Голод, с которым они каждое воскресенье встречались, чтобы сыграть одну-другую партию в шахматы, или, как они говорили, «партеечку в шахматишки». Димка был тучным мужчиной с густыми лохматыми бровями, которые любому другому лицу придали бы мрачный, отталкивающий вид, но даже они не способны были скрыть смеющиеся, излучающие добрый свет голубые глаза.
Семен любил проводить время со своим другом, устраивая страстные баталии на шахматной доске, соревнуясь при этом в острословии и получая заряд эмоций на целую неделю. Закончив играть в шахматы, Димка не спешил уходить, а еще часок сидел на кухне, попивая чаек и рассказывая свои удивительные сны.
Семен с интересом слушал и в душе завидовал своему приятелю, у которого во сне была другая жизнь, с совершенно другими законами, и, оттого, более интересная и загадочная.
Но в эту ночь Семену неожиданно приснился сон. Сон, который, проснувшись утром, Семен помнил в деталях.
Он будто бы ехал на работу в переполненном автобусе. Видимо, было раннее утро, потому что сильно хотелось спать. Семен поначалу не обратил внимания, а потом заметил, что автобус набит одними старухами. Это его сильно удивило, и он заподозрил неладное. Подумав, что можно пару остановок пройти пешком и при этом окончательно проснуться, он решил выйти из этого странного автобуса. Расталкивая старух, Семен начал отчаянно пробираться к выходу, но это оказалось совсем непростым делом. Старух было много, и они зло шипели на Семена, а одна очень больно ущипнула его за ногу. Потеряв ботинок и половину пуговиц плаща, Семен оказался у задней двери автобуса. Водитель монотонно объявил остановку: «Тоннель», следующая остановка – «Чистилище».
Дверь открылась, и Семен, даже не подумав, как он в таком виде будет добираться до работы, выскочил из автобуса.
«Господи, где это я? Куда я заехал? Неужели я сел не в тот автобус? – подумал он, оказавшись в полной темноте. – Хоть бы фонари какие зажгли! Где солнце? Неужели я под землей?»
– Ты на небе, – ответил Семену женский голос, показавшийся Семену очень знакомым.
Неодолимая тоска охватила Семена, и он закричал:
– Нет! Нет! Неправда! Я не умер! Я не умер!
Внезапный яркий свет вспыхнул как мощный прожектор где-то высоко над головой и осветил худую фигуру немолодой женщины, одетой в белую смирительную рубашку.
– Кто ты? – закричал Семен.
Женщина посмотрела на него пустыми глазницами, рукава смирительной рубашки развязались, и женщина поднесла палец к губам:
– Тише! Кричать не надо! Тебя все равно никто не слышит.
– Где я? Кто ты? Я умер? – повторил шепотом Семен.
Женщина вдруг превратилась в волка, который посмотрел на Семена злыми желтыми голодными глазами, ощетинил шерсть и зарычал, обнажая белые острые клыки.
Семен непроизвольно попятился, но его единственный ботинок был намертво приклеен к какому-то гладкому, черному, почти зеркальному покрытию. Семен упал и больно стукнулся копчиком. Он закрыл глаза от боли,
а когда открыл их снова, увидел стоявшую перед ним в смирительной рубашке с развязанными рукавами свою тетку Надю, которая ласково улыбалась беззубым ртом.
– Сенечка, ну что ты так неосторожно?
– Надя! Я так устал! Где я? Я на том свете? Тетка Надя как-то неестественно хохотнула:
– На том свете, на этом… Какая разница?
– Скажи – я умер?
Тетка недовольно наморщила переносицу;
– Умер… шмумер… лишь бы жил! Ты спишь!
– А-а! – облегченно вздохнул Семен. – Так это сон!
– Вся жизнь, как сон, – отрезала Надя. – Чему радоваться?
– Ну, все-таки, – Семен не нашел, что ответить ей на это.
– Слушай меня здесь, – Надя подошла к сидящему на полу Семену и близко наклонилась к нему. Семен с удивлением увидел, что Надя прозрачная и изнутри светится зеленым светом. Он настолько был ошеломлен, что даже не расслышал, что она ему сказала.
– Потом будешь глазищи таращить! – и Надя ущипнула Семена за ногу, точно так же, как это сделала старуха в автобусе. – Я говорю, за Анжелкой своей смотри получше. А то, как рожать – все мастера, а как за детьми смотреть – тут уж извините! Да?
– Ты о чем, Надя?
– Воспитывать надо, чтоб доверчивой не была, как домашний кролик! На нее охота, как на дикого кабана, а ты все смысл жизни ищешь. Ищешь, да не там!
Надя улыбнулась беззубым ртом:
– Ну, мне пора! – ее лицо стало синеть, и рукава рубашки как-то сами собой скрутили ей руки и завязались узлом за спиной.
– Так, а где ж мне искать смысл жизни? – громко, как глухому на ухо, крикнул Семен.
Лицо тетки Нади на секунду опять стало светлым:
– Поищи его в левом кармане своего плаща!
Свет исчез, и Семен опять оказался в полной темноте. Он поднялся, попробовал оторвать ботинок от гладкой плиты, но это у него не получилось. Тогда он снял ботинок и остался в одних носках. Глаза привыкли к темноте, и он стал немного видеть. Он разглядел очертания автобусной остановки и медленно, вытянув вперед руку, направился к ней.
«Надо отсюда скорее выбираться» – думал Семен. На остановке оказалось еще два человека. Семену стало неловко, что он без ботинок, и он остановился поодаль. Вдруг сверху громко зазвучала какая-то китайская музыка. Семен вздрогнул от неожиданности. К остановке медленно подъехал пустой автобус. Музыка перестала играть, и писклявый женский голос объявил по-русски с китайским акцентом:
– Атебус. Задити пожалиста.
Семен подошел к открытой двери и оказался плечом к плечу с молодым белобрысым парнем лет девятнадцати. Парень приветливо улыбнулся белозубой улыбкой, и даже густой мрак не смог скрыть его смеющиеся зеленые глаза.
– Прошу, – парень театральным жестом пригласил Семена пройти вперед.
– Спасибо, – кивнул в ответ Семен и прошел в автобус.
Двери автобуса закрылись, и Семен проснулся. Когда Семен открыл глаза и увидел перед собой стену
со светло-зелеными обоями, которые они с Анной год назад поклеили в своей спальне, необыкновенная радость охватила его: «Какое счастье! Это и вправду сон! Приснится же такая чушь!»
Семен бодро вскочил с кровати. Анна уже, по всей видимости, хлопотала на кухне, и по запаху, наполнившему весь дом, было ясно, что что-то подгорело на плите. Семен подошел к окну и открыл форточку. Он потянулся и сделал несколько взмахов руками. Почему-то болел копчик.
«Надо же, – подумал Семен, – во сне стукнулся, а болит наяву!»
Но эта мысль не встревожила его, а просто вызвала легкое недоумение. Он потер копчик: «Скажи ты! И вправду болит! Ладно, пройдет, не смертельно».
– Ань, что там у тебя сгорело? – крикнул жене Семен.
– Сырники. Дети, идемте завтракать! Анжела, хватит мыться – вороны унесут! Сеня, завтрак готов! Чай с травой заваривать?!
– Без!
Семен надел дешевые спортивные брюки с вытянутыми коленями и пошел на кухню.
– Доброе утро, – сказал он жене. – Ну, ты и надымила!
– Сейчас проветрится. Иди умывайся. Завтрак готов.
– Горелые сырники? – игриво подмигнул Семен.
– Горелые сырники, – передразнила его Анна. – Давай, не стой тут, иди умываться. Не бойся, не отравишься. Сгорело не все. Кое-что осталось.
Вскоре все собралась за столом, на котором в большой тарелке дымились поджаристые пышные сырники. Семен обвел всех ласковым взглядом:
– Семья моя! Как я вас люблю! Давайте же трескать эти волшебные сырники, которые мама приготовила по специальному секретному рецепту!
Когда завтрак подходил к концу, Семен улыбнулся дочери:
– Что ж ты, Анжелика, музыку прогуливаешь? Или ты уже не хочешь заниматься музыкой?
Анжела опустила глаза.
– Нет, я тебя не ругаю, просто хочу понять, нужна ли тебе эта музыка. Или, может, лучше пойдешь в кружок какого-нибудь спортивного моделирования, самолеты строить будешь? Чего молчишь? Скажи что-нибудь папе!
Девочка еще ниже опустила голову:
– Нет!
– Что «нет», дочка?
– В кружок я не пойду.
– Ну, не хочешь в кружок, не надо. А с музыкой что будем делать?
– Пап, я буду ходить на музыку… это случайно так вышло… ну прости…
И Анжела сначала всхлипнула, а потом разревелась. Анна многозначительно посмотрела на мужа. Семен встал, подошел к дочери и обнял ее за худенькие плечи.
– Та-а-ак, чего зазря слезы лить? Мать, неси-ка сюда тазик. Ромка, а ты чего сидишь? Давай тоже рыдай. Сейчас наберем целую ванну соленой воды и начнем в ней разводить морскую рыбу! Я вам тоже помогу, – и Семен смешно заревел. Ромка тут же стал ему вторить, а Анна сбегала в ванную, принесла большой эмалированный таз для белья и поставила его на кухонный стол. Все рассмеялись.
– Так-то лучше, – сказал Семен. – Ну все. И поплакали, и посмеялись. Сейчас каждый занимается своими делами, а в обед идем к бабе Мане.
Дети ушли с кухни. Анна села за стол напротив Семена.
– Да-а… – сказал Семен.
– Ты о чем? – Анна внимательно посмотрела на мужа.
– Да об Анжелке. Нервная она вся какая-то. А тут еще сон приснился…
– Какой сон? Расскажи!
– Да, глупости одни. Чего их пересказывать… Знаешь, а схожу-ка я на аллейку, посмотрю, может, книжку какую детям, а то, действительно, давно мы ничего им не покупали для души. Дорого оно, конечно, у книжников покупать, да что сделаешь, купить нормальную книгу больше негде.
– Пусть в библиотеку ходят! – Анна недовольно пожала плечами.
– Ну, знаешь, мать, своя книга – это своя! Выдели-ка мне десяточку.
Анна ушла в комнату за кошельком, а Семен немного постоял на кухне, о чем-то подумал, глядя в потолок, потом, не то размышляя, не то сокрушаясь, сказал: «М-да-а…» – и пошел переодеваться.
На аллейке, именно так называлось место воскресных встреч городских коллекционеров, оживленно толпились нумизматы, филателисты, любители хорошей литературы и музыки. Это был особый сорт людей. Они отличались от остальных граждан тем, что были одеты в потрепанную одежду, но при этом глаза их светились каким-то нездоровым пронзительным светом. Их нервные пальцы поминутно дотрагивались до своего богатства, разложенного на лавочках, окрашенных в ядовитый зеленый цвет, – богатства, с которым они готовы были расстаться только за очень большие деньги, или, в крайнем случае, обменять его на что-нибудь не менее ценное.
Семен обошел аллейку, останавливая свой взгляд на книгах.
– Что интересует? – доброжелательно спросил его длинноволосый седой старичок.
Семен пожал плечами.
Старичок окинул Семена оценивающим взглядом и, улыбаясь, подмигнул:
– Есть библия, девятнадцатый век, в коже с золотом, раритет, смешные деньги, двести рублей всего. Интересует?
– Нет, не интересует. Я атеист.
Взгляд старичка потух, и он разочарованно проскрипел:
– Все мы атеисты, пока время помирать не пришло…
Семену отчего-то стало неловко, и он отошел к другой лавке.
Здоровенный мужчина с некрасивым грубым лицом, глядя на которое трудно было предположить, что этот человек за свою жизнь прочитал хоть одну книгу, вопросительно посмотрел на Семена:
– Что ищем, дражайший?
– Хочу детям что-нибудь интересное…
– Правильно! Книга – лучший подарок. Сколько годков детям?
– Тринадцать и десять.
– Мальчишки?
– Нет. Дочка и сын.
– Тогда все ясно. Тогда только Дюма. Лучше не придумаешь. Вот. «Три мушкетера». Будут читать – за уши не оторвете!
– Сколько?
– Нет, вы обратите внимание, какой переплет! Двенадцать!
– Дорого! Может за десять?
– Дражайший! Можно и за двадцать копеек, но только журнал «Мурзилка».
Семен достал из кошелька двенадцать рублей и протянул здоровяку.
– Очень грамотное решение. Не пожалеете. Придете ко мне еще.
Здоровяк из какого-то неказистого холщового мешка достал газету «Гудок» и ловко завернул в нее книгу.
– Пользуйтесь и имейте удовольствие!
Семен улыбнулся, взял книгу и, сказав «спасибо», отошел от лавки.
Собственно, больше на аллейке ему делать было нечего, да и денег уже не было, к тому же время подходило к обеду, и Семен, уже без особого интереса, подошел к соседней лавочке, бросил беглый взгляд на пластинки и развернулся уходить домой.
– Семен, это вы?
Семен обернулся. Мужчина, окликнувший его, стоял за лавкой, на которой были разложены пластинки, и широко улыбался. Он показался Семену совершенно незнакомым, но Семен улыбнулся в ответ:
– Простите?
– Вы меня не помните? Мы с вами вместе отдыхали в Гаграх. Я Миша. Вы у меня еще все время в шахматы выигрывали на пляже. Три года назад.
– А-а! Вот это да! Точно! А я и не знал, что мы с вами живем в одном городе.
– Я в прошлом году сюда переехал, а до этого – жил в Херсоне. Там развелся, здесь женился.
– Ясно. Ну, что скажешь? Жизнь…
– Это точно.
– Так вы не только шахматист, а еще и меломан! – улыбнулся Семен.
– Ой, какой я шахматист! Вы ж помните! Только один раз получилось с вами вничью сыграть! Хотя страсть как люблю играть! Вот другие в карты там, в домино, а я нет – в шахматы. Может, как-нибудь встретимся, сыграем партию-другую. Был бы сильно рад. Если вдруг соберетесь, так я тут каждую субботу стою, найти меня легко. А меломан? Да, люблю хорошую музыку, особенно когда женщины красивым голосом поют. Так, чтоб громко, чтоб за душу взяло. Но таких певиц мало, можно сказать – единицы. А все остальное – так себе. Слушать можно. Успокаивает, если тихо. Вот, кстати, моя любимая пластинка. Можно слушать и слушать, и не надоедает. Жена моя, как в первый раз услыхала, так, поверите, даже заплакала, такая сила в музыке. Как говорится, магия голоса…
Миша вытянул из пачки поставленных на ребро пластинок одну «сорокапятку» и зачем-то протянул Семену.
А Семен зачем-то взял.
– Семен, это лучшее, что у меня есть. Возьмите это себе в подарок, в знак, так сказать, глубочайшего к вам уважения и в память, опять же, про наш отдых в Гаграх.
Семен смутился.
– Ой, Миша, к чему ж это вы? Зачем же лучшее отдавать? Вижу, вещь импортная, дорогая, должно быть.
– Миша дешевых подарков не дорит, – и Миша сделал важное, значительное лицо. – Миша не бедный человек. Вы бы знали, сколько я должен! Бедный человек себе таких долгов позволить не может. Так что это подарок от всего сердца
– Спасибо, Миша, честное слово! Да только у меня-то и проигрывателя нет!
– Вот, будет повод приобресть! Берите, берите, не обижайте.
– Еще раз, спасибо. Ну, я пойду?
– Всего доброго. Появляйтесь. Я буду ждать.
– До свиданья, – и Семен поспешил уйти.
– Я здесь каждую субботу! – крикнул вдогонку Миша.
Отойдя на приличное расстояние от разговорчивого знакомого, Семен рассмотрел подарок. Это была пластинка известной французской певицы Эдит Пиаф.
«Чудной этот Миша…» – подумал Семен.
Весеннее солнце припекало по-летнему. Семен взял книгу и пластинку под мышку и полез в левый карман плаща за носовым платком. Платка в кармане не оказалось, но там почему-то был сложенный вчетверо листок, вырванный из школьной тетради по рисованию. Семен развернул листок. Это был рисунок сына Ромы.
Как он оказался в кармане плаща? Наверное, дети пошутили.
Голубой акварельной краской был нарисован смешной человечек с крылышками, под которым неровными детскими буквами написано имя «Анжела».
13
Евгения Соломоновна была довольна. Ее ученики хорошо подготовлены к академическому концерту. Больше всех ее порадовала Анжела Вульф. Если ей удастся побороть волнение и сыграть Баха так, как она играла сейчас на уроке, то комиссии не к чему будет придраться.
А успех ученика – это успех преподавателя. Конечно, Анжела девочка своенравная, но, как оказалось, очень способная к музыке.