— Вижу, у тебя есть для меня новости, Шедареган…
— Да, отец, — кивнул первосвященник. — Сегодня, я говорил с Абримелехом…
— И что же выдумал наш Абримелех на этот раз? — улыбнулся старец, закинув ногу на ногу.
На правителе и первосвященнике планеты был светский костюм: темно-синие брюки и голубая блуза с белыми манжетами. На семипалой руке драгоценными камнями поблескивали несколько колец из золота и платины. Так мог бы выглядеть какой-нибудь банкир, или иной почтенный господин. Для предшественников Патриарха такой облик был, мягко сказать, неестественен. Прежние владыки Агара традиционно облачались исключительно в первосвященнические или императорские ризы, украшали себя бармами и казулами, носили тиары и поручи и покрывались мантиями. Даже для неформальной обстановки были предусмотрены особые одежды, призванные подчеркнуть священное достоинство и величие их обладателей. В отличие от предшественников, Аиб-Ваал представал перед подданными в патриарших одеждах только на богослужениях, обращаясь по телевидению, на официальных торжествах и на заседаниях Собора Святых. В прочее время Владыка Мира выглядел светски, чем снискал искреннее почтение подданных как человек скромный и не лишенный вкуса. Эта его черта импонировала как либеральным кругам высшего общества, так и многим революционерам, находившим в ней скрытые признаки внутреннего отторжения, неприятия традиционного консерватизма и сочувствия секулярным веяниям времени. Последний Святой Владыка сильно отличался от своих предшественников; отличались его методы правления; отличалось и само время правления.
— Абримелех предложил мне вместе посетить Шагар-Кхарад, — сказал Шедареган.
— Никак красная змея надумала сама выйти на своего шпиона… — заметил старец. — Как, кстати, он там поживает… шпион этот?
— Похоже, продолжает считать, что его не раскрыли, — улыбнулся Шедареган.
— Думаешь, он что-то уже разнюхал?
— Тут я не уверен, отец. Но я решил перестраховаться и уже принял меры…
— Какие меры?
— Я распорядился его устранить, — сказал серый первосвященник. — Он будет ликвидирован до того как старый извращенец окажется в Шагар-Кхарад…
Патриарх внимательно взглянул на Шедарегана, и тот спокойно добавил:
— Сейчас мы не можем рисковать.
Патриарх медленно одобрительно кивнул.
Он хорошо знал его; знал его с тех пор, когда тот был еще мальчишкой. Шедареган, как и множество других одаренных детей, рос под пристальным руководством Аиб-Ваала — в то время еще архипатрита. Уже тогда будущий Патриарх заметил эту черту Шедарегана — спокойствие. Другие ребята, при всех их способностях и талантах, были, как и всякие нормальные дети, шумны и эмоциональны, но маленький Шедареган был не таков.
Шедареган, конечно, тоже играл в игры, смеялся, шалил, иногда дрался с другими мальчишками (причем поколачивал обычно тех, кто посильнее, кто самоутверждался за счет слабых), но мальчик вел себя всегда так, словно был лет на пять старше своих сверстников. Внимание серого архипатрита Аиб-Ваала привлекла эта серьезность и собранность Шедарегана, его способность моментально успокаиваться, когда нужно было подумать и решить поставленную учителем, или просто сложившимися обстоятельствами, задачу. В такие моменты мальчик становился похожим на взрослого. Сообразительность и жажда знаний, в сочетании с собранностью и сдержанностью, давали хорошие результаты и сказывались на отношениях Шедарегана с другими детьми. Выражалось это во всеобщем признании его авторитета сначала среди школьников, а после — среди студентов и семинаристов.
Аиб-Ваал был названным вторым отцом для Шедарегана и еще десятка таких же — в чем-то менее, а в чем-то и более одаренных — мальчишек, ставших впоследствии святыми отцами в Братствах Единой Церкви.
— Когда вы с Абримелехом собираетесь посетить космодром? — уточнил Патриарх.
— Послезавтра. Он хотел раньше, но я не уступил.
— А когда будет ликвидирован этот… какой там у него сан?..
— Священнораб, — подсказал Шедареган. — Его устранят до моего с Абримелехом визита. Я поручил это Первому.
— Хм… — усмехнулся Патриарх, — несчастный случай?
— Нет. Кое-что поинтереснее… — блеснув глазами, улыбнулся Шедареган. — Первый намерен привлечь специалиста. Того самого, кстати, которого упоминал Абримелех… Связника.
— Связник? Кто такой?
— Бывший офицер Секретной службы. Атеист. Семнадцать лет назад на его жену и дочь пал жертвенный жребий… Он отказался выбирать, и это за него сделал священник. Выбрал дочь Связника… Его жена лишилась рассудка и выбросилась из окна двадцать второго этажа… здесь, в Азргоне…
Слушая это, Патриарх сжал кулаки до хруста в костях. Все эти смерти — миллионы смертей, сотни миллионов, тысячелетия тирании — все они были на его, Аиб-Ваала, совести. На его руках кровь — реки и моря крови.
— …он убил священника, — продолжал Шедареган, — убил всех причастных к Очищению и исчез. ССКБ объявила розыск. Безрезультатно. Связник ушел от преследования… — Шедареган заметил как на выцветшей от старости и уже не такой черной, как у него самого коже на руках и шее Патриарха выступили капли пота и замолчал.
— Продолжай, Шедареган. Я тебя внимательно слушаю, — сказал старец, прикрыв глаза.
— За последние семнадцать лет в провинциях Арзебар и Имбиз, и в округе Архафор были убиты тридцать два служителя саном от священнораба до архидрака, и везде его, Связника, почерк… То есть, в ССКБ, конечно, не знают, что это и есть тот самый Связник. Они привязывают убийства к другому имени, от которого тот давно отрекся…
«Отрекся… Да, здесь тоже отрекаются от имени… — мысленно произнес Патриарх. — И здесь отрекаются. Но это поистине достойное отречение…»
— …пять лет назад мои люди вышли на Связника в Проклятых землях. И знаете, им оказался человек не лишенный внутреннего благородства. Он уже тогда имел связи с некоторыми разрозненными группами… на которые у нас и по сей день нет влияния…
«Да, это достойное отречение, Эвааль. Этот человек, чье горе — тоже твоя вина, приносит достойные жертвы… Только эти жертвы и стоят того, чтобы их приносить… И не богу, который есть выдумка — порождение трусливого ума, тупая надежда, в основании которой лежит животный страх. Это жертвы отчаявшегося человека, понимающего всю безысходность положения, безысходность уродливого миропорядка, в котором разумные существа отдают своих близких на истязания и смерть во имя… «вечной жизни»… после смерти. Это — жертвы совести во имя очищения… — старец горько усмехнулся, что Шедареган наверняка неверно истолковал. — Очищения. Да! Очищения! Очищения этого больного мира от садистов и убийц в шутовских одеждах!»
— …кстати, он уже четыре года не оставлял прежних следов. Нераскрытые убийства священников, в тех же провинциях, были, но почерк не тот. Было еще несколько подозрительных несчастных случаев… — продолжал говорить Шедареган. — Сам Связник на этот счет помалкивает. Кто с ним знаком, говорят, что он очень увлечен космосом…
— Хм… Бывший офицер ССКБ, перебивший три десятка… — старец хотел сказать «мясников», но устыдился, ведь и он тоже мясник! он тоже проводил обряд Очищения, и Шедареган, и все те, кто входили в созданную им внутри Церкви организацию; все они совершали этот бесчеловечный, преступный обряд! — …три десятка священников… Этот человек мечтает о космосе?
— Да, отец, — подтвердил Шедареган. — С тех пор, как впервые увидел пуск… Он много расспрашивал Первого о планетах и звездах, брал читать разные книги, монографии, секретные учебные пособия для. Поговаривают даже, что у него есть убежище где-то в окрестностях Шагар-Кхарад, откуда виден стартовый стол… В общем, странный он, этот Связник. Я распорядился чтобы за ним присматривали…
— Я хочу с ним встретиться.
— Встретиться?.. — Шедареган посмотрел на старца с недоумением.
— Да. Я хочу поговорить с этим человеком, — сказал Аиб-Ваал. — И, кстати, ты говорил про почерк… Что это за почерк? Он оставлял какие-то послания, когда убивал?
— Что ж… — Шедареган задумался, что-то прикидывая в уме, — думаю, что смогу устроить вам встречу, отец… — сказал он, — А почерк… гм… почерк в том, что у убитых частично, или полностью разорвана голова. Он стрелял им в лицо мелким металлическим мусором из компрессионного ружья… Такой вот почерк.
V
Работы на стартовом столе шили полным ходом. На следующий день был запланирован запуск еще одного «Архангела» и «Боли, дарующей спасение». За пуском будут наблюдать сам первоархипатрит Шедареган и с ним генерал-архипатрит Абримелех. В 33-х парасангах южнее Шагар-Кхарад, в обсерватории на Мертвой горе, шли приготовления к приему высоких гостей.
Руины мятежного города Шагар-Хаог лежали в пяти парасангах к северо-западу от космодрома. Радиационный фон здесь давно вернулся к норме; время сточило уцелевшие после ударной волны и огненного шторма огрызки стен, оставив от города лишь скопление поросших колючим кустарником холмиков с округлым озером в центре, где раньше была воронка. Четыре века Шагар-Хаог был городом-призраком.
Восточнее Шагар-Хаог начиналась гряда невысоких сопок, за которыми вдали виднелся один из отрогов могучего, уходящего на восток к океану хребта Шагаргобор. В маленькой долине между первыми двумя сопками ютился один из пригородов Шагар-Хаог — промышленный район, уцелевший при «сошествии небесного огня» — так церковники назвали ядерные удары, которые Святая Церковь нанесла по четырем непокорным городам восставшей провинции. От пригорода осталось немного: десяток полуразвалившихся некогда жилых зданий, несколько мощных стен от корпусов металлургического завода (разбомбленного уже позже, обычными авиабомбами), развалины железнодорожной станции, наполовину разрушенный самими восставшими храм и еще несколько домов различного назначения. У округлого окна на втором этаже одного из таких зданий стояли трое в одинаковых серых плащах.
Вечерело. Было ясно. Буря закончилась еще утром.
Из Харфахара они вышли затемно, и шли без малого двадцать два часа (что составляет ровно половину агарских суток), сделав по пути три коротких привала.
— Какая мощь… — тихо произнес Связник, глядя вдаль на возвышавшуюся над стартовым полем почти на целый стадий ракету.
Его новый с иголочки плащ-невидимка оказался намного теплее, чем могло показаться на первый взгляд. При сильном холоде можно было на время включить дополнительный подогрев, но Святой Отец посоветовал ему поберечь аккумуляторы, так как запасных было всего по два на брата, и зарядить их до базы отряда в Шагаргоборе было негде, а туда еще день пути.
— Триста восемьдесят тонн.
— Что? — Связник посмотрел на Святого Отца.
— Триста восемьдесят тонн, — повторил бывший священник. — Столько «Архангел-9» поднимает на орбиту. А про мощь лучше у Первого спросить, он тебе точно скажет. Но триста восемьдесят тонн, как мне кажется, хороший показатель мощи этой дуры.
— Да…
— Завтра полетит, — сказал стоявший рядом Бизон. — Ну, ты же видел уже, как эти штуки летают, а, Связник?
— Да, Бизон, конечно видел…
— Ну, значит, завтра еще раз посмотришь…
— Это пока точно неизвестно, Бизон, — сказал Святой Отец. — Все зависит от планов Первого…
— Мне вот интересно, какой он… — произнес Связник задумчиво.
Святой Отец с Бизоном переглянулись: «ну вот, опять Связник ракету увидел…», потом посмотрели на Связника.
— …ну, наш мир, — объяснил тот товарищам. — Мне интересно, как Агар выглядит оттуда… из внешнего пространства, из… космоса, — Связник произнес последнее слово с почти религиозным благоговением.
— Ну, так круглый же он… вроде… — Бизон почесал в затылке широкой семипалой ладонью.
— Да. Конечно… круглый… — согласился Связник. — Знаю… фото видел… — сказав это, он замолчал, оставшись стоять у окна. Товарищи не стали его тормошить, и отошли в сторону, к импровизированному столу из нескольких кирпичей и листа пластмассы, на котором была разложена нехитрая походная снедь: сухари и вяленое мясо.
За окном между двух холмов начиналась заснеженная степь с торчавшими изредка чахлыми оранжевыми кустами. До стартового стола отсюда было около четырех парасангов, и ракету можно было принять за торчащий посреди степи столбик с заточенным как у карандаша верхом, но Связник хорошо представлял масштабы и расстояния. Кроме того, ему уже приходилось видеть «Архангела» вблизи. Строения космодрома были немного в стороне от стартовой площадки, и большую часть их скрывал холм слева. Лишь несколько зданий, если присмотреться, выглядывали из-за края холма, да наблюдательная вышка с «тарелкой» на самом верху. Вдали за космодромом пейзаж завершала горная гряда — Волчий хребет, — над которой угрюмо нависало вечернее зимнее небо с несколькими мерцавшими точками звезд.
Вскоре снаружи послышался нарастающий знакомый шум, и спустя минуту, перед зданием поднялись знакомые пыльно-снежные вихри, характерные для садящегося флайера. Серые сугробы разметало до мерзлого грунта в трех местах там, где у летающей машины были маневровые турбины. Резко исчезающие на границе поля видимости облачка очертили знакомые контуры, когда машина опустилась на землю. Потом гул стал тише и маскировка выключилась — флайер стал видим.
Это был на вид обычный «Жнец плодов добродетели» четвертой модели, именуемый в просторечии «Жнец-4» или просто «Жнец». Более двух десятков лет такие машины использовались разными спецслужбами (от городской спецполиции до элитных боевых подразделений Церкви, именуемых «Святыми псами» и вездесущей ССКБ). Служба охраны космодрома не стала исключением.
Машина имела форму наконечника стрелы или рассеченного вдоль широкого клина, верхняя часть которого имела зеркальную поверхность, скрывавшую от солнечного света и посторонних глаз просторный шестиместный салон. В высоту, в самой высокой части «Жнец» имел около пяти с половиной арашей при ширине в девять (в хвостовой части) и длине в пятнадцать арашей. Разные модификации таких машин оборудовались как лучевым, так и кинетическим вооружением, а также средствами ментального воздействия (полицейская модификация для подавления «беспорядков и бунтов») и средствами перехвата и дешифровки (модификация для разведки ССКБ и «Святых Псов»). Увидеть «Жнеца» считалось плохим знаком и у суеверных простолюдинов деревни и городского дна, и среди благородных жителей фешенебельных районов и поместий. Проклятые презрительно именовали эти летающие машины «корытами» и, при возможности, их уничтожали.
Когда гул затих, часть зеркального верха машины приподнялась вверх, матово-черный борт сдвинулся в сторону и на расчищенную турбинами площадку перед зданием пружинисто спрыгнул человек. Был он средних лет, с белыми прямыми волосами до сухощавых плеч, в полевой форме ВСБК (Внутренней службы безопасности космодрома), со знаком отличия архипатрита на отложном вороте мышиного цвета шинели.
Начальник космодрома Шагар-Кхарад и первосвященник Серого Братства Агримабар, известный среди предводителей проклятых как «Первый», обнялся с каждым.
— Бога нет, брат! — приветствовал Первый Связника.
Слышать эти от князя Церкви всегда доставляло Связнику особое удовольствие.
— Бога нет! — ответил Связник, заключая первосвященника в объятия.
Агримабар был аристократом из древнего рода священников и воинов. Дальний предок его был военачальником в армии святого Азргона Великого. Но благородство его считалось неполным, по той причине, что Агримабар, будучи обладателем роскошных белоснежных волос (которые, как и белые глаза среди чернокожих и желтоглазых агарян встречались крайне редко и считались признаками благородства), глаза имел светло-желтые — следствие «безрассудного», выбора его прадеда. Прадед пренебрег фамильной традицией и взял в жены желтоглазую, лишив тем своих потомков ценного признака (а потомкам по женской линии подарив огненно-рыжие кудри их прабабки), о чем, как сообщала история семьи, никогда не жалел.