***
Размах предстоящего торжества впечатлял. Наполированный до блеска паркет отражал свет множества магических светильников, заставляя щуриться, убранство огромного зала поражало изысканностью и богатством. Пока здесь было тихо, но Гермиона знала: через полчаса начнут прибывать гости и пространство вокруг наполнится музыкой, разговорами, воспоминаниями, смехом и слезами, торжественными речами и пафосными воззваниями к собравшимся о необходимости сохранения мира…
Большой бал в Министерстве Магии за прошедшие с момента окончательной победы над Лордом Волдемортом стал доброй традицией: после утренней церемонии памяти у Хогвартса вечером все собирались здесь, чтобы праздновать, прославляя героев минувших сражений.
Соответственно, присутствие последних считалось обязательным, хотя попытки сбежать то и дело предпринимались, и порой — вполне успешно. В прошлом году, уехав в экспедицию в Северные Анды, Гарри категорически отказался возвращаться ради празднования. Два года назад годовщина совпала с чемпионатом мира по квиддичу, который проходил в Китае, и Рон, уже давно будучи вратарём сборной, в этот день летал на метле, а не подметал краями парадной мантии полы Министерства Магии. Да и в этом году он находился в Австралии с командой и не планировал присутствовать.
Только Гермионе никогда не удавалось сбежать: работая в Министерстве, сложно найти весомую причину для отсутствия, хотя она лучше провела бы время за любимой работой в недрах отдела тайн, нежели среди наряженной толпы. Тем более, странный артефакт, нынешний объект её исследований, упорно не желал выдавать свои тайны. Идеальной формы стеклянный шар, словно наполненный негасимым огнём, не был простой игрушкой, однако никакие диагностические заклинания не позволяли понять принцип его действия. Сразу после обнаружения и перемещёния в недра Министерства артефакт был окутан плотной защитой, специально созданной для подобных случаев в Отделе. Она позволяла исследовать со стороны, но не давала магии таинственного предмета вырваться наружу. К коллегам Гермионы нередко попадали вещи с наложенными на них проклятиями, нередко смертельными, и такой шаг являлся жизненной необходимостью.
Загадочный предмет оказался в заброшенном доме в Годриковой Впадине, с которого внезапно несколько недель назад спало заклинание фиделиус. Жившие по соседству волшебники, внезапно узрев рядом незнакомое строение, решили не рисковать и позвали авроров, а те, обнаружив явно магический предмет, призвали специалиста из отдела тайн.
Гермиона за последние дни успела перебрать огромное количество книг, и лишь поздно вечером, накануне приёма в Министерстве, в одном из старинных манускриптов наконец-то отыскала запись о неких сферах разума, скорее похожую на легенду, чем на серьезное исследование. По слухам, создал их Салазар Слизерин, и изначально сфер было четыре. Каждая обладала особенной силой: одна дарила носителю возможность навевать на живых существ сон, наполняя его по собственному желанию; вторая — позволяла ощущать эмоции окружающих; третья давала способности к телепатии; четвертая, самая могущественная, — наделяла даром убеждения. Было сказано, что уходя из школы, Слизерин забрал сферы с собой, и с тех пор их никто не видел, они числились среди навсегда утраченных магических предметов.
Девушка обрадованно выбежала из кабинета, вот только поделиться открытием оказалось не с кем: все коллеги давным-давно ушли домой. Нетерпение съедало, к тому же, судя по старинным записям, эффекты от Сфер Слизерина были достаточно кратковременны, да и жуткого в них ничего не было. Гермиона, зная, что не сможет спокойно отправиться домой, оказавшись на пороге раскрытия уже несколько недель мучавшей её тайны, решилась снять купол защиты и коснуться таинственного шара.
Излишняя осторожность, свойственная начальнику отдела, пожилому магу и ровеснику Дамблдора, за годы совместной работы постепенно пробудила в молодой волшебнице дух противоречия, заставляя временами решаться на поступки, ранее ей не свойственные. Ведь только теперь, когда спящая в ней в школьные годы искорка авантюризма наконец-то вырвалась на свободу, мисс Грейнджер смогла до конца понять склонность Гарри и Рона к казавшемуся неоправданным риску.
Пальцы слегка подрагивали, когда Гермиона провела палочкой над столом, снимая защиту. С лёгким шипением радужная полусфера, на вид хрупкая, но на деле почти несокрушимая, растаяла, открывая доступ к заветному объекту исследований.
Шар тускло мерцал, внутри него неспешно переливались всполохи огня, выплетая замысловатые узоры. Девушка протянула руку и коснулась поверхности. Казавшееся со стороны абсолютно гладким стекло под пальцами ощущалось подобно бархату. И по-прежнему ничем не желало себя выдавать.
Несколько наложенных заклинаний позволили убедиться, что шар действительно одна из Сфер Слизерина, артефакт, влияющий на разум человека. Однако какой из? Проверить было не на ком. Со вздохом Гермиона отняла руку и вернула защиту: она всё-таки оставалась мисс Грейнджер, и была слишком здравомыслящей, чтобы уносить артефакт из Министерства.
На следующий день её неудержимо тянуло к таинственной сфере, но девушка заставила себя посвятить время сначала краткому традиционному визиту в Хогвартс, а затем — сборам на бал. И теперь она шла через ещё пустой зал, но мыслями оставалась там, несколькими уровнями ниже, в небольшой комнате под сводчатым потолком…
— Гермиона, — раздался мягкий низкий голос Кингсли Бруствера, Министра Магии. — Ты традиционно приходишь рано!
— Я не настолько люблю всеобщее внимание, чтобы заявляться, когда вся толпа в сборе, — усмехнулась девушка. Протягивая руку, она вдруг ощутила глухое раздражение, но не своё: похоже, Кингсли мучили какие-то проблемы. — Что случилось?
Мужчина дёрнул головой, потом отвёл глаза.
— Не хотел говорить до праздника… — сморщился он. — Не люблю портить настроение хорошим людям.
— Что случилось? — повторила Гермиона.
— По программе взаимного сотрудничества с отделом тайн Министерства Магии Франции к нам пребывает гость, — сдался министр. — Твоё руководство в курсе.
— Да, мистер Илстоун мельком упоминал об этом. — Кивнула волшебница, недоумевая, какие тут могут возникнуть сложности. — Такие программы — традиция, я сама провела в Италии почти год.
— Вот только боюсь, имя сотрудника тебя не обрадует, — вздохнул Кингсли. — Я пытался протестовать, но ничего не вышло — формально он оправдан и никаких претензий мы предъявить не можем.
В обычно уверенном голосе министра звучали нотки тревоги, а лицо то и дело перекашивала гримаса.
— Кто? — нахмурилась Гермиона.
— Малфой, — выдохнул Кингсли, — Драко Малфой.
Гермиона заставила себя глубоко вздохнуть: бывшего школьного врага она не видела уже лет семь, с тех пор как он, окончив школу, покинул остров. Гарри как-то бросил мимоходом, что слизеринец осел во Франции и не собирается возвращаться. Похоже, сведения устарели…
Думала ли она о нём эти годы? Нет. Слишком многое изменилось, слишком больны были потери, чтобы до сих пор хранить былые обиды. Малфой причинил немало боли ей, Гарри и Рону, но потом его мать спасла Гарри, и Поттер выступил в защиту Малфоев. Гермиона заставила себя забыть, пусть и не всегда получалось. Лишь иногда, осенью, в особенно длинные одинокие ночи, она просыпалась от кошмаров, в которых снова лежала на холодном полу одного из залов Малфой-мэнора, а над ней стояла Беллатриса. Отголоски застарелой боли опять скручивали в спирали тело, выворачивая сознание наизнанку, заставляя желать лишь смерти. И сквозь пелену беспамятства на неё снова и снова с презрением смотрели серые льдистые глаза слизеринца.
Девушка вздёрнула подбородок, беря себя в руки, усилием воли отгоняя давние воспоминания.
— Я не задействована в программе обмена, у меня своя работа, — безразлично произнесла она. — Так что присутствие мистера Малфоя вряд ли близко коснётся меня. Вот только терпеть оскорбления я не собираюсь.
— Я разговаривал с ним, — глухо ответил Кингсли. — Знаешь, с трудом узнал даже. Если изменились все мы, он изменился тоже. Может, всё будет не так плохо?
— Посмотрим, — с деланным равнодушием пожала плечами волшебница. — Спасибо, что всё-таки предупредил. Лучше так, чем ненароком столкнуться с Малфоем у собственного кабинета.
Раздавшийся бой часов не дал министру ответить. До беседующих волшебников донесся шум из атриума: начинали пребывать гости. С излишней поспешностью Гермиона скользнула в одну из боковых дверей, оставляя Кингсли одного. Следовало выждать минут двадцать, чтобы спокойно появиться среди толпы.
***
Не прошло и получаса, а зал наполнился нарядно одетыми людьми. Слившись с гостями, Гермиона отвечала на приветствия, беседовала с коллегами, бывшими сокурсниками и просто знакомыми — обычное времяпрепровождение для такого вечера. Вот только чем дальше, тем необычнее становились ощущения. Внезапно под милой улыбкой Лаванды Браун ей привиделся злобный оскал, а под равнодушным лицом знакомого аврора скользнуло пренебрежение к маглорождённым. В напыщенных словах речи заместителя министра о великой победе мелькнуло сожаление о минувшем, и некстати всплыло воспоминание о том, что его дядя состоял в рядах пожирателей, и война лишила его существенного наследства, которое было изъято в пользу пострадавших.
Мельком она видела и Малфоя, но из чувства самосохранения старалась держаться подальше, ведь предсказать то, что увидит под его маской, Гермиона могла с известной долей уверенности. В упомянутые Кингсли перемены она верила с превеликим трудом.
Переносить происходящее становилось всё сложнее. Минуты тянулись медленно, словно вода в огромной клепсидре, и каждая капля падала тяжёлым камнем на плечи. Девушка получила возможность сполна увидеть степень царящего вокруг лицемерия, и лишь небольшая толика знакомых осталась прежней по отношению к ней. Кто-то сорвал маски с цвета магического общества, позволяя Гермионе — и, похоже, только ей! — видеть сквозь личины истинную суть и настоящие эмоции людей.
Абстрагироваться от новых ощущений оказалось очень непросто, поэтому далеко не сразу Гермиону осенила догадка о причине происходящего. Похоже, действие сферы не было мгновенным, эффект от прикосновения сказался только теперь, спустя почти сутки, а может, столпотворение вокруг усилило его действие. Это объясняло, почему иначе окружающих видит только она: коллеги её таинственного шара не касались!
Осознавая, сколь тонка грань, отделяющая её от нервного срыва, Гермиона вышла на балкон, к счастью, пустовавший. Магия пространства всегда восхищала волшебницу, и она любила это место: просторная терраса, казалось, находится на высоте нескольких этажей, хотя путь из Атриума в зал не требовал подъема по ступенькам. Тревожно оглянувшись, девушка убедилась, что рядом никого нет, и облегченно выдохнула; нервы казались натянутыми до предела струнами. Оставалось потерпеть не более получаса, и можно будет незаметно сбежать. В данный момент она скорее готова была пережить заново все странствия по лесу на седьмом курсе, если ей разрешат исчезнуть прямо сейчас.
— Тяжело видеть мир без шор, да, мисс Грейнджер?
Из темноты раздался мягкий мужской голос, заставив девушку вздрогнуть всем телом и обернуться. Однако увидеть никого не удалось: тени надёжно скрывали собеседника, а может, и не только они.
— Не бойтесь, я не причиню вреда. — Баритон зазвучал улыбкой, и Гермиону накрыло мягким, уютным теплом. — Сейчас солгать вам невозможно…
— Зачем я вам? — с трудом произнесла Гермиона. — Откуда вы знаете?..
— О Сфере Эмоций Слизерина? — продолжил незнакомец с явственной усмешкой. — Я увидел по вам, что ваши нежные пальчики касались её поверхности. Поверьте, теперь вы некоторое время тоже будете ощущать тех, кто с ней знаком. Не бойтесь, эффект временный, но понимание останется, если научиться им правильно пользоваться…
Голос успокаивал, гася костёр паники. Посыпал пеплом спокойствия яркие угли разочарования в окружающих. Хотелось слушать и слушать, оставшись на открытом прохладному ветру балконе навсегда, и не возвращаться обратно во враждебный мир.
— Вы же умная ведьма, не зря работаете в отделе тайн, — продолжил тем временем мужчина. — И если подумаете, поймёте, что никаких сюрпризов не последовало сегодня. Разве вы увидели что-то неожиданное от самых близких? Не верю. А зачем думать об остальных? Они того не стоят, право.
— Они же общаются со мной на работе, при случайных встречах — улыбаются… — беспомощно начала возражать она.
— Конечно, сложно быть героиней войны, — баритон зазвенел иронией с оттенком полыни. — Все успешные люди умели приспосабливаться. Сейчас вы — сила. Ваши друзья — на коне. На остальных стоит махнуть рукой. Какое вам до них дело? Человек одинок по своей природе. И счастье, когда есть близкие, а они у вас есть. Настоящие. Которые всегда рядом.
— Зачем вы говорите мне это? — встрепенулась Гермиона, стараясь стряхнуть с себя действие удивительного голоса. Казалось, она поддавалась некой магии, обволакивающей, убеждающей в правоте собеседника.
— Я излагаю вам прописные истины, мисс Грейнджер, — усмехнулся собеседник. — Любая эмоция людей — это ответ. Только вы не отдаете себе в этом отчёт. Разве вы испытывали к той же мисс Браун иные чувства, кроме равнодушия, лёгкого презрения и жалости?
Девушка молчала: возразить было нечего. Незнакомец был, несомненно, прав, однако никогда она не решалась признать это столь прямо. Приличия, воспитание — всё это создавало маски, нередко абсолютно далекие от истинных эмоций человека. И не ей было кидать камни — она эти маски тоже носила очень давно, в совершенстве освоив эту науку, растеряв излишнюю наивность и научившись закрывать свой внутренний мир в плотный кокон, куда доступ имели лишь самые близкие, и то не всегда.
— Нет, я в этом уверен, — мягко продолжил тем временем невидимый собеседник, так и не дождавшись ответа. — Так почему вы в ответ ждёте иного? И зачем вам оно? Временами случаются чудеса, искрой возгораясь даже между незнакомыми людьми, развеивая все законы… куда магии до них! Хотя они случаются так редко…
Голос становился всё более вкрадчивым, раздаваясь теперь прямо за спиной. Гермиона даже ощущала мягкое дыхание мужчины на обнаженных плечах, рождающее мурашки по всему телу.
— Чудеса? — хрипло переспросила она.
— Разве любовь не чудо? — отпарировал мужчина, нарочито удивляясь её недогадливости. — Я слышал, профессор Дамблдор считал это чувство главной магией. Оно не подчиняется законам магии и крови, оно просто возникает… Может быть ласковым и нежным, может опалять страстью. Хотя люди и эти чувства научились изображать, не так ли? Министерство всегда полнится слухами, но я не слышал, чтобы молва связывала с кем-то вас. Вам знакомо это чувство?
— Нет, — неожиданно для себя самой ответила она.
— Жаль. — Теперь уже не дыхание, а губы коснулись кожи на плече, рождая волны дрожи. — Я хотел бы пробудить его в вас. Все оттенки — и нежность, и страсть… Каждый имеет право на заветное желание, и моё вы теперь знаете…
Гермиона дёрнулась, пытаясь обернуться, но тщетно: руки в чёрных перчатках аккуратно, но твёрдо сжали её плечи. От прикосновения губ к коже кидало из жара в холод, она точно знала: таких чувств ей никогда не приходилось испытывать ни с кем. Здесь не было место сомнениям: все покровы были сорваны, эмоции обострены до предела. Самообладание держалось на тонкой нити: прежняя Гермиона потонула в потоке ощущений, отбросив панцирь здравомыслия и осторожности. И теперь яркий огонь чужих чувств, пожирал её, словно неосторожного ночного мотылька, влетевшего в костёр.
— Сегодня волшебная ночь, — прошептал голос. — Я мечтал о ней слишком давно. И не мог упустить шанс. Я ведь тоже ношу маску, обязан носить. Как и вы, правда? А сегодня они сняты…
Ответить не получилось: на лицо легла ладонь, закрывая глаза, и в следующий же момент сильные руки развернули Гермиону, а её губ коснулись чужие губы, словно отвечая на потаённое желание. Поцелуй казался безумием, окуная девушку в чистый пламень чувств.