Ангелика, закончившая разговор, прервала его размышления:
— Кофе? — предложила она Максу.
— Нет. Спасибо, Ангелика.
— Может тогда виски? — улыбнулась женщина. — Тебе сейчас не помешает.
— Нет. Я лучше пойду… Если вы не возражаете…
— Не возражаю. Иди… Хотя, постой…
Макс остался на месте.
— Как тебе башня?
— Какая башня? — спросил Макс.
— Та, в которой ты сегодня был, конечно.
— Ну… — Макс пожал плечами, не понимая, какую оценку от него ждут. — Башня как башня…
— Триста двадцать восьмой этаж. Квартира «328/4», — улыбнулась управляющий директор. — Можешь переезжать, когда будет удобно, Макс.
4
На черно-белом игровом поле сошлись двое: черный Ферзь и белая Пешка.
Поле, где они встретились, лежало на дне глубокого каньона: темно-зеленые нефритовые скалы заслоняли большую часть неба цвета янтаря, делая его похожим на ленту. Игровое поле было пустым — вокруг никого, ни одной фигуры. Все выходы из каньона надежно перекрыты защитными кодами.
— Докладывайте, агент, — сказал черный Ферзь. Измененный программой-деформатором голос звучал так, как если бы бульдозер или паровоз из археологического музея внезапно ожили и заговорили на человеческом языке.
— С Айном вышла накладка, — сказала белая Пешка тоже измененным, голосом более глухим и без металлического скрежета и звона.
— Насколько мне известно, тело этой «накладки» сейчас лежит в морге и с ним работают люди комиссара Эмиля… — проскрежетал Ферзь. — Шеф Эмиль взял дело под личный контроль.
— Насчет Эмиля можно не беспокоиться… — заверила его Пешка. — Вряд ли у него получится распутать этот клубок… Человека, которому я поручил устранить Айна, нет в полицейских базах. Полиция скоро передаст тело нашему ведомству. Вот файл-отчет из полиции… — На сотую долю секунды между стеклянными фигурами открылся канал, по которому от Пешки к Ферзю устремился поток данных.
Где-то высоко над каньоном сверкнула молния, ее вспышка отразилась на поверхностях скал, отполированной до глянца шахматной доски и в стекле, из которого были отлиты фигуры.
— Не беспокойтесь… это протокол программы-стражника… — сказала Пешка. — Проверка подключений.
— Где сейчас этот Айн? — Ферзь не обратил внимания на последние слова Пешки.
— Неизвестно. Его идентификатор нигде не отображается. Но ячейка, в которой я работаю, его постоянно отслеживает: покушение на объект влияния, которому было уделено столько времени и сил, вызвало у подпольщиков обеспокоенность. Александр объявил внеплановый сбор ячейки. Так что, как только Айн засветится, я об этом узнаю, — заверила Пешка.
Вдали над каньоном снова сверкнула молния: обе фигуры отбросили длинные тени на черно-белое поле.
— И все же, как вы оцениваете вероятность того, что полиция раскопает следы Подполья в этом деле?
— Думаю, вероятность невелика, но она есть…
— Этого нельзя допустить. Ваша ячейка не должна быть раскрыта, — сухо произнес Ферзь. — Надеюсь, мне не нужно объяснять вам, почему она не должна быть раскрыта, агент?
— Нет. Я вас хорошо понимаю, господин Куратор.
— Этот Айн достаточно скомпрометирован. Нельзя допускать, чтобы у полиции возникли сомнения на его счет! — стеклянный Ферзь перешагнул с одного на другой квадрат белого цвета по диагонали.
Пешка сделала скромный шаг прямо.
— Разрешите уточнить…
— Разрешаю, агент, уточняйте.
— Мы устраняем Айна, как бы оказывая помощь Подполью… с одной стороны, но с другой мы вызываем в ячейке беспокойство, которое может повлечь неосторожные шаги подпольщиков… Мне такая тактика кажется несколько эм… противоречивой…
— Ваше недоумение мне понятно, агент, — проскрежетал Ферзь. — Цель такой тактики проста: привлечь в игру дополнительные, более крупные фигуры Подполья. — Ферзь помолчал, как будто что-то обдумывал, и продолжил: — У древних русских было в ходу такое выражение: «медвежья услуга»… Оно означало неуместную помощь… То есть такую помощь, без которой было бы гораздо лучше. Так вот, устранением Айна мы окажем подпольщикам именно такую сомнительную помощь, «медвежью услугу», и тем вызовем в их среде желательную для нас активность. Думаю, Александр уже связался с вышестоящими подпольщиками, чтобы выяснить, является ли ваше покушение вмешательством в дела его ячейки со стороны этих самых вышестоящих.
— Понимаю, — сказала Пешка.
— Вот и хорошо, — сказал Ферзь. — Надеюсь, вы доведете это дело до конца, агент…
— Я имею все необходимые полномочия, господин Куратор?
— В пределах разумного…
Фигуры сделали еще несколько ходов по длинному, уходящему за горизонт в обоих направлениях, игровому полю. Противоположные скалы нефритового каньона казались близкими — десять, или чуть больше десяти километров от стены до стены. Вверху снова сверкнуло, несколько раз, и по каньону прокатился гром, какой бывает перед сильным дождем.
— Это еще что? — Ферзь, изогнувшись, посмотрел на янтарное небо, по которому подобно гигантским роям пчел плыли облака желтого цвета.
— Программа-стражник сообщает нам о попытке подключиться к серверу.
— А если попытка окажется успешна? пойдет ливень? — раздраженно спросил Ферзь.
— Нет, — ответила Пешка. — Нас просто выбросит из игрового…
5
Макс решил ничего не говорить Рине о происшествии, дабы не омрачать грядущий вечер. Никого из убитых он лично не знал, и их смерть не была для него большим потрясением. И даже если бы Максу случилось обнаружить убитыми не двоих полицейских и неизвестного, по всей видимости, убийцу, а все отделение корпоративной полиции в полном составе и десяток наемников в придачу, это вряд ли изменило бы его планы на вечер.
К концу дня они с Риной договорились о времени и месте встречи и расстались на долгие два часа. Девушка жила в Полисе и она отправилась домой, чтобы переодеться, а Максу предстояло посетить ателье, где его уже ждал заказанный им днем через Сеть костюм.
Макс несколько задержался у себя в кабинете и когда он вышел к лифтам, оказалось, что основной поток работников уже схлынул. Макс не стал пользоваться кабиной «для избранных», а по старой привычке вошел в общий лифт, большой и вместительный, в котором не было комфортабельных кресел, а были лишь откидные сиденья, которыми обычно не пользовались.
На полпути в кабину лифта вошел Дан и принялся поздравлять Макса с повышением, жать руку и хлопать по плечу. Здоровяк, казалось, был искренне рад за него. Макс ощутил тогда холодный укол стыда за то, что это он, а не Дан, слывший трудолюбивым малым, был повышен в должности и уровне.
Поблагодарив за поздравления и теплые слова, Макс обменялся с Даном общими фразами и, попрощавшись, вышел из лифта этажом раньше, где на паркинге для руководства его уже ждала машина.
***
Когда автомобиль остановился у мощеного булыжником тротуара, неподалеку от пересечения двух широких улиц, на город уже начинали наползать вечерние сумерки.
Выезжая из ателье, Макс удивился, присмотревшись к полученному от Рины адресу. Это был Старый Город — исторический центр Полиса — район самых дорогих отелей, ресторанов и магазинов. Здесь жили богатейшие из горожан — люди, занимавшие высокие посты в корпорациях, директора компаний, крупные акционеры, знаменитости. Члены МКП — Мирового Корпоративного Правительства, имели где-то здесь апартаменты — десяти и двадцатиэтажные старинные здания, часть из которых были построены еще до Большой Войны.
Посреди обеих улиц тянулись ухоженные аллеи с вековыми деревьями, а в центре перекрестка высоко бил густыми струями старинный фонтан. Вдоль тротуара, у которого припарковался автомобиль Макса, тянулась широкая, не меньше двадцати метров в ширину, полоса зеленого газона, за которым вырастало отделанное гранитом жилое здание с балконами эпохи раннего Возрождения (Макс насчитал в здании 24 этажа). Здание было вторым после углового.
Макс вышел из машины. Осмотрелся по сторонам. Мимо по проезжей части мчались дорогие автомобили, да и тротуар был заполнен явно не бедными людьми. Некоторые из прохожих (преимущественно женщины) обращали внимание на стоявшего возле лимузина четвертого класса рослого, широкоплечего, смуглого молодого мужчину с немного грубоватым лицом и коротким ежиком рыжих волос на массивной голове. Его взгляд скользил по лицам прохожих женщин, не задерживаясь, даже когда те ему улыбались, он не искал знакомства с ними. Дверь в салон автомобиля, похожего на большую, приплюснутую сверху серебристую каплю, была открыта (что ясно говорило о том, что рядом стоит не случайный прохожий, а сам пассажир лимузина). На Максе был новый, с иголочки, костюм из дорогой ткани темно-синего цвета и высокие, выше середины голени, серые сапоги.
«И это здесь она живет?» — сказал себе Макс. «Но как такое возможно? Это район второго, третьего… ну, четвертого класса…»— он смутился от последней мысли.
Макс никак не мог привыкнуть к тому, что и сам он теперь принадлежал к классу этих респектабельных господ. Но Рина… Максу было известно, что ее принадлежность к пятому уровню была не от рождения. Следовательно, она была из шестого, или, может быть, даже из седьмого (Макс никогда не интересовался у нее, так как это считалось неприличным).
Рина, одетая в ярко-желтое короткой платье и такие же желтые короткие сапожки, выпорхнула из подъезда дома с балконами. Макс смотрел вдоль тротуара, ища Рину среди прохожих, когда ярко-желтое пятно мелькнуло слева на периферии его зрения.
— Рина! ты… — сконфужено пробормотал Макс, когда девушка возникла прямо перед ним, — ты здесь живешь?..
— Да, Макс, конечно же, я здесь живу! — весело ответила Рина, уставившись на Макса своими большими зелеными глазами. — Ты опять за свое?
— Чего? — не понял Макс.
— Опять у тебя слова путаются? — улыбнулась девушка.
Макс пожал плечами, еще больше смутившись.
— Ну же! Не волнуйся ты так, Макс! Я ведь не кусаюсь, — хохотнула она.
— Извини, Рин, я и сам не знаю… что это со мной… — смущенно улыбнулся Макс. — Вернее, знаю…
— И что же с тобой такое? — спросила девушка.
— Я в тебя влюблен, Рина, — ответил Макс, глядя ей прямо в глаза.
Он мог бы не говорить тех слов, это и без слов было понятно Рине, но Макс сказал. Только так ему удалось окончательно победить свою проклятую застенчивость.
На мгновение лицо девушки отразило присущее до того одному только Максу смущение: замерев Рина смотрела на него своими большими зелеными глазами, каких не было больше ни у одной женщины во всем мире.
Ростом около ста семидесяти, тонкая как тростинка, с изящными, безупречно стройными ногами с острыми как у девочки-подростка коленками и совсем недетскими, налитыми грудями, не нуждавшимися во вспомогательных приспособлениях вроде лифчика; темнокожая настолько, что сыскать девушку с более темной, чем у нее кожей было бы задачей не из легких, и притом обладавшая утонченными, не свойственными чернокожим людям чертами лица, двадцатидевятилетняя Рина была великолепна.
С минуту они стояли посреди тротуара, не замечая обходивших их прохожих, и смотрели друг на друга: смуглый рыжеволосый здоровяк в темно-синем костюме и хрупкая чернокожая девушка в коротком ярко-желтом платье, изящная, точеная, как безупречная эбеновая статуэтка. А потом Рина молча протянула свою узкую хрупкую ладонь с длинными тонкими пальцами к его широкой лапе, и лапа бережно сжала ее ладонь. Потом они рассмеялись и беззаботно пошли по тротуару, не разнимая рук. Дверь лимузина закрылась, и автомобиль медленно пополз следом за ними вдоль бордюра как гигантская ручная черепаха.
Большую часть вечера они бродили по старому городу, по его аллеям и скверам, блуждая по тихим улочкам и широким проспектам, прокатились на древнем метро — одной из достопримечательностей Старого Полиса, прошлись через похожий на настоящий лес старинный парк. Несколько раз они забирались в машину чтобы немного отдохнуть и переезжали из одного интересного места в другое и вновь окунались в атмосферу большого музея, каковым, по сути, и был Старый Полис.
До того вечера Макс нечасто бывал в Старом Полисе, всего несколько раз. Рина же, как местная жительница, с детства знала там все, и, как показалось Максу, помнила наизусть названия едва ли не всех улиц. Она рассказывала ему о местах, через которые они проходили, и Макс удивлялся эрудированности девушки. В свою очередь, и сам он старался быть интересным и дополнял некоторые ее рассказы краткими описаниями основных веяний тех времен, с которыми те места были связаны. В юности Макс основательно увлекался историей древнего мира и теперь со знанием дела мог говорить об эпохе Нового Возрождения, Большой Войне и временах более ранних. Впрочем, Большой Войны Макс не касался, так как они с Риной хорошо проводили время вместе, и омрачать эти замечательные часы и минуты рассказами о ядерной зиме и ужасах послевоенного времени ему совсем не хотелось.
Макс наслаждался обществом Рины, изо всех сил стараясь, чтобы ей было с ним легко и комфортно.
Большая часть зданий Старого Полиса были невысоки и имели не более 20-25-ти этажей. Самым высоким оставался тридцатиэтажный дом-музей Правительства республики, известный также как «Дом Иеремии» — резиденция второго и последнего царя Полиса и первого президента республики Полис, построенный за двадцать лет до Большой Войны. Возраст здания к тому времени уже превышал 1700 лет. На площади перед Домом Иеремии стоял один из древнейших памятников Новой Эры — гранитный монумент, увековечивший Президента Иеремию и его друга и соратника генерала Харриса, а также следующих четырех правителей республики.
Улицы старого города были по большей части бульварами с широкими пешеходными зонами, а некоторые и вовсе давно превращены в пешеходные аллеи. Обилие парков, скверов и площадей, среди которых вырастали невысокие здания из стекла, пластика, гранита и железобетона, было отличительной чертой Старого Полиса. Со всех сторон старый город окружали районы немногим менее древние, выросшие вокруг него в первые столетия Нового Времени. Если в старом городе лишь несколько зданий возвышались на сто и более метров, не лишая при этом зеленые насаждения улиц и парков солнечного света, а прохожих удовольствия по ним ходить, то в новых районах все было уже несколько иначе. Новые дома с каждым столетием вырастали все выше и выше. Сначала на сотни (200, 300, 500, 800) метров, а после уже и на целые километры вверх, заслоняя небо и погружая улицы у своих оснований в царство теней. Освещение на таких улицах работало круглосуточно. Большинство таких улиц имели по два-три и более уровней, куда никогда не заглядывало солнце.
Через пятьсот лет, после образования республики, и начавшегося затем индустриального и экономического роста, Старый Полис напоминал окруженную железными скалами зеленую долину. Теперь же, когда минуло уже шестнадцати столетий, его можно было сравнить, разве что, с небольшой поляной в исполинских джунглях, где вместо деревьев в небо устремились двух, трех и даже пятикилометровые мачты из металлопластика и сверхпрочного стекла, опутанные серпантинами дорог и оплетенные «лианами» внешних экспресс-лифтов.
Они много говорили. Возбужденно, с упоением, наслаждались обществом друг друга. От исторических экскурсов перешли к темам попроще, к работе, и к пустякам, о которых потом и не вспомнят, потому, что пустяки эти были лишь фоном для намного более важного. В тот летний вечер говорили не слова; говорили взгляды, говорили прикосновения, говорили вздохи и даже недолгие молчания, совсем не казавшиеся неловкими.
Нагуляв изрядный аппетит, они зашли поужинать в первый попавшийся ресторан, открытый, как выяснилось, еще при Иеремии. В ресторане оказалось отличное меню. Макс и Рина обильно и не без удовольствия поужинали мясом и овощами. Рина ела много и с аппетитом, нисколько не стесняясь Макса, как, впрочем, и Макс. Вряд ли сытный ужин смог бы навредить безупречной фигуре этой полной жизни и энергии молодой женщины. Съев все до последней крошки, они выпили немного вина и, сговорившись обязательно посетить это замечательное место в будущем, снова отправились в летнюю ночь.