Через несколько мгновений всё закончилось. Она была свободна, а лёгкий ветерок стал напоминанием о незнакомце, ушедшем по-английски.
Внезапно воздух показался промозглым, от недалёкой Темзы повеяло сыростью. Вернулся шум, напоминая, что Гермиона находится в центре громадного города. Исчезло волшебство. А на глазах навернулись непрошеные слёзы.
Лишь несколько минут спустя, наконец-то осознав, что провела на балконе слишком долго времени, девушка шагнула обратно в зал. И сразу поняла, что действие Сферы исчерпало себя: всё вокруг потускнело, становясь обыденным и привычным. Навалилась непереносимая усталость, ноги налились тяжестью.
— Гермиона, — раздался голос Гарри. — Что случилось? Ты весь вечер сама не своя. Неужели новость о Малфое настолько тебя выбила из колеи?
— Просто не выспалась вчера, — через силу улыбнулась волшебница. — А день выдался длинным…
— Как твоя работа? — понимающе улыбнулся друг. — Судя по всему, сидела ты в отделе до ночи? Нашла что-то?
— Да, нашла, — кивнула Гермиона, невольно улыбаясь. — Только давай не сейчас — я хочу исчезнуть. Прикроешь?
— Герою надо выйти на свет? — хмыкнул Гарри. — Ладно, убегай. Совершу ещё один подвиг. Пойду пообщаюсь с Малфоем и Кингсли. Породим новую волну сплетен.
Мягко поцеловав друга в щеку, девушка скользнула прочь, устремляясь в небольшую комнату, откуда дверь вела прямо в Атриум. В текущем состоянии она боялась аппарировать: слишком многое случилось.
Уже выходя, она заметила Малфоя и министра, к которым действительно направился Гарри. Черная мантия слизеринца была застёгнута наглухо, выражение лица — ровное и спокойное. Словно ему неведомы никакие эмоции — ни плохие, ни хорошие. Хотелось понять, что прячется именно под этой маской, но подавив любопытство в зародыше, Гермиона вышла за дверь и скрылась в зеленом пламени ближайшего камина.
***
Следующие дни выдались суетными и напряжёнными. Гермиона поведала коллегам о найденных сведениях, но так и не решилась признаться им в своём безрассудном поступке. Исследования вышли на новый виток, однако теперь мистер Илстоун внимательно приглядывал за подопечными, не позволяя им и на йоту отступать от правил техники безопасности. Волшебнице приходилось сдерживаться и следить за словами, дабы не выдать своей чрезмерной осведомлённости.
Однако гораздо сильнее, чем совесть, Гермиону терзало любопытство. Долгими вечерами она тщательно, пользуясь думосбросом, вспоминала каждую подробность разговора на том балконе. Не оставалось сомнений, что тот странный человек её неплохо знает, и отнюдь не по статьям в «Ежедневном пророке». Стоило предполагать его присутствие в ближайшем окружении. Из лёгкого цинизма, пропитывающего фразы, можно было сделать вывод, что, обретая житейскую мудрость, он прошёл через нелёгкие испытания. Уже не был мальчиком, но стал мужем. Возможно, не раз разочаровывался, и горько. И хорошо познал житейскую истину о несотворении кумира. Мелких деталей набралось немало, только складываться в опознаваемый образ они не желали: Гермиона была уверена, что такого человека среди её окружения нет. Забавно, но лучше всех получившийся собирательный образ подходил Гарри, но в том, что он и незнакомец — разные люди, она была уверена.
Последний свято хранил свою тайну: ни письма, ни записки, никакой весточки, хотя после столь многообещающего эпизода стоило их ожидать. Девушка вглядывалась в лица, вслушивалась в голоса, но ни в одном не обнаруживала знакомых нот, мягкости и льстивых интонаций, обволакивающего бархата эмоций. Проходили дни, а выбросить из головы разговор, и особенно те чувства, упорно не получалось.
Иногда приходило ощущение, близкое к отчаянию, и тогда, оставаясь по вечерам в одиночестве на работе, Гермиона ловила себя на стремлении вновь снять защиту и коснуться сферы, призвав её силу помочь в поисках неизвестного.
Пока она держалась, но терпение истончалось день за днём…
Словно мало было поводов для раздумий, для Гермионы загадкой стал ещё и гость из Франции. Малфой теперь проводил немало времени и в библиотеке отдела, и в хранилище артефактов, так что пересекаться волей-неволей приходилось, и каждая следующая встреча преподносила всё больше сюрпризов.
Первый раз они столкнулись на следующий день после бала, и Гермиона вся поджалась, ожидая колкой фразы или гадости в свой адрес, однако маг лишь кинул в её сторону пронзительный взгляд, а потом спокойно кивнул и прошёл мимо. Списав ситуацию на присутствие шефа, девушка даже не удивилась: уж в чём незнакомец был прав, так это говоря о людских талантах адаптироваться к той или иной власти. Род Малфоев долгие годы был на высоте, и они, как никто другой, обладали этим даром. Сейчас слизеринцу было невыгодно показывать что-либо, кроме сухой вежливости в сторону заместительницы начальника отдела, тем более в присутствии мистера Илстоуна, мага из древнего рода, учёного с мировым именем. Не будь тут старика, он мог бы что-нибудь выкинуть…
Вот только и в последующие встречи Драко оставался невозмутим и предельно вежлив. Постепенно Гермиона даже привыкла к его присутствию, перестала вздрагивать от знакомого голоса, беседующего с её коллегами, ожидать неприятностей и старательно избегать общих собраний, в ходе которых Малфой обращался и к ней, только в отличие от большинства коллег, называя её не по имени, а официально. И никакой памятной по Хогвартсу «грязнокровки»…
Причин для волнения не было, как и обещал Кингсли, однако внутренняя паранойя Гермионы упорно ждала подвоха и столь же упорно его не находила, поэтому просто продолжала трепать и без того натянутые нервы.
Однажды, проходя по коридору, она услышала заливистый смех девушки, лишь год назад окончившей школу и теперь стажировавшейся в отделе. Ей вторил мужской голос — Малфоя. Собеседники были явно увлечены друг другом, а разговор ушёл далеко за рамки рабочих вопросов. Гермиона замерла: она поняла, что такого искреннего смеха ни разу от слизеринца не слышала. Невольно до неё донеслись обрывки беседы, ведущейся по-французски. Драко с непередаваемой иронией рассказывал историю о своём первом визите в Турцию и о несколько щекотливой ситуации, в которую он попал, будучи незнакомым с некоторыми обычаями турецких магов: его приняли за девицу, строящую из себя мужчину, и повели себя соответственно. Двое дружно смеялись над приключениями незадачливого туриста, а потом вместе вышли из кабинета и наткнулись на Гермиону, которая всё-таки нашла в себе силы сдвинуться с места.
— Гермиона! — голос Линды звенел весельем. — Хорошо, что мы встретились, я как раз планировала тебя разыскать. Мистер Малфой был столь любезен, что пригласил меня на ужин. Я знаю, что должна была разобрать те манускрипты для тебя сегодня, но можно доделаю утром? Обещаю, к твоему приходу всё будет готово.
Выдавив из себя улыбку, Гермиона кивнула и постаралась поскорее исчезнуть, кляня себя за невольную задержку. Снова, кроме формального приветствия Драко, не проронил ни слова, но девушке упорно казалось, что он знал, сколько времени она простояла под дверью.
Вечером, наконец-то попав домой, Гермиона долго ругала себя за мнительность, вот только из головы упорно не шёл услышанный смех, мягкая улыбка на лице Малфоя, обращенном к Линде и своя реакция.
«Это Малфой! — говорила она себе. — Вспомни, сколько гадостей ты от него слышала. Думаешь, что-то изменилось? Ты теперь лучше всех знаешь, как носят маски. Его учили этому с детства. Сейчас ему выгоден мир с тобой: он гость, ему надо что-то от нашего Министерства. Или от той же Линды».
Не в силах отделаться от навязчивых размышлений, Гермиона даже заговорила о Малфое при следующей встрече с Гарри. Благо, Поттер после рождения сына осел в Лондоне, а не мотался в неведомых краях, не желая оставлять Джинни с Джеймсом одних.
Реакция друга несколько обескуражила.
— Годы всех нас изменили, — пожал плечами он. — Думаю, с Малфоем это произошло после смерти Люциуса и переезда во Францию, хотя подробностей не знаю: в голову не приходило расспрашивать, слишком уж это личное. Однако многое в нем теперь не вяжется с привычным для нас мнением о нём.
— Ты с ним общался? — подняла брови волшебница.
— Было такое, — рассмеялся Поттер, разводя руки. — Нашлись общие дела: он действительно отлично разбирается в артефакторике, вдобавок получил мастера по зельеварению, лишь на год отстав по возрасту от Снейпа, и мы как-то незаметно зарыли топор войны. Мне показалось, с ним теперь можно нормально общаться.
— С тобой всё ясно, ты — потомок старинного рода… Герой магического мира. С тобой невыгодно ссориться.
— Не думаю, что дело в этом, — прервал её Поттер. — Я же говорю: люди меняются с годами. Ты зря зацикливаешься на старых воспоминаниях, хотя причины этого понять я могу легко.
— Да причем тут я! — с досадой воскликнула Гермиона.
— Вот именно, — хмыкнул Гарри. — В общем, не стоит Малфоя опасаться и видеть в нём двойное дно.
Слова Гарри вроде и были убедительными, однако девушка продолжала настороженно поглядывать в сторону Драко. От него это, похоже, не ускользнуло, однако, вопреки ожиданиям, реакции не последовало. Чуть заметная усмешка, в которой не было и следа былой ядовитости — это всё, что Малфой себе позволил. Что породило новую волну подозрений у Гермионы.
***
Минуло две недели, наполненные работой, воспоминаниями о незнакомце и попытками разобраться в загадках поведения Малфоя, когда однажды вечером, вернувшись домой, Гермиона услышала стук в окно.
На подоконнике сидела крупная ушастая сова серо-белой раскраски с рыжими подпалинами, и вид у птицы был крайне недовольный. Похоже, она заждалась хозяйку дома.
Угостив вестницу совиными вафлями, принятыми с нарочитой неохотой, Гермиона забрала туго свёрнутое трубочкой письмо, и та с ропотливым клёкотом исчезла в стремительно темнеющем небе.
Раскатав свиток, девушка увидела несколько строк, написанных витиеватым, однако чётким и понятным почерком:
«Если тайны всё ещё привлекают, а вопросы не исчезли, надеюсь на встречу. Достаточно лишь в субботу в восемь вечера сжать изящными пальчиками этот незатейливый предмет, и она доставит в нужное место».
К свитку крепилась изящная статуэтка, с невероятной точностью изображавшая в миниатюре ту самую сову, что принесла письмо. Решив всё-таки не пренебрегать годами прививаемой шефом бдительностью, Гермиона прощупала предмет несколькими диагностическими заклинаниями, прежде чем коснуться, но он действительно оказался всего лишь неактивированным порталом, настроенным на конкретное время срабатывания. Скорее всего, незарегистрированным в Министерстве, то есть выполненном собственноручно отправителем — это всё, что пока можно было предъявить безделушке и её хозяину.
Любопытство, желание раскрыть тайну неизвестного, да и стремление снова оказаться в коконе уже однажды испытанных эмоций, пусть и не усиленных теперь действием артефакта, толкало Гермиону согласиться на встречу. Благоразумие убеждало обратное: отправляться в неизвестность лишь по одному зову того, кто не пожелал выйти из сумрака и представиться казалось чистой воды сумасшествием.
Конечно, на приёмы в Министерстве не попадают с улицы, а лишь по именным приглашениям. Вот только приглашения высылали всем мало-мальски значимым персонам в волшебном мире, и многие приходили в паре — это не было воспрещёно. Кто знает, кем был незнакомец? Откуда узнал о её жизни? Какие вынашивает планы? Ошибка может привести к непоправимым последствиям.
Два дня прошли для волшебницы в метаниях из крайности в крайность. Она даже решилась и показала статуэтку одному из коллег, но тот лишь пожал плечами и повторил то, что Гермиона уже успела сама выяснить. Выяснить куда он ведёт до активации невозможно; только по силе заложенной магии ясно, что вряд ли за пределы Англии и ещё маловероятнее, что далеко от Лондона.
В ночь на субботу к ней снова пришёл привычный кошмар: Гермиона лежала на белом мраморном полу, от стен отражался сумасшедший смех Беллатрисы… Проснулась девушка поздно, вся измученная и с твердым решением не принимать приглашение незнакомца, лишь отправив с порталом письмо с отказом.
Однако с приближением назначенного времени уверенность таяла, капля по капле утекая прочь. В итоге, когда часы пробили восемь, Гермиона, чиркнув несколько слов на клочке пергамента и оставив записку на столе, подхватила статуэтку маленькой летуньи. На лёгкое сжатие пальцев камень ответил теплом и мягким светом, в котором растворилась обстановка, скоротечно теряя привычные очертания.
***
Справившись с головокружением и открыв глаза, Гермиона обнаружила себя в незнакомом месте: на крытой террасе небольшого особняка белого камня, со всех сторон окруженного зеленью. Медленно опускались сумерки. Из окружающего густого сада мягкий тёплый ветер доносил нежные ароматы цветов, ветки деревьев, уже укрытые молодой листвой, склонялись к перилам, словно просящие ласки живые существа. Сквозь приоткрытое французское окно из дома на грани слышимости доносилась мягкая музыка, а на занавесях плясали языки огня из камина — единственного источника света.
— Я рад нашей встрече, — раздался знакомый голос. — И единственное, о чем я жалею — это о необходимости хранить своё инкогнито. Это вынужденный шаг, поверьте.
Гермиона завертела головой, но никого не увидела: маскировка незнакомца по-прежнему оставалась на высоте. То ли чары, то ли мантия-невидимка, то ли какой-то ещё артефакт надежно скрывал его. Лишь в тёмном углу ей почудилось слабое движение воздуха.
— Тогда зачем я здесь? — нахмурившись, спросила она. — Вы воспользовались моей пытливостью, суля раскрытие тайны, а теперь сообщаете мне, что ничего не скажете?
— Мне кажется, что есть тайны не менее значимые, чем моё имя. А я хотел узнать, пересилит ли любопытство ваш разум, Миона, — усмехнулся голос. — Очень давно хотел узнать. И не мог не воспользоваться ситуацией.
— Теперь вы убедились в этом.
— Да, но я надеюсь, что не только любопытство заставило вас принять приглашение, — возразил мужчина. — Всё это время я думал о нашей прошлой встрече. Может быть, не только я? Я готов на многое, чтобы доставить вам удовольствие, поверьте. Одно ваше слово!
Гермиона впервые обрадовалась темноте, чувствуя, как краска смущения заливает её лицо. Неужели её стремления настолько очевидны, а разум столь легко читаем? Или всё-таки этот человек настолько хорошо её знает?
— Почему вы выбрали именно такой вариант моего имени? — сменила она тему, стремясь избежать щекотливой ситуации, пытаясь выиграть время.
— «Гермиона» слишком тяжеловесно, — хмыкнул он. — «Мисс Грейнджер» — отдаёт излишним официозом, жёсткостью. «Герми», уж простите, и вовсе глупо звучит. А мой вариант идеально подходит, отражая вас такой, какой вижу я.
Не сдержавшись, девушка хмыкнула: характеристика имён была точна, во многом повторяя её мысли. Она тоже считала, что «Герми» звучит глупо, именно поэтому отчаянно протестовала против подобных сокращений. Вот только Мионой её до сих пор не называл никто. Этот вариант был лишён агрессии, был мягким и женственным, однако такой она позволяла себе быть исчезающе редко. О чём иногда, наедине с собой, сожалела.
— Если не раскрываете настоящего имени, то скажите хотя бы, как к вам обращаться? — поинтересовалась она. — Любопытство оказалось моей слабостью, ваш эксперимент удался, но взамен я хочу узнать про Сферы великого Салазара, о которых вы знаете больше меня.
— Ну хоть так! — расхохотался мужчина. — Впрочем, что ещё от вас, дорогая, ожидать! Однако не обещаю, что ограничусь только рассказом, если решитесь провести здесь вечер: не требуйте от мужчины слишком многого. А звать… можно звать меня Бардом. Мне нравится такой вариант, — всё ещё смеясь, сознался он. — В нём есть толика истины. И я к нему привык.
Фраза прозвучала двусмысленно, вновь заставляя зардеться щёки молодой волшебницы, но никаких ассоциаций с именем Бард у неё не возникало. Лишь смутное ощущение чего-то давным-давно знакомого, но слишком далекого от нынешней ситуации…
— Раз я решилась на такое безрассудство, как эта встреча, то глупо уходить сразу, — стараясь казаться равнодушной, пожала плечами она. — Надеюсь, аппарировать отсюда я могу?