёпот: «Тогда до завтра» и невесомый поцелуй в уголок губ. Разгулявшийся разум с восторгом подкинул напоминание об изящном изгибе узкой спины в том месте, где тонкая талия плавно перетекала в женственную округлость бёдер, словно облитых тонким шёлком маленького чёрного платья. Теодор снова застонал, однако на этот раз стон не был вызван очередным разочарованием.
«О да, это как раз то, в чём я так сильно нуждался…»
Он резко встал и пошёл к столу. Порывистость движений выдавала поглотившее его нетерпение. Схватив перо и наколдовав белый лист пергамента, он торопливо набросал послание.
«Встретимся у заброшенного камина в западном крыле через десять минут. Т».
— Краткость сестра таланта, — шепнул он сам себе, разложил бумаги по местам и вышел из кабинета.
Спустя несколько минут он уже стоял в министерской совятне, а отправив записку, сразу двинулся к пресловутому камину. Эта часть Западного крыла Министерства служила архивом выданных патентов. Кроме хранителя, которому перевалило уже за сто лет, и редких посетителей, скрашивавших старику одиночество, сюда никто не захаживал.
Не позволяя себе сломя голову нестись через залы министерства и всячески сдерживая шаг, Тео уверенно приближался к месту назначения. По пути ему несколько раз приходила в голову мысль, что Гермиона может передумать и не прийти. Положа руку на сердце, он до сих пор не мог понять, что за безумие накрывало их с головой уже дважды. Даже сейчас, стоило только ему подумать о мягких, полных губах и соблазнительной улыбке Гермионы, он чувствовал, как по венам огнём разливается желание, безжалостной лавой обжигая внутренности.
Он был довольно искушён в отношениях с женщинами. Даже вспоминать не хотелось, сколько за эти годы ведьм побывало в его объятьях. Но ни разу отношения не заходили дальше быстрого бессмысленного перепихона, призванного облегчить плотское желание. И уж тем более, ни одна из этих женщин не в силах была отвлечь его от находящегося в самом разгаре, открытого расследования. В его практике такое случилось первый раз. И ещё одна странность: Гермиона была гриффиндоркой, а выпускницы этого факультета никогда его особенно не привлекали…
Размышляя таким образом, Тео наконец достиг цели. Как он и думал, в коридоре было тихо и совершенно безлюдно. Прислонившись к стене возле камина, он терпеливо ждал, вслушиваясь в ритмичное тиканье часов. Если до этого ему казалось, что время несётся с бешеной скоростью, то теперь всё переменилось: стрелка отмеряла минуты с мучительной медлительностью: «тик» и после долгой паузы «так»… затем снова «тик», пауза и «так»…
Теодор глубоко вздохнул, чувствуя, что от подобных размышлений приятное тепло предвкушения вновь сменяется плохим настроением, царившим в его душе всё время с момента вечеринки. Прошло уже пятнадцать минут, и он всерьёз начал подумывать о том, что пора возвращаться в «Дырявый котёл» к Драко и Блейзу, которые, он точно знал, всё ещё сидели там, когда услышал торопливый перестук каблучков.
Сердце его успело сделать несколько неровных ударов, и Теодор увидел её. На Гермионе не было мантии, только белая блузка, аккуратно заправленная в чёрную строгую юбку. Причёска казалась почему-то ещё более короткой.
Гермиона тоже увидела его, и тонкое, обычно бледное лицо покрыл светло-розовый румянец, а грудь напряглась, так что под тонким шёлком проступили ягодки сосков.
Она так и продолжала идти, пока едва не столкнулась с ним, почти не оставляя между телами расстояния. Оба молчали, и на секунду Тео замер, разглядывая её, любуясь этими пухлыми, приоткрытыми губами и вздымающейся от неровного дыхания грудью. Затем, словно окончательно что-то решив для себя, он обхватил тонкое лицо ладонями и накрыл её губы своими. Гермиона мгновенно ответила, вжимаясь в него, врастая всем телом. Он хрипло застонал, и мягким эхом раздался её ответный стон.
Поцелуй был идеальным. Он смывал все горести и беды, являя собой как раз то, в чём Теодор так страстно нуждался, чего хотел всё это время — окончательный побег из холодного плена одиночества.
Изо всех сил прижимая Гермиону к себе, он подошёл к камину, и пара исчезла, поглощённая зелёным пламенем.
___________________________________________________________________________
*Цимес – десертное блюдо еврейской кухни. Часто готовится с добавлением миндаля или присыпается миндальной стружкой.
========== Глава четвёртая ==========
Резко контрастируя с мрачным коридором Министерства, квартира Тео встретила их ярко освещённой гостиной, каждый квадратный фут которой наводил на мысль о мужском прагматизме. Иными словами, комната служила воплощением простоты и функциональности. Не то чтобы Тео не ценил шикарной вычурности своего родового гнезда, известного как особняк Ноттов, просто он больше не мог выносить его тягостную атмосферу. Золочёные рамы, покрытые шёлком стены, многовековые гобелены, деревянные панели, украшенные затейливой резьбой, богатый бархат отделки — всё это наводило на Тео скуку и вообще действовало удушающе… Хотя… Возможно, это была всего лишь аллергия на пылевых клещей… Не важно… В любом случае, именно эта неприязнь вынудила его приобрести квартиру, которая, казалось, вся состояла из простых, чётких линий, света и воздуха.
Стоило им выйти из камина, Нотт сразу жадно поцеловал Гермиону, крепко сжимая в объятьях. Она с готовностью ответила, и Тео нетерпеливо впился в желанный рот, вырывая и одновременно глуша ещё один требовательный стон. Горячность, с которой Гермиона прильнула к нему тяжело вздымающейся грудью, ещё больше воспламенила его, заставляя исступлённо сжимать её в объятьях. Придерживая кудрявый затылок ладонью, Теодор сгрёб несколько густых коротких прядей пальцами и резко потянул, вынуждая Гермиону запрокинуть голову и соблазнительно выгнуть шею. Он набросился на открывшиеся участки кожи, страстно желая почувствовать на языке лёгкую солоноватость, смешанную с нежным ароматом духов.
«Твою мать!… Какая же она охренительно вкусная!..»
Одной рукой крепко прижимая её к себе, второй Тео медленно провёл по заманчивому изгибу талии. Тому самому изгибу, при одном взгляде на который двое суток назад у него впервые перехватило дыхание. Наслаждаясь прикосновениями, он с нажимом обвёл пышное бедро и остановился на аппетитной округлости ягодицы. Стиснув её широкой, сильной ладонью, Теодор прижал ведьму к себе, толкаясь возбуждённым членом, давая почувствовать всю полноту охватившей его жажды. Издав низкий, гортанный стон, Гермиона сама нетерпеливо дёрнулась, возбуждённо прильнув к нему.
— Чёрт! — проворчал Тео.— Когда ты стала такой невыносимо сексуальной, Грейнджер?
— Кто сказал, что я стала сексуальной, Тео? Может быть, я всегда была такой, а ты просто не замечал? М-м? — вызывающе мурлыкнула она.
Лениво усмехнувшись, Нотт вернулся к мягким, нежным губам, снова забирая их в плен. Он не спешил, потому что намерен был основательно изучить всё, что Гермиона Грейнджер могла ему предложить: каждый изгиб, каждую округлость и ложбинку. Откуда-то Тео точно знал: Грейнджер идеальна! Во всём! И в этот момент она принадлежала только ему! Её статус замужней женщины совершенно не беспокоил Теодора. Сейчас Гермиона была здесь, с ним. Она сама захотела его и поэтому пришла. И это единственное, что имело значение в эту минуту.
«Ох, сколько же всего я хочу сделать с ней…»
Однако Нотт не успел обдумать эту мысль до конца, потому что спустя один удар сердца Гермиона высвободилась из его рук, отступив назад.
«Неужели передумала? — пронеслось у него в голове. — Чертовски сложно будет остановиться, если так…»
В пах разрядом боли ударила паника, и Тео метнул в гостью вопросительный взгляд.
Но его опасения мгновенно растаяли, стоило только увидеть огромные, от вожделения закрывшие почти всю радужку, зрачки. Она явно не собиралась останавливаться. Наоборот, впившись в него глазами, Гермиона с решительностью голодной львицы ловко расстегнула пуговицы на блузке, решительно швырнув ту в угол. Чёрная юбка отправилась следом, и на Грейнджер осталась лишь облегающая, цвета слоновой кости, шёлковая комбинация, которая ничего не скрывала, а наоборот ещё сильней привлекала взгляд к соблазнительной фигуре. Тонкая мерцающая ткань заканчивалась где-то посередине бедра, демонстрируя красивые, словно скульптором изваянные ноги. Тео оценивающе разглядывал стоящую перед ним ведьму, не спеша смакуя каждую деталь — хрупкость и нежность тонких лодыжек, мягкую округлость колен и полноту груди. Вид напрягшихся под тонким шёлком, выпирающих сосков заставил его застонать, и он перевёл взгляд на припухшие губы, которые Гермиона нарочито медленно облизала, словно дразня его.
«Проклятье!» — Тео мысленно зарычал, представив, как этот горячий и нетерпеливый рот ласкает его.
Не желая больше сдерживаться, он потянулся к Гермионе, развернул её и прижал к себе, почти пронзая вызывающе оттопыренные ягодицы напряжённым пульсирующим членом, желавшим долгожданной свободы и такого необходимого, горячего, вытягивающего все силы, трения. Наклонившись, Теодор поцеловал обнажённое плечо, прошёлся губами вдоль шеи, чуть прикусил подбородок и овладел ртом. Крепко прижимая к себе её бёдра, он скользнул ладонью по тёплой, гладкой коже, безошибочно находя дорогу к влажным кудряшкам, прячущимся под скользким шёлком.
— Никакого нижнего белья? — выдохнул удивлённо.
Даже в пьяном бреду ему бы в голову не пришло, что Гермиона Грейнджер может пройтись по коридорам Министерства без нижнего белья.
— Я скинула его перед тем, как отправиться к тебе, — усмехнулась та и, повернув голову, лизнула подбородок Теодора. — Мне показалось, что так будет интересней.
— Да уж, это очень смело даже для тебя, Грейнджер… Да ты у нас, оказывается, хулиганка, — он издал низкий смешок, ещё глубже погружая в неё пальцы.
Гермиона вызывающе хмыкнула, и Тео почувствовал, как между распалёнными телами скользит её проворная ладошка. Быстро расстегнув молнию, Гермиона нырнула рукой внутрь, обхватив более чем готовый к решительным действиям член. Её быстрые ритмичные движения заставили Теодора скрежетать зубами, лаская её влажность дрожащими от предвкушения пальцами. Гермиона, прерывисто вздохнув, шепнула ему на ухо:
— Кажется, пришло время показать мне спальню, детектив.
Не тратя время на слова, Тео развернул её и, приподняв, подхватил под ягодицы. Крепко прижав к себе, он заставил Гермиону обхватить бёдра ногами и понёс в спальню, где аккуратно положил на кровать, застеленную простым, цвета индиго покрывалом, а затем судорожно принялся стаскивать с себя рубашку и брюки. Тем временем ведьма, удобно устроившись, с кокетливым придыханием проворковала:
— Что же ты возишься, Тео… Согрей меня… Разве ты не видишь — я замёрзла…
Рваным движением Теодор скинул бельё и забрался в кровать.
— Рыцарь без страха и упрёка к вашим услугам, мадам… Мы, рыцари, никогда не оставляем девушек в беде… — шепнул он в маленькое, порозовевшее ушко, прежде чем снова прижался ртом к её припухшим губам.
***
Гораздо позже, после того, как они в очередной раз привели друг друга к оргазму, вымотанный, но удовлетворённый Тео устало рухнул на спутанные простыни. Стресс и недосыпание взяли верх, и он задремал, но перед этим собственнически положил ладонь на грудь Гермионы.
***
Теодор открыл глаза с твёрдой уверенностью, что проспал всего несколько минут, но оказалось, что сумерки уже поглотили комнату, наполнив её густыми, размытыми тенями. Первое, что сразу бросилось в глаза: вторая половина кровати была пуста и холодна. Он резко поднялся и, прислонившись к тёмной деревянной спинке кровати, прислушался. Вокруг царила абсолютная тишина. Стало ясно, что Гермиона ушла, пока он спал.
— Твою ж мать! — Тео выругался и призвал с тумбочки сигареты.
Прикуривая, он заметил на соседней подушке записку. На небольшом клочке пергамента тонким аккуратным почерком было выведено:
«Спасибо за то, что напомнил мне, как же это прекрасно. Гермиона».
Теодор чертыхнулся и в сердцах уничтожил записку. Он даже себе не мог объяснить, почему исчезновение Грейнджер возмутило его так сильно. В любой другой день, с любой другой женщиной он был бы только рад, что партнёрша по сексу тихо удалилась, не вынуждая неловко оправдываться и врать, стараясь отделаться от назойливого внимания. С Гермионой же все события проходили по странному, совершенно непонятному сценарию! Ирония судьбы, но именно с ней Тео хотел поговорить! У него накопилось множество вопросов, чёрт побери! Во-первых, он хотел знать, почему, Мерлина ради, она вообще пришла к нему? Он и свои-то мотивы этого внезапно вспыхнувшего влечения не до конца понимал, так что, как минимум, было бы интересно узнать, почему она себя вела подобным образом. Оставленная на подушке записка навела Тео на некоторые мысли, но рассудительный детектив, проснувшийся в нём как нельзя кстати, хотел знать всё точно и до конца.
«Неужели она просто использовала меня для банального перепихона?»
Мысль о том, что после всего произошедшего между ними Грейнджер просто вернулась в свое маленькое, уютное семейное гнездышко, обжигала Тео внутренности. Он представил себе Рональда Уизли, слюнявым ртом касающегося её тела… От чётко возникшей перед глазами картины его чуть не вывернуло наизнанку. Это было глупо, необъяснимо, нелогично, в конце концов, но Теодор ничего не мог с собой поделать. Мысль о том, что Гермиона может находиться в постели с кем-то — будь это её муж, с которым она прожила вместе двадцать лет, или любой другой мужчина, была противна ему до тошноты. Такая сильная и идиотская реакция на женщину возникла у него впервые, ну, или просто он не помнил, когда последний раз испытывал такие же чувства. А тот факт, что за годы своей работы Теодор видел великое множество случаев бытового насилия, вызванного изменой, заставил его нахмуриться. Хотя, если честно, он искренне сомневался, что Уизли мог на самом деле чем-то навредить Гермионе. Рыжий не выглядел особо агрессивным.
Выдыхая одно облако дыма за другим, Тео попытался размышлять здраво и в конце концов пришел к следующему выводу: лучше всего сейчас перестать думать о Грейнджер и мотивах её поступков. У него и так хватало забот: где-то на свободе ещё гулял убийца, а его самому близкому другу, вероятно, всё ещё грозила опасность. Вскочив с кровати, он направился в ванную. Двадцать минут спустя, выглядя свежо и энергично, Нотт вышел из министерского камина и не торопясь направился пустынными коридорами к своему отделу. Мысли его всецело были заняты расследованием, на время оставив Гермиону Грейнджер в покое.
Добравшись до кабинета, первым делом Теодор раскрыл лежавший на столе отчёт Энтони. Ребята по-прежнему были заняты поисками эльфа, который принёс жертвам отравленные напитки. Голдстейн добавил от себя лично несколько строк, в которых отметил, что чувствует — цель близка.
Рядом с отчётом лежала записка Поттера, в которой Наиглавнейший Аврор сообщал, что Гринграсс подал официальную жалобу, обвинив его в предвзятости и попустительстве. Тео нахмурился и прочитал заключительные строки вслух:
«В твоём распоряжении неделя, Нотт. Если к тому времени не раскроешь дело, я буду вынужден забрать его себе».
— Вот же стервец, — проворчал Теодор.
Подобная загвоздка, конечно, не добавляла делу приятности, но не в первый раз кто-то жаловался на него или его способы ведения следствия. Время от времени такое неизбежно происходило. Это был своего рода профессиональный риск.