Лишь только сыщики, Мирон и Сашенька вновь оказались во дворе, Сушик протянул неведомо как очутившийся у него в руке увесистый камень первому Броку:
– Кидайте в окошко.
– Ага, – спрятал Брок руки за спину, – хитрый какой. Я кину, а на меня орава бугаев набросится. Знаю я вас! Типичный, можно сказать, случай.
– Да никто не набросится, – раздраженно топнул придворный розыскник. – Кидайте!
Саша быстро достала из футляра фотоаппарат и навела объектив на отца, но сыщик угрюмо помотал головой и попятился.
– Давайте я брошу, – поправляя очки, шагнул вдруг вперед Мирон.
– Пожалуйста, молодой человек, – злорадно, как показалось всем, усмехнулся Сушик.
– Мирон, не смей! – взвизгнула Сашенька, не оторвав, впрочем, глаз от дисплея видоискателя, но юноша уже размахнулся и швырнул булыжник прямехонько в мозаичный витраж на втором этаже терема.
Зрители ахнули. Однако через пару мгновений им пришлось ахать вторично, и куда более громко. Камень, не долетев до цветных стекол каких-нибудь полметра, вспыхнул вдруг электросваркой и растаял в воздухе, оставив после себя лишь струйку дыма, тут же развеянную ветерком.
– Я успела, я успела! – восторженно завопила Саша, размахивая цифровиком, на дисплее которого застыли огненные брызги, бывшие некогда камнем.
– А если бы это был человек? – охрипшим голосом спросил кто-то из Броков.
– А нечего человекам по окнам лазить, – буркнул Сушик, сияющий, впрочем, от произведенного эффекта, – для этого двери есть.
– Так-так-так-тааак… – почесал затылок первый Брок. – Но какой же тогда, так сказать, смысл? Ведь нормальный человек и так в дверь пойдет. А если охраняются только окна, то… Что-то, я бы сказал, у вас не стыкуется логически.
– Все стыкуется, – подмигнул повеселевший розыскник. – Кто ж вашего нормального человека в дверь-то пропустит?
– То есть вы хотите сказать, что пропускают лишь ненормальных? – нахмурился Брок-два. – И не намекаете ли вы на то, что раз мы прошли беспрепятственно, то…
– Да ни на что я не намекаю, – осклабился Сушик. – Вы ж со мной шли. А вот попробуйте-ка сами! – подмигнул он.
– И попробуем! – выпятил грудь Брок-один, решивший искупить проявленную в случае с булыжником трусость. Он твердо зашагал к царскому крыльцу строевым шагом, насвистывая под нос удалецкий мотивчик, и в напускном бесстрашии был немного похож на бравого офицера-корниловца во время знаменитой психической атаки. Для полноты картины сыщику недоставало лишь черного кителя с черепом на рукаве и фуражки с красной тульей.
– Папа! – кинулась вслед отцу напуганная Сашенька, но не успела догнать его, как Брок неожиданно споткнулся, словно налетев на невидимую стену. Он изумленно посмотрел вперед, но увидел в трех-четырех шагах лишь ступени резного крыльца. Тогда сыщик принялся ощупывать воздух прямо перед собой и напоминал теперь мима в известной репризе.
Видя, что жизни отца ничего не угрожает, Сашенька тут же принялась фотографировать его эффектные позы.
– Так-так-так-тааак… – пропыхтел Брок. – Чуде… То есть, я хотел сказать: чу, делают же здешние ученые открытия! – И он, вытянув руки, навалился на прозрачную стену всей своей массой.
– Это не ученые, – захихикал радостный донельзя Сушик. – Это я делаю. И не открытия, а как раз наоборот закрытия. А вот теперь – открытия…
При этих словах нелепо наклонившийся градусов под сорок пять в сторону терема Брок полетел вдруг вперед, словно от хорошего пинка, и непременно врезался бы головой в ступеньки, но придворный розыскник успел взмахнуть рукой, и сыщик завис в считанных сантиметрах от выбеленных дождем и солнцем досок, а потом медленно опустился на них.
К чести Брока, он даже не вскрикнул. Впрочем, вполне возможно, что от страха ему свело голосовой аппарат. Или, может быть, просто несчастный сыщик потерял сознание. Тем более, что подбежавшая к отцу Сашенька увидела, что глаза у того закрыты.
Девушка завопила, потрясая кулачком в сторону главного розыскника:
– Ты! Злобный старикашка! Что ты сделал с папой?! Я немедленно расскажу царю, как ты издеваешься над почетными гостями!
Самодовольную ухмылку тут же смыло с лица Сушика. Он, словно мельница крыльями, завертел руками и забормотал что-то неразборчивое.
– Не надо из себя психа корчить! – воткнула в бок кулак Сашенька, наводя второй рукой камеру на придворного розыскника. – Думаешь, дурачком прикинешься – и все тебе с рук сойдет? А у меня все зафиксировано. Все-все, как было! И я все-все-все царю покажу, так и знай.
Судя по выражению лица Сушика, тот не понял, чем именно угрожает ему гостья, но на всякий случай, прекратив странные кривляния, очень вежливым тоном произнес:
– Тогда и вот это зафиксируйте тоже, пожалуйста. Я не причинил вашему батюшке ни малейшего вреда. – И главный розыскник кивнул за Сашину спину.
Девушка мгновенно развернулась на пятке и увидела сидящего на ступеньках отца. Взгляд того был задумчивым, а выражение лица хмурым.
– Это ведь не чудо? – спросил он.
– Разумеется нет, – осторожно косясь на Сашеньку, сказал придворный розыскник. – Обычное волшебство.
– А-аа!.. Ну как же, как же, – пробормотал сыщик. – Волшебство-о-о… Коне-е-ечно. Типичный, знаете ли, случай.
Главный придворный розыскник, не слушая более Брока, засеменил к ступенькам, быстро поднялся на крыльцо и вновь распахнул двери:
– Давайте, господа, давайте! Пойдемте же скорее. Умоляю вас!
Сашенька хотела переспросить насчет дам, но Сушик уже скрылся за дверью, да и сыщик номер два с Мироном потянулись к крыльцу.
Девушка подала отцу руку:
– Пойдем, папочка. И впрямь неудобно заставлять царя ждать.
– Конечно, конечно, – тяжело поднялся Брок. Его будто давило сверху невидимым грузом. Саша подумала даже, не очередные ли это происки сутулого розыскника, но все же решила, что отца гнетет тяжесть произошедшего с ним. И не столько сами события, как их логическая необъяснимость.
Сашенька хотела сказать что-то ободряющее, но нужных слов не нашлось. Впрочем, и Брок уже не выглядел таким придавленным, как вначале. Он даже нашел в себе силы поворчать на дочь:
– Ну, что ты меня тянешь как маленького? Я прекрасно умею ходить.
– Ну и ладно, – фыркнула Саша, выдернув ладонь из отцовских пальцев. Сыщик едва не упал. Но сумел все же сохранить равновесие, встрепенулся, словно мокрый пес, и зашагал к двери. Сашенька взялась за фотоаппарат, чтобы запечатлеть очередной исторический этап, но передумала, вспомнив, что уже снимала, как они заходили в эту дверь первый раз.
На сей раз шли быстро, даже очень. Правда, не все. Сушик почти бежал, постоянно оглядываясь и призывно размахивая руками. Брок-два почти не отставал от придворного розыскника. Он был непривычно хмурым и задумчивым. Видимо, случившееся с двойником и услышанное от Сушика подействовало и на него удручающе. Мирон тоже шагал довольно споро, но он часто останавливался, поджидая Сашеньку, которая, в свою очередь, не хотела оставлять отца, потерянно бредущего сзади.
Сыщик номер один шел, едва переставляя ноги, и покачивал головой в такт терзающим его мыслям. А были они, судя по невнятному бормотанию и приглушенным возгласам, невеселые. Сашенька пыталась вслушиваться, но издали было слышно плохо, а идти с отцом рядом и откровенно подслушивать ей не позволяло воспитание. Впрочем, и от того, что смогла услышать, девушка была не в восторге. Да и чему тут радоваться, когда любимый папа бормочет под нос такое: «Ага… Как же, как же!.. Он, значит, ту-дум, а тот – пшшш!.. И я – ту-ту-ту, ту-ду, а оно – у-у-ууу!.. И – э-ээ, а-аа… А оно – чпок! А я – бжжж!.. Шмяк! Бздыньк!.. А он – у-уу, бурдул-мурдул!.. Ниче-е-его-о-о!.. Чудес не бывает! Ешкин кот, бурдул-мурдул тебя через пшикалку…»
У Саши даже в носу вдруг защипало и запершило в горле. Наконец она не выдержала и громко позвала почти остановившегося Брока:
– Папа, ну ты чего? Пойдем скорей! Что ты совсем-то раскис?
– Что? – вздрогнул сыщик и обвел вокруг недоуменным взглядом, будто только проснулся. – А где этот?..
– Кто, папочка?
– Бурдул-мурдул. Ну, который «у-у-уу»!.. – зашевелил Брок поднятыми пальцами.
– Сушик, что ли? – всхлипнула девушка, которой стало очень жалко папу, а еще больше себя. Если бы не подоспевший на выручку Мирон, она бы наверняка разрыдалась.
– Ну, ты чего? – провел парень ладонью по белым Сашиным волосам. – Чего ты, моя хорошая?
– А чего он? – шмыгнула носом девушка, кивнув на отца. – Бурдул-мурдул какой-то… Ой, Мироша, этот гад его заколдовал, по-моему…
– Кто? – вскинулся вдруг Брок. – Кто кого заколдовал? Где гад? Ведите их скорее сюда!
– Кого, Олег Константинович? – ласково, словно у больного ребенка, спросил Мирон.
– Обоих, – жестом повелителя ткнул пальцем вниз сыщик. – И того, так сказать, и этого.
– Я как-то не очень… – замялся юноша, поправляя очки.
– Вот я и вижу! – погрозил ему Брок. – Не очень ты, да. А надо, чтобы очень. Потому что – вот. Видишь, как оно… Волшебство, ешкин кот! А какое может быть волшебство? Не бывает никакого волшебства, знаешь ли. И вообще чудес не бывает. Сейчас я им растолкую, так сказать. Будут, как говорится, знать, где изюм растет. И почем фунт раков зимует. Ведите их сюда!
– Уф-ф, полегчало вроде бы, – заулыбалась Сашенька. – Я уж думала папа, что у тебя крыша поехала. Нет, вроде здоров.
– А чего мне быть нездоровому? Я в полном порядке. Это они пусть боятся, волшебнички, так сказать, всякие!.. Я им устрою сейчас. Выведу на чистую воду. Ишь, народ им дурить вздумалось. Думают, на дураков напали!.. Где они? Где этот лысый мудрила?
– Папа, да он уже там, у царя давно, наверное, – мотнула головой Саша. – И дядя Олег тоже.
– У царя? – встрепенулся Брок. – А почему без меня? Ой-ей-ей, – засуетился вдруг он, – так он же и царю сейчас мозги запудрит!..
И сыщик рванул вдруг по коридору, словно спринтер на стометровке.
– Папа, погоди! – бросилась вдогонку Сашенька. – Не бойся, с ним же дядя Олег!..
– Да что ты, – отмахнулся стремительно удаляющийся Брок. – Твой дядя Олег совсем как ребенок… Такой наивный, доверчивый… Ой-ей-е-о-о-оой!..
Голос сыщика затих в глубине длинного коридора. Саша от растерянности замедлила бег. Но догнавший ее Мирон одним своим видом придал девушке сил и решимости; она же, в свою очередь, так же благотворно подействовала на парня; и молодые люди, переглянувшись, стремглав помчались по гулко отражающему дробный топот коридору.
Глава 19. Берендеев пир
Саша с Мироном добежали до огромной, настежь распахнутой двустворчатой двери и остановились. Заходить было боязно. Все-таки не кто-нибудь за той дверью сидел, а сам Царь-батюшка! Мирон вообще привык относиться к монаршей власти с трепетом и почтением, ну а Сашенька просто стеснялась. Тем более, местный правитель уже оказал ей определенное внимание, и девушка немного опасалась, не начнет ли облаченный неограниченной властью мужчина банально приставать к ней. Разумеется, защитников у нее хватало, но это беспокоило Сашеньку особо. Кто знает, каков характер у здешнего Государя? А ну, как велит посадить всех защитничков на кол, а саму ее сделает наложницей, пока не надоест. Что будет после того, как надоест, Саше даже пофантазировать было страшно.
– Ну что, пойдем? – отвлек ее от невеселых мыслей Мирон.
– Ага, – вздохнула Сашенька и начала доставать фотоаппарат из футляра.
– Не стоит, – остановил ее друг. – Спрячь пока.
– Да ты что? – возмутилась девушка. – Там же царь! У меня еще ни одного снимка живого царя нет.
– Я же сказал, пока не стоит. Мало ли что… Этикет, может, подобного не позволяет, или вообще за оружие примут и стрелять начнут.
– Да кто начнет-то? Охраны ведь тут нет.
– Это снаружи нет, – стоял на своем Мирон. – А непосредственно при царе могут и быть. Хотя бы по протоколу. Так что лучше не доставай. Потом, когда осмотримся, попросишь разрешения и сфотографируешь.
– А если не разрешат?
– Тогда не сфотографируешь.
– Все равно сфоткаю, – буркнула Саша, застегивая футляр.
Шагнув за порог, парень с девушкой снова замерли. Да и было отчего. Во-первых, само помещение. Как его правильно назвать, ни Мирон, ни Саша не знали. Комнатой – язык не поворачивался, не бывает таких огромных комнат; залом – слишком банально, да и вообще, у Сашеньки с этим словом ассоциировался лишь спортзал в бывшей школе. Но по размеру похоже. Только в этом зале не было, разумеется, никаких шведских стенок и баскетбольных щитов. Здесь по стенам, обитых строгими, в багровых тонах, гобеленами, были развешены картины, оружие, доспехи, головы охотничьих трофеев и много чего еще. Одна стена была вообще похожа на огромный киноэкран – так она светилась яркими красками, изображающими райских птиц, прекрасные цветы, а также неведомых чудищ и сражающихся с ними богатырей. Девушка не сразу и поняла, что это всего лишь ряд огромных окон с цветными витражами.
Посередине помещения тянулся широченный и очень длинный стол, покрытый золотой с черным орнаментом скатертью. Правда, почти пустой. Лишь в дальнем его конце виднелась какая-то посуда; с такого расстояния и не рассмотреть, что именно там стояло. Вроде бы, вазы с фруктами, подносы с пирогами, графины с напитками… Сашенька сглотнула слюну. Легкий перекус пирожками в кафешке давно забылся.
Но помещение, и даже еда тут же вылетели из Сашиных мыслей, лишь только она увидела, кто сидит на том самом, дальнем конце стола. Царь! Правда, девушка и его не могла как следует рассмотреть, но сам факт, что она видит настоящего, живого, правящего царя ее просто ошеломил.
К тому же, человек, которого она не без основания приняла за коронованную особу, заметив вошедших, тут же поднялся и быстрым шагом направился к ним.
«Ну вот, начинается, – подумала Сашенька, и благоговение перед монархом мгновенно улетучилось. – Раз уж сам ко мне поперся, сейчас приставать начнет. Не терпится ему».
Девушка стала разыскивать взглядом сыщиков. Но первым увидела не отца с двойником, а придворного розыскника. Никодим Пантелеймонович стоял в дальнем углу возле самой стены, словно его специально в угол и поставили, в наказание. Тем более, что сутулился розыскник больше обычного, да и выражение его лица, насколько смогла рассмотреть издали Сашенька, оставляло желать лучшего. А лысина буквально блестела от пота в свете ярких, гигантских люстр, переливающихся хрустальными гранями подвесок.
Броки же, оказывается, стояли по другую сторону стола, напротив одного из витражей, потому-то девушка и не разглядела их сразу, приняв два одинаковых силуэта за фрагмент мозаичной картины.
Больше Саша ничего и никого разглядеть не успела, потому что Царь-батюшка уже подходил к ней. Точнее, к ним с Мироном, но смотрел Государь только на девушку и при этом столь добродушно и светло улыбался, что нехорошие мысли тут же покинули Сашину голову.
– Ай, здравствуй, краса писаная! – раскинул царь руки, словно приготовился обниматься.
– Здрасьте, – пискнула Саша и попятилась, забыв даже сделать свой привычный книксен. Который, надо сказать, тут-то бы пришелся как раз кстати.
– Да не бойся ты меня, красна девица, – голосом Морозки из детского кинофильма протянул Государь, опустив, впрочем, руки. – Я с гостями всегда ласков.
«Вот-вот, – испуганно подумала Саша. – Ласки-то твоей я как раз и боюсь».
– Как зовут тебя, раскрасавица? – пробасил между тем царь, останавливаясь напротив девушки и заглядывая ей прямо в глаза. Между прочим, отметила Сашенька, глаза у царя были красивыми, небесно-голубого цвета, а еще очень молодыми и, как ей показалось, умными. Впрочем, и сам Государь, как мужчина, был недурен. Ростом под два метра; в плечах, что называется, косая сажень; волосы густые и волнистые, хоть и обильно окрашенные сединой. Борода тоже седая, даже не совсем борода, а такая длинная щетина, что стала модной в последние несколько лет в нашем мире. В том, видимо, тоже.