– Ты метлу привяжи! – взрывается Влас. – Где хочу, там играю! А если ваш «пассажир» через пять минут десять тонн25 на кон не кинет – «фуфлом»26 расплатится!
Он тычет грязным коротким пальцем в верзилу с обвислыми ушами и растерянным лицом печальной лошади. Это – слесарь гаража зоны Таранкин.
– Стало быть, он тебе вкатил десять штук? – интересуется Тайга. И, обращаясь к слесарю, укоризненно замечает:
– Валера, я ж тебя предупреждал: на катран ни ногой! Тебе даже в дочки-матери нельзя играть. Масла в башке – на один бутерброд!
– Короче, платить будем? – грозно наступает Влас.
– Тише, тише, – успокаивает Тайга. – Ты не дома. Боговать будешь у себя в бараке. Здесь ты никто, и зовут тебя никак.
– Да я от Слоника! – кипятится Влас.
– Да? И шо он мне хотел передать?
Влас спохватывается, что «загрубил»: Слоник тут, конечно, ни при чём. Его имя выскочило у блатаря непроизвольно, просто «для авторитету», «для понта». Но что вылетело, того уж не поймаешь.
– Когда надо будет – передаст!
– Значит, ничего? А ты «передаст», «передаст»…
Барак взрывается от хохота. Все прекрасно знают анекдот насчёт «Ты сам – передаст!». Но «предъявить» Тайге Влас ничего не может. Тот просто «отмажется»: дескать, повторил его же слова, попенял на пустословие…
Гость сидит красный от бешенства. Он не знает даже, что ответить. А Тайга продолжает, обращаясь к Алихану:
– Так что же здесь делает этот красавец?
– К землякам пришёл, наверное, – подыгрывает Князь.
– Мало ли земляков; мы все земляки, по одной Земле ходим. Ты с каких краёв будешь? – спрашивает Тайга Власа.
– Какая разница…
– Один ебёт, другой дразнится! Я, к примеру взять, елецкий. И не стыжусь. Слыхал, небось, что Елец – всем ворам отец? А у тебя, получается, как у труболёта27 – ни Родины, ни флага?
– Да с Кацапетовки он, – отзывается кто-то из тёмного угла. – Московский.
Московских в зонах почему-то не любят. Как и питерских. Видимо, сказывается всегдашняя смутная неприязнь провинции к столице. Для Тайги это – ещё один козырь.
– Москвич… – бросает он куда-то в неопределённость. – Москвичи, москвичи, на хуй лезут, как сычи. Вот такой у нас фольклор, – неожиданно и как бы извиняясь, сообщает он, но обращается опять-таки не к Власу, а ко всей почтенной публике. Дескать, не в обиду сказано, а так, для общего кругозора.
Подобного Влас стерпеть уже не в силах.
– Ты, падло полосатое! – орёт он, бросаясь на «смотрящего».
И тут же оказывается на полу с вывернутыми руками.
– Пустите, вы, волки! – хрипит он. – С вас за всё спросят, за всё!
– Тут он прав, господа арестанты, – обращается Тайга к зэкам. – За всё надо спрашивать. По понятиям. Шо у нас здесь, одесский цирк? Каждый кувыркается, как хочет, вякает, что в голову взбредёт…
В спальном помещении уже собралась толпа. Большинство осуждённых давно забыли о телевизоре. Какой там секс, когда рядом порнуха!
– А по понятиям, господа арестанты, – продолжает Тайга, – Влас имеет с Валеры десять тонн. Карточный долг – долг чести. Да отпустите вы парня, чего вы ему ласты покрутили?
Гостя отпускают. Он стоит злой, взъерошенный и хмурый.
– Есть у тебя чем рассчитаться, Валера? – спрашивает Тайга.
Растерянный Валера только хлопает кобылячьими глазищами.
– Тогда, конечно, придётся подставить попу, – констатирует «смотрящий».
Валера бледнеет, хотя в темноте это незаметно. В толпе проносится недоумённый ропот.
– Ну, получай, что причитается, – обращается Тайга к Власу.
Тот настороженно и выжидающе смотрит на каторжанина. Понимает: это лишь увертюра.
– Шевелись! – подбадривает Тайга. – Время пошло. Мы тебя, конечно, не торопим, но и ты нас пойми. Нам ведь тоже кое-что причитается получить. С тебя.
Влас невольно отступает на шаг – и упирается спиной в стену из зэков.
– А как же ты думал, братка? – задушевно растолковывает дядя Коля. – За базар отвечать надо. Закосорезил ты, Москва. Закосорезил… Вообще-то я человек незлобливый. Если бы ты просто на меня отвязался, я бы, может, и простил. Ну, спросил бы для порядку. Как говорится, дал бы почувствовать братскую руку, отпустил бы хорошего «леща»… Но ты ведь «полосатую масть» офоршмачил28. Народ не поймёт. Придётся и тебе становиться на четыре кости. И будет у нас завтра на зоне двумя девочками больше.
Наступает тягостное молчание.
– Тайга! – вдруг начинает жалобный скулёж слесарь-должник. – Тайга! Ну давай решим как-нибудь по-мирному!
– Не надо было судьбу дрочить! – зло обрывает Тайга. – «Как-нибудь»! Вот сейчас и узнаешь, как таких нибуть!
– Дядя Коля, в натуре, – заступается Алихан, – может, замять это грязное дело? Ну, ты простишь этого «быка», а он – Витюху.
– А меня кто – Господь простит? У них с Таранкиным – личные разборки, а тут речь о чести каторжанской.
Но все уже понимают, чем закончится разыгранный спектакль. В конце концов оплёванный москвич убирается из отряда несолоно хлебавши, без выигрыша, да к тому же принеся извинения «смотрящему» и арестантам за свой «косяк». Осуждённые расходятся: кто спать, кто опять к «телеку», кто обсуждать случившееся.
Тайга подзывает к себе Таранкина.
– Смотри, лох – последний раз! Ещё раз вляпаешься в блудную – лично порву тебе жопу на портянки!
И снова Тайга с Князем прикалываются колбаской да чайком в своих «апартаментах».
– До Слоника дойдёт – «мутилово» может начаться, – говорит Алихан, поглаживая жёсткую щетину на подбородке.
– Хороший ты пацан, – похлопывает его по плечу Тайга. – Но выше фраера не подымешься. Многого не догоняешь. Ты что, в натуре считаешь, что зоной вертят все эти слоники, ёжики да бобики? Эх, Князь! Этих толстолобиков насовали на козырные места потому, что достойные каторжане нынче высовываться не хотят. Время смутное… Вот такую «урлу»29 и ставят «на положение». Пускай огольцы в авторитетов поиграют. Я бы и на отряд не пошёл. Люди попросили. Если Слоник захочет мне что-то предъявить, ему в момент хобот оборвут. Вот так. Ты по свободе помаракуй над тем, что я сказал. А сейчас кемарить пора. Нервная выдалась ночка.
Он подходит к окну и глядит во двор. Темно, пусто, мрачно. Накрапывает дождь.
– Да-а, праздничек…
Полосатый крысолов
ЗАМУТИЛАСЬ ЭТА ИСТОРИЯ вовсе не тогда, когда в шестом отряде завелась поганая крыса. Если бы мне доверили двинуть кратенькую речугу, я бы начал с той субботы, когда Аркаше Симкину пришло с воли письмецо от его а идише мамы. Но речугу мне двинуть никто не даст. Потому как не мастак я речи говорить. И вообще говорить не мастак. За что и перекроил арестантский народ мою гордую дворянскую фамилию Маевский на погоняло Мумуевский. Зато, когда вижу листок бумаги и огрызок карандаша, нападает на меня словесный понос. Так что случай про зоновского крысолова я вам изложу во всех красках. Однако по глубокому секрету…
Короче, субботним солнечным деньком сидел я в отрядной локалке и мирно лепил из хлебного мякиша прикольную фигурку одной американской соски из забугорного журнала, который дал мне на время Саня Жук. Саня сказал, что журнал – про кроликов, но не иначе как сбрехал. Ни одного кролика я там не увидал, зато полно было голых баб в мудрёных позах. И про девку эту тоже, видать, фазана мне Жук пустил: что зовут её типа Помело и она дочка известного сказочника Андерсена, какой сочинил сказку за Буратину.
За хлебную куколку обещал Жук плаху чая и блок сигарет. Всё-таки хорошей специальности обучил меня татарин Фаридка. Нынче он уже откинулся (в смысле, на волю вышел, а не крякнул). Говорят, на таких болванчиках большие бабки рубит. А я на зоне его промыслом перебиваюсь: леплю чебурашек, как папа Карло.
Корячился я над сказочной метёлкой часа два. Сиськи вышли удачно. Знатные дойки: соски острые, торчат, как зенитки! Вылитая бурёнка-несушка с молочно отоваренной фермы. Морда тоже славная: шнифты выпучены и губы рабочие распухли от трудов праведных. Не давалась только мохнатка30. Живости в ней не было. А какая мохнатка без живости? Надо так изобразить, чтобы хотелось прикормить её с руки. Только протяни ладошку – и весело зачавкает! Наконец, дотумкал, чтобы украсить метёлкин срам настоящей шевелюрой. Хотел было со своей старой макитры состричь. Но сразу возникает вопрос: с каких ужасов у молодой бабы мокрощёлка так поседела, что не идёт ни в какой тон с её природным волосом? Выходит голимая абстракция. А за абстракцию Саня если чего отстегнёт, так только хрена лысого.
Пошёл я в барак к Володе Афонину. Он уже приличные патлы отрастил, а отрядный на это дело глаза закрывает, потому как Володе всё равно скоро на волю выламываться. Что Афоня, не может по-братски клок волос отчекрыжить на алтарь искусства?
Афоню в отряде я не нашёл, зато услыхал, как шарага сидельцев гогочет, собравшись вокруг Блудного Сына. «Блудным сыном» кличут Аркашу Симкина. У него промысел на воле: выдавать себя за родственника знаменитостей и на этом грести лавэ. Сперва мы его обозвали сыном лейтенанта Шмидта, но в четвёртом отряде начальником как раз лейтенант Шмидт Анатолий Маркович, так что непонятка выходит. Вот и перекрестили в Блудного Сына (а некоторые уточняют – Блудный Сукин Сын).
Аркаша получил письмо от мамани. Зная пристрастия сыночка к хохмам, мама Ида вложила в конверт со своей малявой розовую листовочку – рекламу магазина «Приколись!». С товарами из этого лабаза Блудный Сын и знакомил любопытный народ:
– Секи, братва! «Ручки с исчезающими чернилами», «туалетная бумага в виде долларов», «часы с обратным ходом»…
– Это как понимать? – спросил дневальный Кузнецов – детина с пудовыми кулаками.
– Деревня ты, Кузнец, – хмыкнул Аркаша. – Стрелки крутятся в обратную сторону и цифры расположены справа налево.
– А как же по ним время узнавать? – не понял Кузнец.
– К зеркалу поднесёшь – и всех делов! – разъяснил шнырь Гоша Деловой.
– Так что же мне, трюмо с собой таскать? – не унимался Кузнец.
– А чего с тобой станется? – ехидно заметил Гоша. – Сунул в карман – и всех делов!
– Я серьёзно… – надулся Кузнец.
– А если серьёзно, ты их вверх ногами надень – и всех делов! – снова посоветовал деловой Гоша.
– Откудова у часов ноги? – буркнул Кузнец и недовольно отошёл.
Аркаша тем временем продолжал:
– «Подушки-пердушки», «быки-стриптизёры»…
– Так это наш Костя Муха! – радостно встрял Гоша. – Он без всяких подушек пердит, когда штаны снимает. Пердун-стриптизёр! Аркаша, глянь, может, в этом смешном лабазе противогазы продаются?
– Привяжи шемело! – цыкнул на шныря дагестанец Шамиль Гелоев (если кто не в курсе, шемело – та же метла, только вид сбоку). Шамиль взорвал в машине знатного нефтяного «короля» и жаловался, что за это надо не сажать, а награждать. Ведь в закрома родины сэкономлены миллионы тонн «чёрного золота», которое стопудово прилипло бы к шаловливым ручкам бизнесмена. – Блудный, давай дальше…
– Давай-давай хреном подавился, – сообщил для справки Аркаша и продолжил свой скорбный список. Кроме уже названных штуковин, там значились: карманный самогонный аппарат, трусы «коротко о себе», червячки, которые в воде растут и превращаются в гадюк, пьяные ослы и другие весёлые поганки, которые пацанов уже не возбуждали.
Тут внезапно нарисовался смотрящий отряда Коля Тайга и предупредил, что в направлении барака движется с кислой мордой замполит Лимон (в миру – майор Ширко Андрей Юрьевич), который жаждет всех поиметь лекцией о международном положении. Лимона после выжранной «палёнки» всегда пробивало на политику, и он шлялся со своим положением по зоне, сея вокруг сонный ужас. Безразмерное брюхо замполита наводило сидельцев на мысль о том, что положение это вдул ему при очередном разносе «хозяин» зоны Илья Ильич Загайло, и теперь Ширко всё никак не может разродиться.
А КРЫСУ В ОТРЯДЕ ОБНАРУЖИЛИ АККУРАТ ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ после занимательного чтения. Сперва рюхнулся Саня Жук: у него неизвестная падла насунула тот самый блок сигарет, какой он мне обещал за американскую тёлку-помело. Если бы пропала пачка тарочек (тарочки по-русски – это сигареты), он, может, кипиш и не поднял бы. У Сани в мозгу дыра, он сам не помнит, чего куда сунул. Но тут – такой нагляк!
Коля Тайга собрал всех «пассажиров» и предупредил конкретно:
– Народ, зарисуйте себе на лбу: грызунов я в отряде не потерплю. Вы все в курсах, что пришёл я с полосатого режима, а на особняке таких фирулей не понимают. Сходу в очко лом загоняют, а во время интимного процесса заставляют крысятника петь гимн России. Ну, чтоб одним чохом научить эту блядь настоящему патриотизму. Хотя, если подумать, в морге патриотизм без надобности. А втираю я вам это к тому, что сегодня блок ёжиковых сигарет должен лежать у меня на столе. Или я буду очень нервничать и начну поиски. Для справки: я большой спец по дератизации…
– Куда-чего в рот? – не понял Шамиль Гилоев. – Коля, я такой мамой ещё не загибал.
– Дератизация – это когда всякую паскудную шушару давят, – пояснил смотрящий. – И в этом деле я – лучший полосатый крысолов. Поимейте в виду.
Однако крыса Колины слова в виду не поимела. Через два дня она тайно слопала карамель, которая лежала в «гараже» (тумбочка по-нашему) у Вити Кошмарика. Кошмарик поднял по всему бараку такой гай-гуй и вопли-сопли, что дело дошло до начальника отряда капитана Семёнова с погремухой Старпёр. Прозвище приклеилось к Семёнову ещё когда он три срока проторчал в старших лейтенантах за бескорыстную любовь к «зелёному змию». Капитаном он тоже бродил лет семь, но предавать свою любовь не собирался. В отряде Старпёр появлялся редко, всё больше гонял нарды с инженером в цехе тарных ящиков. По ходу дела у меня вопрос: неужто фанерный ящик нельзя сколотить без инженера?
Короче, Семёнов вызвал к себе в кабинет отрядного старшину Лёху Савёлкина и отодрал его, как хрустьянин – липку. А на другой день неведомый крысёныш спёр у Мыколы Закощука с далёкой Бандеровщины крем для бритья. Мыкола прибыл к москалям на гастроли (показывал фокусы с кошельками, исчезающими из карманов) и задержался по случаю на пьять рокив дюже строгого режима. Теперь лопоухие жертвы хохляцкого кармаша были отомщены.
Но Коля Тайга рассердился не на шутку. Он поклялся на зуб, что поганый воришка будет разоблачён. И в тот же вечер пригласил к себе на чаёк Блудного Сукина Сына…
ДАЖЕ ПОСЛЕ СТРАШНОЙ КЛЯТВЫ смотрящего крыса не угомонилась. У пацанов то и дело что-то пропадало. Но длилось это безобразие недолго. Коля Тайга умел держать слово.
Как-то вечером я случайно ухватил обрывок разговора Коли с Аркашей Симкиным.
– Точно на кукане? – спрашивал Тайга Аркашу.
– Базаров нет, – радостно отрапортовал тот. – Серьёзно захватил, с проглотом. Теперь только надо не упустить, как поплавок дёрнется.
– На всё повёлся? – не унимался смотрящий.
Аркаша что-то пошептал ему на ухо, и Тайга довольно ухмыльнулся.
А утро началось с чудес на промке. Есть у нас в рабочей зоне участок по изготовлению мягкой мебели. Когда-то там мандячили кресла в салон саломёта ИЛ-86, а потом перешли на офисные диваны. Работа престижная, по зоновским меркам можно срубить хорошие тити-мити. Но подбирают на этот участок работяг сперва по гнилости нутра, а потом уж по мастеровитости. С нашего отряда пахали там несколько «краснопёрых», то есть зэков на побегушках у администрации. Да ещё новичок Вова Коржик. Он к нам в отряд прибыл с этапа дня через четыре после того, как Аркаша Блудный зачитал письмецо от своей мамхен. Коржик в активе не состоял и даже пытался жужжать вокруг «отрицаловки». А свой фарт с козырным участком объяснил тем, что по воле вкалывал на мебельной фабрике. Повелись на этот отмаз не все, но, как говорится, не пойман – не сука.