В серой предрассветной мгле корабль издал неприличный булькающий звук и навеки скрылся в вонючих глубинах.
Когда на следующее утро взошло солнце, его жиденький свет пролился на огромное заболоченное пространство, усеянное всхлипывающими парикмахершами, рыдающими специалистами по связям с общественностью, заплаканными разносчиками анкет по опросу населения и прочими специалистами, отчаянно сражающимися за место на сухой земле.
Менее целеустремленное солнце, возможно, немедленно бы село обратно, но это упрямо карабкалось вверх по небосводу и, спустя некоторое время, его теплые лучи начали оказывать живительное воздействие на слабо копошащиеся внизу создания.
Бесчисленное множество народу было, что неудивительно, потеряно прошедшей ночью на болоте, миллионы других ушли под воду вместе с кораблем, но тех, кто выжил, все равно можно было считать сотнями тысяч и, по мере того, как воцарялся день, они все выползали и выползали на окрестные земли, каждый в мечте о нескольких квадратных футах твердой земли, где можно упасть без сил и прийти в себя после выпавшего на их долю ночного испытания.
Две фигуры отошли в сторону дальше остальных.
С ближайшего холма Форд Префект и Артур Дент взирали на кошмар, к которому не могли не чувствовать свою принадлежность.
— Кто решился сыграть с ними такую грязную шутку, — пробормотал Артур.
Форд, рисуя палочкой на земле, пожал плечами.
— Зато очень остроумное решение проблемы, — заметил он.
— Почему люди не могут жить в мире и гармонии? — патетически вопросил Артур.
Форд издал громкий, зловещий гогот.
— Сорок два! — выкрикнул он с недоброй ухмылкой. — Нет, не подходит. Не обращай внимания.
Артур посмотрел на Форда так, будто тот сошел с ума и, не видя ничего, что могло бы доказать обратное, осознал, что наиболее разумно будет предположить, что именно это и произошло.
— Что, по твоему мнению, с ними будет? — спросил он по прошествии некоторого времени.
— В бесконечно сложной Вселенной может случиться все что угодно, — ответил Форд, — они даже могут выжить. Невероятно, но правда.
Он обвел взором окружающее пространство, и странное выражение появилось в его глазах. Он снова остановил взгляд на трагедии, разыгрывающейся под холмами.
— Кажется, некоторое время они протянут, — проговорил он.
Артур вскинул на него глаза.
— Почему ты так говоришь? — спросил он.
Форд пожал плечами.
— Мне так кажется, — только и ответил он и не дал вовлечь себя в дальнейшие обсуждения.
— Смотри! — воскликнул вдруг Форд.
Артур проследил за указывавшим вдаль пальцем. Внизу над копошашимися массами двигалась фигура — или, точнее сказать, шаталась фигура. Этот человек нес что-то на плече. Валко продвигаясь от одной простертой фигуры к другой простертой фигуре, он, казалось махал в их сторону тем, что было у него на плече, производя впечатление сильно пьяного. В конце концов он устал бороться и свалился в общую кучу.
Артур не имел ни малейшего представления, как ему следует воспринимать увиденное.
— Видеокамера, — объяснил Форд. — Съемка исторического момента.
— Ну, все, — добавил он после минутного молчания, — не знаю, как ты, а я — пасс.
И замолчал.
Через некоторое время Артур почувствовал, что должен как-то отреагировать.
— Когда ты сказал, что ты — пасс, что конкретно ты хотел этим сказать? — поинтересовался он.
— Хороший вопрос, — одобрил Форд. — Я хотел сказать, что я умолкаю.
Заглянув ему через плечо, Артур увидел, что Форд нажимает какие-то кнопочки на передней панели маленького черного ящичка. Форд как-то раз уже объяснял Артуру, что этот ящичек называется Субэфирный Сенс-О-Матик, но Артур тогда только покивал из вежливости и не стал выяснять подробностей. В его сознании Вселенная все еще делилась на две части, одна из них — Земля, а другая — все остальное. Уничтожение Земли с целью освобождения места под гиперкосмический экспресс-маршрут делало такой взгляд на вещи несколько однобоким, но Артур держался за эту однобокость как за последнюю ниточку, связывавшую его с домом. В любом случае, Субэфирный Сенс-О-Матик подпадал строго под категорию «все остальное».
— Ни сосиски, — Форд встряхнул приборчик.
Сосиска, подумал Артур про себя, безмолвно взирая на примитивный мир вокруг, чего бы я не дал за хорошую земную сосиску.
— Можешь ли себе представить, — сказал Форд в отчаянии, — что на сотни световых лет от этого благодатного места нет никаких сигналов? Ты слышишь?
— Что? — переспросил Артур.
— Мы в беде, — коротко сообщил Форд.
— А, — сказал Артур. Новость явно не была свежей.
— Пока этот прибор не поймает чего-нибудь, — продолжил Форд, — наши шансы выбраться отсюда равны нулю. Дай бог, чтобы это был какой-нибудь застойный эффект в магнитном поле — тогда нам просто надо двигаться до тех пор, пока не найдем зоны чистого приема. Пошли?
Он подобрал свои вещички и двинулся прочь.
Артур посмотрел вниз. У подножия холма человек с камерой сумел встать на ноги как раз вовремя, чтобы заснять, как один из его товарищей в изнеможении свалился.
Артур сорвал травинку и пошел вслед за Фордом.
Глава 27
— Как поужинали? — спросил Зарнивуп у Зафода и Триллиан, как только они прошли рематериализацию и, тяжело отдуваясь, появились на полу капитанского мостика звездолета «Сердца золота».
Зафод открыл сколько-то глаз и злобно посмотрел Зарнивупа.
— Ты, — как бы выплюнул он. Он с трудом встал и на негнущихся ногах отправился искать кресло, чтобы упасть в него. Нашел и упал.
— Я ввел в компьютер нужные невероятностные координаты, — поведал Зарнивуп. — Вскоре мы прибудем на место. А пока, почему бы вам не расслабиться и не подготовиться к встрече?
Зафод ничего не ответил. Вместо этого, он снова поднялся и тяжелым маршем двинулся к шкафчику, откуда вытащил бутылку «Олд Джанкс Спирита». И длинно отхлебнул.
— А когда все закончится, — сказал Зафод свирепо, — мы будем считать, что все закончено, ясно? Я буду свободен и пойду куда хочу, на пляж и все такое?
— Это зависит от результатов встречи, — неопределенно ответил Зарнивуп.
— Зафод, кто это? — спросила Триллиан слабым голосом, вставая на подгибающиеся ноги. — Что он тут делает? Как он оказался на нашем корабле?
— Это настоящий идиот, — ответил Зафод, — он хочет встретиться с человеком, который правит Вселенной.
— А, — догадалась Триллиан, забирая бутылку у Зафода и отхлебывая, — карьерист.
Глава 28
Главная проблема — одна из главных проблем, ибо таковых несколько — одна из многих главных проблем управления людьми заключается в том, кто ими управляет; или, скорее, кому удается заставить людей разрешить управлять ими.
Суммируя сказанное: широко известно, что те люди, которые хотят править людьми, являются, ipso facto, менее всего пригодными для этой роли. Суммируя суммируемое: любой, кто способен дойти до поста Президента, ни в коем случае не должен быть допущен ко вступлению в должность. Суммируя сумму суммируемого: люди — это проблема.
Таким образом, мы оказываемся перед следующей ситуацией: длинный ряд Президентов Галактики, так сильно наслаждавшихся счастьем и тяготами власти, очень редко замечали отсутствие данной власти.
А где-то в тени, вдалеке от них — кто?
Кто может всем этим управлять, если никто из тех, кто хочет этим заниматься, не должен быть допущен до этого?
Глава 29
На маленькой потаенной планете где-то посреди неизвестно чего — это место невозможно обнаружить, поскольку оно защищено невероятностным полем, ключ к которому есть всего лишь у шести человек в Галактике — шел дождь.
Лило как из ведра, и лило уже много часов. Дождь превратил морскую гладь в туман, он барабанил по листьям деревьев, он поливал и размывал полоску земли вдоль моря уже так долго, что она превратилась в грязевую ванну.
Дождь подпрыгивал и пританцовывал на ржавой железной крыше маленькой хибарки, одиноко жавшейся на берегу. Дорожку, которая вела от хибарки к морю, совершенно развезло, а аккуратные кучки красивых ракушек, сложенные кем-то на берегу, оказались разрушены.
Шум дождя по крыше внутри хибарки казался оглушительным, и тем не менее ее обитатель абсолютно не замечал его, поскольку внимание его было отвлечено на совсем другие вещи.
Обитатель был высокий нескладный человек с жесткими волосами цвета соломы, влажными из-за протекающей крыши. Одежда на нем была поношена, спина сутулая, а глаза, хоть и были открыты, все равно казались закрытыми.
Все внутреннее убранство состояло из древнего истертого кресла, древнего кривоногого столика, старого грязного матраца с парой-тройкой подушек на нем и печки, маленькой, но теплой.
Кроме того, в комнате находился старый и тоже некоторым образом поношенный кот, который в данную минуту и являлся центром внимания. Человек неуклюже склонился над котом и разговаривал с ним.
— Киска-киска, — говорил он, — кис-кис-кис… киска хочет рыбку? Хорошая рыбка… киска хочет?
Кот, казалось, никак не мог принять решение. Он довольно снисходительно потрогал лапкой кусок рыбы, предлагаемый человеком, но тут же отвлекся на пролетавшую мимо пылинку.
— Киска не ест рыбка, киска худеет и исчезает. Так я думаю, — сказал человек. В его голосе появилось сомнение.
— Моя голова думает, что случится именно это, — сказал он, — но как можно знать наверняка?
Он мелко потряс кусочком рыбы перед кошачьей мордой.
— Киска думает, — сказал он, — съесть рыбку — не съесть рыбку. Я думаю, лучше я не вмешиваюсь.
Он вздохнул.
— Я думаю, рыбка — вкусно, но ведь еще я думаю — дождь мокрый. Кто я, чтобы судить?
Он оставил рыбу на полу и вернулся на свое место.
— Ага, кажется, я вижу, ты ешь рыбку, — сказал он наконец, когда кот исчерпал все развлекательные возможности, предоставленные ему пылинкой, и принялся за рыбу.
— Мне нравится, когда я вижу, как ты ешь рыбку, — продолжал человек, — потому что в моем воображении ты исчезнешь, если не будешь есть рыбку.
Он взял со стола листок бумаги и огрызок карандаша. Он взял первое в одну руку, а второе — в другую, и принялся экспериментировать, отыскивая различные способы соединения первого со вторым. Он попробовал держать карандаш под бумагой, а затем — рядом с бумагой. Он попробовал оборачивать карандаш бумагой, попробовал тереть тупым концом карандаша по бумаге, а затем попробовал потереть заточенным концом по бумаге. В результате на бумаге остался след карандаша, и человек был счастлив обнаружить это, как, впрочем, и всегда. Он взял со стола другой листок. На листке был кроссворд. Человек недолго подумал и вписал пару слов, после чего полностью потерял интерес.
Он попробовал сидеть на руке и был поражен ощущениями, происходящими в ладони от давления тазовых костей.
— Рыба приходит издалека, — бормотал он, — так мне сказали. Или в моем воображении так сказали. Послушай, киска, а когда прилетели шесть человек, или моя голова подумала, что прилетели шесть человек на шести черных блестящих кораблях, в твоей голове они тоже прилетели? Что ты видишь, киска?
Он посмотрел на кота, которого совершенно не волновали дурацкие вопросы, а волновало, как поскорее заглотить рыбу
— И когда я слышу их вопросы, ты тоже слышишь вопросы? Что для тебя значат их голоса? Может быть, ты думаешь, что они поют тебе песни?
Он поразмыслил и разглядел неточность своих рассуждений.
— Может быть, они поют тебе песни, — сказал он, — а я думаю, что они задают мне вопросы.
Он помолчал. Иногда он молчал по нескольку дней, просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет.
— Думаешь, сегодня они приходили? — спросил он. — Я думаю. На полу грязь, на столе — виски и сигареты, у тебя на тарелке рыба, а память о них — в моей голове. Не очень логичное доказательство, я знаю, но доказательства все необъективны. И смотри, что еще они мне оставили.
Он потянулся к столу и стянул с его поверхности несколько предметов.
— Кроссворды, словари и калькулятор.
Он возился с калькулятором около часа. Кот тем временем уснул, а дождь продолжал лить. Потом калькулятор наскучил ему, и он отложил его в сторону.
— Я думаю, я прав, если думаешь, что они задают мне вопросы. — решил он. — Проделать весь этот путь и привезти все эти вещи ради удовольствия спеть тебе песню — очень странное поведение. Так мне кажется. Но кто знает, кто знает.
Он достал сигарету и прикурил ее от огня, пылавшего в печке, с помощью длинной лучины. Он глубоко затянулся и откинулся на спинку кресла.
— Я думаю, я сегодня видел еще один корабль в небе, — поведал он, — большой белый корабль. Никогда раньше не видел большого белого, только шесть черных. И шесть зеленых. И еще другие, которые говорили, что прилетели издалека. Но никогда не было большого белого. Может быть, шесть маленьких черных иногда кажутся одним большим белым? Возможно, я хочу стаканчик виски. Да, очень на то похоже.
Он встал и разыскал стакан, валявшийся на полу подле матраца. Налил туда немного из бутылки. Сел на место.
— Возможно, меня идут навестить еще какие-то люди, — сказал он.
В ста метрах от хибарки, побиваемый ливнем, стоял звездолет «Сердце золота».
Из открывшегося люка вышли три фигуры, ежась и пряча лица от дождя.
— Туда? — спросила Триллиан, стараясь перекричать шум дождя.
— Да, — коротко ответил Зарнивуп.
— В такую хибару?
— Да.
— Странно, — сказал Зафод.
— Но это же неизвестно что, — воскликнула Триллиан. — Мы куда-то не туда прилетели. Нельзя править Вселенной из хибарки!
Они торопливо пошли сквозь дождь и прибыли, насквозь промокшие, к двери. Постучали. Подрожали.
Дверь открылась.
— Да? — сказал человек.
— Ээ… извините меня, — начал Зарнивуп, — у меня есть основания полагать…
— Это вы правите Вселенной? — без обиняков спросил Зафод.
Человек улыбнулся ему.
— Стараюсь этого не делать, — ответил он. — Вы промокли?
Зафод посмотрел на него в крайнем изумлении.
— А что, — вызывающе спросил он, — по нам не видно, что мы промокли?
— Так это выглядит для меня, — невозмутимо ответил человек, — но то, что чувствуете вы по этому поводу, может оказаться совершенно другой историей. Если вы считаете, что тепло помогает высохнуть, зайдите внутрь.
Они зашли внутрь.
Огляделись, Зарнивуп с легкой брезгливостью, Триллиан с интересом, Зафод с восхищением.
— А как… эээ… ваше имя? — спросил Зафод.
Человек с сомнением посмотрел на него.
— Не знаю…А что, вы думаете, у меня должно быть имя? Странно как-то, давать имя обыкновенной совокупности невнятных сенсорных реакций.
Он предложил Триллиан сесть в кресло. Сам он сел на ручку этого кресла, Зарнивуп неловко облокотился на стол, а Зафод завалился на матрац.
— У-ух ты! — воскликнул Зафод. — Королевский трон!
Он пощекотал кота.
— Послушайте, — приступил к делу Зарнивуп, — я должен задать вам несколько вопросов.
— Хорошо, — с готовностью разрешил человек, — если хотите, можете спеть моему коту.
— Ему это надо? — спросил Зафод.
— Об этом лучше спросить у него, — ответил человек.
— А он разговаривает? — спросил Зафод.
— У меня нет воспоминаний о том, что он разговаривает, — ответил человек, — но мои воспоминания ненадежны.
Зарнивуп вытащил из кармана какие-то записки.
— Итак, — начал он, — вы правите Вселенной, не так ли?
— Откуда я знаю? — сказал человек.
Зарнивуп пометил что-то на бумажке.
— Как долго вы этим занимаетесь?
— А, — сказал человек, — это вопрос о прошлом, да?
Зарнивуп посмотрел на него озадаченно. Разговор пошел как-то не по плану.
— Да, — подтвердил он.
— А откуда я могу знать, — спросил человек, — что прошлое не есть фикция, призванная создать ощущение несоответствия между моими сиюминутными ощущениями и состоянием моего сознания?