– Что думаешь делать с Калачом? – Лев Платонович неожиданно сменил тему.
– Я же сказал, что не прощу ему жестокости.
– Александр Петрович, ты дал повод, спровоцировал его жестокие действия. Намеревался соблазнить его законную жену, а ревность очень сильное и страшное, часто неконтролируемое разумом, чувство. Возможно, он пребывал в состоянии аффекта.
– Аффект – это внезапная, мгновенная вспышка гнева, а майор подготовился заранее, подстерег меня на трассе в роли инспектором ГАИ, проявил себя, как бандит с большой дороги.
– Если ты обратишься с заявлением в прокуратуру, то это чревато большим скандалом. Будь рядовым коммунистом, то еще, куда не шло, а то ведь партработник, боец идеологического фронта. Начнется следствие, судебный процесс и все любовные похождения вылезут наружу, станут известны общественности. Это нанесет моральный урон авторитету партии. Может тебя устраивает, чтобы все, кому не лень, полоскали грязное белье?
– Нет, конечно, нет. Злая молва страшнее пистолета.
– Рад, что ты это осознаешь. Думаю, что Виктор Сергеевич будет против того, чтобы этот инцидент получил широкий резонанс. Не дай Бог, если информации докатиться до ЦК, самого Леонида Ильича или главного идеолога Михаила Суслова. Сразу же последуют оргвыводы и полетят головы. Скандал ударит бумерангом по безупречной репутации Макарца и других ответственных товарищей обкома и райкома партии. Тебе тоже не поздоровится за аморальное поведение. Кто в перспективе захочет иметь дело с партработником, замешанным в амурных приключениях? Никто всерьез не воспримет твои утверждения о том, что женщины более похотливы, чем мужчины, что их следует удовлетворять втайне от официальных мужей-рогоносцев.
– Насчет степени похотливости, не моя версия, а выводы врачей сексологов и гинекологов. Лев Платонович, ты наверняка читал «Манифест Коммунистической партии» Маркса и Энгельса? – неожиданно спросил Слипчук.
– Конечно, читал, как же без этого? – удивился он вопросу. – Какое отношение к ситуации имеет этот фундаментальный труд?
– Прямое. В нем изложена мысль об общности жен, то есть мужчина вправе удовлетворять свои сексуальные потребности с любой женщиной, независимо от того, замужем она или нет, – пояснил Александр Петрович.
– Ты, дорогой, форсируешь события, опережаешь время. Это станет реальным при окончательной победе коммунизма, когда наступит всеобщее равенство и свобода, в том числе в любовных отношениях. Мы с тобой, пока что живем в условиях развитого социализма, поэтому будь добр, соблюдай моральный кодекс строителя коммунизма в его последней редакции. Там нет положения об общности жен и полной свободе в интимной сфере.
– Да, долго ждать придется.
– Ты, что же, не веришь в коммунизм, в светлое будущее? – насторожился Гнедой.
– Верю, конечно, верю, – вяло ответил Слипчук. – Без этой веры невозможно успешно вести пропаганду и агитацию.
– Заговорил я тебя, Александр Петрович, а ведь врач разрешила всего на пять минут, – посетовал Лев Платонович. – Ты не паникуй, бывают ситуации и хуже. Вспомни Павку Корчагина из романа «Как закалялась сталь».
– Тогда шла гражданская война, а этот бандит напал на меня в мирное время, средь бела дня. Искалечил жезлом. Это все равно, что нанести удар ножом в спину.
– Через полчаса у меня встреча с Калачом, что ему передать?
– Дай ему под зад кренделя, – со злостью произнес потерпевший. – Если бы ты, Лев Платонович слышал, какого он мнения о нашей ленинской партии. Это же диссидент, классовый враг, затесавшийся в ряды КПСС. Я не удивлюсь, если узнаю, что он тайно читает книги Александра Солженицына, Виктора Некрасова и других диссидентов, сочувствует академику Сахарову. Куда только наши доблестные чекисты, рыцари плаща и кинжала смотрят?
– Что же он такое крамольное сказал?
– После того, как он нанес удары, я пригрозил ему пленумом райкома. Калач заявил, что наложил он на пленум, плевал с высокой колокольни.
– Прямо так и сказал?
– Дословно. Гнать надо в шею из партии, которую он в грош не ставит, деяниями и клеветой подрывает ее авторитет.
– Что же ты сразу мне об этом не сказал? – упрекнул Гнедой. – Очень серьезный факт. У тебя есть неопровержимые доказательства? Кто-нибудь слышал его мерзкое высказывание?
– Возможно оба водителя. Мой, конечно, подтвердит, а вот его, вряд ли. К тому же оба они беспартийные.
– Эх, этого недостаточно, ведь ты – заинтересованное лицо и поэтому не моешь быть объективным.
– Почему? Мне не доверяешь?
– Доверяю, но тобою, как пострадавшим, движет жажда мести. Вот, если бы магнитофонная запись.
– Кто же знал, что этот разбойник выйдет на большую дорогу, – вздохнул Слипчук. – Мой водитель предлагал не останавливаться, ударить по газам, но я решил уважить начальника милиции. Доверяй после этого…
– Ладно, постараюсь разобраться в ситуации и доложить Макарцу, – обнадежил Лев Платонович. – Виктор Сергеевич решит, дать делу ход? Но в любом случае сделает Калачу серьезное внушение? В какой форме, не знаю? Моя задача, предоставить ему достоверную информацию.
– Гнать надо Калача из партии и милиции метлой, – твердо стоял на своем Слипчук.
– Не горячись, не рви сердце. Тебе нужен покой, – внушал помощник. – Воздержись от заявлений и жалоб в прокуратуру, ЦК, газеты, иначе поставишь крест на своей карьере. Партийный приказ: не выносить сор из избы! Что касается Калача, то он безнаказанным не останется. Мы его, как следует, пропесочим, чтобы впредь не распускал руки. Я передал тебе мнение Виктора Сергеевича, а он слов на ветер не бросает. Не унывай, не падай духом. Постараюсь, чтобы завтра тебя отправили в Симферополь. Посидел бы рядом, но недосуг, надо еще опросить Калача и водителей, успеть с докладом к Макарцу. Прислушайся к его мудрому совету.
– Хорошо, заявлений, жалоб пока писать не буду.
– Правильное решение. Я не сомневался в твоем благоразумии, – Гнедой пожал его вялую руку. Степенно вышел из палаты в коридор к входной двери. У подъезда больницы его поджидала черного цвета «Волга».
6. Холодный прием
В приемной начальника РОВД путь в кабинет Калача преградила хрупкая секретарь-машинистка Анжела:
– Гражданин, туда нельзя!
Обескураженный чиновник, привыкший свободно входить в любые кабинеты, остановился и сообщил:
– Я – помощник первого секретаря обкома партии.
– Мг, помощник – не министр. У нашего районного прокурора и старший, и младший, и просто помощник есть. Одним словом, обслуга.
– Я – не обслуга, а правая рука Макарца. Вам эта фамилия о чем-то говорит?
– Хоть правая нога. Мы не делаем различия между посетителями, для всех порядок один.
– Не язвите, у меня к Калачу срочное дело.
– К майору все приходят со срочными, неотложными делами, – упорствовала секретарь-машинистка. У нас не проходной двор, а солидное учреждение. Товарищ майор сегодня не принимает, у него совещание с офицерами.
– Как это не принимает?
– Вам следовало заранее записаться на прием.
– Сообщите ему о моем прибытии.
– Он приказал не беспокоить.
– Как вас зовут?
– Анжела.
– Член КПСС?
– Нет, комсомолка.
– Жаль, я бы с вами по-другому поговорил, – огорчился Гнедой.
– Что вы голову морочите, предъявите удостоверение!
Лишь после того, как посетитель показал краснокожую книжицу, она прочитала и искренне рассмеялась:
– Ну, и фамилия у вас, жеребячья, Эх, гнедые, вороные в яблоках, залетные…
– Не ерничай, – одернул посетитель. Она сняла телефонную трубку с рычага аппарата:
– Товарищ майор, на прием просится гражданин Гнедой Лев Платонович, помощник из обкома партии. Клянется, что по срочному делу. Что прикажите, с ним делать?
Из публикаций в прессе, информации по ТВ и радио Калач знал о существовании помощника первого секретаря обкома по фамилии Гнедой. Считая свиту советников, помощников, инструкторов, лекторов мелкими клерками на побегушках, он не испытывал к ним пиетета. «Чиновник, не генерал, невелика шишка, подождет», – решил майор. Анжела, выслушав наставление, сухо сообщила:
– Начальник велел подождать до окончания совещания минут десять-пятнадцать.
– Да, развели бюрократизм, – проворчал Лев Платонович, привыкший к тому, что при упоминании о должности перед ним, раскрывались любые двери. Он нервно прошел по приемной и присел на стул.
«Калач специально мурыжит, чтобы показать, какой он острый перец, хочет вывести из равновесия», – подумал Гнедой. Совещание завершилось через семнадцать минут. Из кабинета вышли несколько офицеров – начальников отделений. На тумбочке прозвучал зуммер телефона прямой связи. Анжела подняла трубку и, взглянув на посетителя, разрешила:
– Проходите, пожалуйста, товарищ майор ждет.
– Это я его ждал, – сухо отозвался партработник и порывисто прошел в кабинет.
– Вячеслав Георгиевич, вам, что партия, обком уже не указ? Словно рядового посетителя мурыжите в приемной,– вместо приветствия, строго потребовал партийный аппаратчик.
– Не шумите, не шумите, пощадите мои и свои барабанные перепонки, – жестом руки остановил начальник РОВД и перешел в атаку. – Уважаемый товарищ Гнедой, лучше скажите, какое у вас звание?
– Звание? – опешил Лев Платонович и, после паузы с гордостью сообщил. – Заслуженный работник народного просвещения. До назначения на должность помощника первого секретаря обкома работал заведующим городским отделом образования.
– Поздравляю! Я спрашиваю о воинском звании?
– Старший лейтенант. После переподготовки военком обещает присвоить звание полковник.
– Когда станете полковником, тогда и будете командовать парадом, а пока, будьте добры соблюдайте субординацию.
– Кроме субординации действует Устав КПСС, нормы партийной этики. Как коммунист, вы обязаны их соблюдать.
На эти доводы у Калача не нашлось убедительного контраргумента и поэтому, решив не обострять отношения, он смягчил тон:
– Извините, Лев Платонович, важное совещание, не имел права прервать. В раскрытии преступления оперативность действий имеют решающее значение, каждая минута на вес золота. Если не задержим преступника по «горячим следам», то шансы на успех будут минимальны. Вы же потом за низкие показатели снимите стружку.
– За позитивные результаты не снимем, – нравоучительно заметил Гнедой. – Надеюсь, догадались о причине моего визита?
– Я – не экстрасенс, не гадалка, сообщите, пожалуйста, – слукавил майор.
– Нетрудно сообразить. По поводу инцидента со Слипчуком.
– А-а, мелкая ссора, не стоящая выеденного яйца. Глубоко сожалению, что вам приходится на это тратить свое драгоценное время.
– Мелкая? Как бы не так. Почему после этой «мелкой ссоры» Александр Петрович с тяжелыми увечьями оказался на больничной койке с перспективой остаться инвалидом?
– Не знаю, где и когда он умудрился покалечиться? Работа у него вроде бы не связана с производством, станками, тракторами, машинами… Короче, непыльная, кабинетная с докладами, протоколами и прочими бумагами.
– Давайте, без иронии и юмора. Человек пребывает в тяжелом состоянии, а вы, как красная девица, ломаете комедию, – строго потребовал Гнедой.
– Что же, отвечу прямо в лоб. Имея юридическое образование, четко зная свои права, я действовал в рамках закона, в целях самообороны.
– Неадекватно реальной угрозе жизни, с превышением средств обороны, – заметил Гнедой. – Почему вы с жезлом напали на Александра Петровича?
– Какие могут быть претензии? Желз – не бейсбольная бита, не кувалда или дубинка, а рабочий инструмент инспектора ГАИ.
– Но вы не инспектор ГАИ?
– Начальник милиции обязан быть универсалом, чтобы в любой момент мог подменить не только инспектора ГАИ, но и следователя, участкового, сотрудника ППС, ДПС, медвытрезвителя или вневедомственной охраны. Лишь тогда, овладев многими функциями, вправе потребовать от подчиненных: делай, как я.
– Это пафос, громкие слова.
– Нет, реальная жизнь, – возразил майор и неожиданно озадачил вопросом. – Лев Платонович, кто вы по образованию?
– Историк.
– Вот и занимайтесь историей, а юриспруденцию оставьте специалистам, профессионалам. Они разберутся, превысил я меры самообороны или, наоборот, обезопасил себя от реальной угрозы жизни и здоровью. Этот, невыработанный в карьерах, бабник был в стельку пьян, не отдавал отчет своим действиям. Зять Леонида Ильича, первый замминистра МВД Щелокова генерал-лейтенант Чурбанов точно подметил, что человек, пребывающий в пьяном или наркотическом состоянии, является потенциальным преступником.
– Общеизвестная, прописная истина, – произнес Гнедой.
– Не отрицаю, но факты – упрямая вещь. Лучше разберитесь, почему партработники после совещаний лыка не вяжут, распускают руки. Кто им наливает горячительные напитки для подрыва авторитета партии? Куда смотрят наши чекисты?
– Мы дадим политическую, партийную оценку его и вашим действиям, – сурово пообещал помощник. – Сейчас речь о вас. На какой пленум райкома партии вы собирались наложить кучу фекалий и наплевать с высокой колокольни?
– Что вы, Лев Платонович, это бред сивой кобылы?! – возмутился Калач. – Вас дезинформировали для того, чтобы меня – борца с преступниками, расхитителями социалистической собственности – опорочить, оклеветать и скомпрометировать. У меня даже в мыслях такого не было. Партийный билет считаю выше любой должности и звания.
– Кто бы сомневался. Конечно, выше, ведь, если отберут партбилет, то лишитесь должности, звания, персонального авто и прочих благ.
– Разве это возможно? – насторожился начальник милиции.
– Вполне.
– Лев Платонович, посудите трезво. Слипчук после того, как получил по заслугам, находится в крайне возбужденном психическом состоянии. Лежит в палате, целый день таращит глаза в потолок. От тоски волком завоешь. Вот он из мести ко мне и сочиняет всякие небылицы, что в голову взбредет. Может, моча в голову бьет и сперма на череп давит? Пусть им займутся психиатр и сексопатолог. У него по этой части явные маниакальные отклонения от нормы. Ни одну юбку не пропустит мимо.
– Он заявил, что пальцем не прикоснулся к вашей жене.
– Значит, сожалеет, что не успел мне наставить рога, – усмехнулся Калач. – Даже, если он с Ларисой не переспал, то других женщин подмял под себя. Поэтому в качестве предупреждения, профилактики получил за порочную страсть, за чужих жен и дочерей, пострадавших от его сексуальных домогательств.
– Кто вам сказал, что они считают себя пострадавшими, может наоборот, счастливыми? Вы не осознали всей тяжести совершенного деяния, – сделал вывод Гнедой. – Готовьтесь к серьезному разговору в обкоме партии.
– К вашим услугам, – холодно отозвался майор.
– Кстати, в каком состоянии вы находились во время инцидента?
– В нормальном, трезвом. У меня на алкоголь аллергия.
– Все равно потребуется справка о медицинском освидетельствовании.
– Без проблем, – ответил Калач.
– За фекалии, плевок с колокольни, клевету на партию, придется ответить по всей строгости Устава КПСС, – напомнил Гнедой.
– С какой еще колокольни? – удивился майор.
– С высокой.
– Слово к делу не пришьешь. У Слипчука нет ни свидетелей, ни магнитофонной записи, а значит, веских доказательств, – заявил начальник РОВД. – Лев Платонович, поверьте мне, как юристу и опытному оперативнику, картина события банальна.
Слипчук – патологический бабник, пользуясь своим высоким партийным положением, возомнил, что ему все дозволено. Когда я его по-товарищески попросил оставить жену Ларису в покое, не домогаться близости с ней, он полез в драку. Я вынужден был в качестве самообороны оказать сопротивление в соответствии с нормами Уголовного кодекса и положения о милиции. Вправе был применить табельное оружие, сделать предупредительный выстрел, а второй – на поражение.
– Даже так?! – удивился Гнедой. – Не слишком ли круто?
– Не слишком. На Западе полисмены, копы при угрозе своему здоровью и жизни, стреляют без предупреждения, – сообщил майор.
– На буржуев, наших классовых врагов, эксплуататоров трудового народа, не следует равняться, – возразил помощник.