Эволюционирующая бездна - Питер Гамильтон 44 стр.


— Но о механизме вознесения здесь не говорится ни слова, — посетовал Экспедитор.

«Последний бросок» летел к звезде аномийцев со скоростью пятьдесят пять световых лет в час. До цели оставалось всего пятнадцать минут, и корабельные сенсоры уже начали выдавать в высоком разрешении изображения звездной системы вместе со всеми ее планетами.

— Эти данные засекречены, — не задумываясь, ответил Гор. — Правительства, какими бы благожелательными и прозрачными они ни были, никогда не изменяют некоторым привычкам. Для политиков и военных секретность все равно что кислород: она необходима для их деятельности.

— Но у тебя есть доступ к файлам, не так ли?

— Я просматривал некоторые отчеты.

Экспедитор взглянул на него с подозрением.

— Я думал, что ты уже все спланировал.

— Именно этим я и занимаюсь, так что не паникуй.

— А отчеты у тебя с собой?

— Нет, здесь их нет, но самое главное я помню.

— Но… Ты знаешь, как снова запустить механизм, правда? Ты ведь сам сказал.

— Я сказал, что он, вероятно, остался неповрежденным.

— Нет! — Экспедитор резко подался вперед, словно готовясь выскочить из кресла навстречу Гору. — Нет, нет, ты сказал — я цитирую: они перешли в постфизическое состояние и оставили механизм вознесения.

— Ну понятно же, что они не унесли чертово устройство с собой. — Гор насмешливо хмыкнул. — В постфизическом состоянии невозможно забрать с собой физический объект. Мы видели это у сколосков, их механизм и сейчас ржавеет в покинутом ими домашнем мире. То же самое произошло и с фаллрорами. Так всегда бывает. Господи, да расслабься, ты похож на девственницу, которую заманили в мотель.

— А ты!.. Дерьмо! Скажи, что Флот обнаружил механизм вознесения. Скажи, что он остался в их домашнем мире.

— Исследовательские группы Флота, которым удалось туда пробраться, контактировали только с аномийцами старого стиля, оставшимися на планете. У них есть легенды об уходящих сородичах. И легенды весьма специфические, в них говорится об исходе из домашнего мира. Отсюда следует, что механизм остался именно там.

— Но ты этого не знаешь! Я тебе верил! Прокляни тебя Оззи. Я уже мог бы чего–то добиться. Я уже мог бы отключить силовое поле.

— Сынок, если бы я позволил тебе идти своим путем, Марий уже порвал бы тебя в клочья. Ты хорошо справлялся со своим делом: доставлял оборудование для моих агентов, да время от времени за кем–то следил. Потому я тебя и привлек — всем известно, что ты не опасен, и это рассеивает любые подозрения. Пойми, у тебя нет инстинкта киллера.

— Моя семья осталась взаперти. Я должен что–то сделать…

— Страх за семью тебя злит и подстегивает. Но это очень плохо. В какой–то момент, когда ты начнешь отрезать пальцы Мария и заставлять его их съесть, тебя одолеют сомнения, или сожаления, или соображения благопристойности.

Экспедитор поморщился.

— Я не собирался…

— Сынок, ты только что говорил, что готов на все, а это еще не самое страшное. Такие люди не отступают только из–за того, что ты их вежливо попросишь. Тебе пришлось бы пристегнуть Мария к пыточному станку и заставить его сказать, как отключается барьер. А я готов поспорить на что угодно, что единственное существо, которое действительно способно деактивировать силовое поле, это Иланта, но она вне досягаемости. Нет. Ты можешь чего–то достигнуть только в том случае, если будешь мне помогать. Так что прекрати, пожалуйста, хныкать и дай мне найти способ отыскать этот механизм.

— Дерьмо!

Экспедитор осел в своем кресле. Он злился на Гора, снова его переспорившего, и еще больше — на самого себя, поскольку понимал, что тот прав. В своих неясных мечтах он угрожал Марию, возможно, стрелял из гель–ружья поверх его головы, что заставило бы сдаться любого. Или нет? Он покачал головой, чувствуя себя невероятно глупо. И вдруг снова повернулся к Гору.

— Постой–ка, ты сказал: «группам, которым удалось туда добраться».

— Что?

Гор почти не обратил на него внимания. Он откинулся на спинку оранжевого кресла–раковины и, прикрыв глаза, просматривал информацию с интел–центра.

— Исследовательские группы Флота. Ты сказал, что добраться удалось не всем.

Ответа не последовало. Экспедитор запросил свежие данные и объединил их в целостную картину. Вокруг звезды были обнаружены какие–то активные станции, закрытые силовыми полями, препятствующими сканированию.

— Да, да, это они, — наконец откликнулся Гор. — Пограничники работают отлично. Они остались от эпохи высоких технологий и следят, чтобы никто не осквернил домашний мир аномийцев.

— Пограничники?

Экспедитору это не понравилось. Очень не понравилось. Но на объяснения уже не было времени. «Последний бросок» вынырнул из гиперпространства, и Интел–центр показал изображение пограничника, находящегося не более чем в километре от них. Это устройство достигало в поперечнике пяти километров, хотя большая часть занятого им пространства оставалась пустой. Основная конструкция состояла из нитей, свернутых в широкий эллипсоид, но в центральной секции они круто изгибались, образуя три вращающиеся полости, пересекающиеся в середине. Каждый пучок волокон казался прозрачным и как будто наполненным плотным газом с мерцающими в нем зелеными искрами. Они перемещались по нитям и создавали внутреннее свечение. В центре полости виднелась идентичная структура, образованная из волокон зеленого цвета, но в десять раз меньше первой. Заполняющий ее газ цвета сапфира также мерцал быстро перемещающимися искрами. В ней просвечивала уменьшенная копия алого цвета, внутри которой светилась желтая структура, а в той виднелось еще сиреневое пятнышко. Пассивным сенсорам не под силу было определить, имеются ли еще в светящемся тумане какие–то миниатюрные детали, а активному сканированию препятствовало сильное защитное поле.

— И что теперь? — прошептал Экспедитор.

— Будем разговаривать очень осторожно, они могут нас подслушивать, — ответил Гор.

От его строгого взгляда Экспедитор невольно поежился, а потом смущенно откашлялся.

— Хорошо. Он собирается нас подстрелить?

— Надеюсь, что нет.

— И как мы должны себя вести?

— Спросим разрешения пройти.

— А если он откажет?

— Молись, чтобы не отказал. Иначе придется уничтожать все семнадцать тысяч пограничников.

— А этот корабль действительно может…

Экспедитор замолчал, не закончив фразу. Интел–центр послал пограничнику простейший коммуникационный импульс, В радиусе нескольких тысяч километров сенсоры засекли еще пять гигантских сооружений.

«Что вам здесь нужно?» — спросил пограничник.

— Мы представители человеческой расы. На борту корабля нас двое.

«Какого типа?»

— Высшие. В прошлом вам уже приходилось с нами встречаться, и вы отнеслись к нам благосклонно. Я прошу и сейчас такого же отношения.

«Ваши представители получили всю требуемую информацию от тех, кто остался на планете».

— Я понимаю. Мы ищем информацию о тех, кто ушел. Мы принадлежим к группе представителей нашей расы, считающей, что мы должны эволюционировать так, как это сделали аномийцы. Мы ищем сведения об их обществе.

«Вы везете с собой оружие. Весьма изощренные устройства уничтожения. Те, кто приходил раньше, были безоружными».

— Между нашей расой и Окайзенской Империей возник вооруженный конфликт. Появились и другие расы, проявляющие враждебность. Межзвездные путешествия в наше время стали небезопасными. Мы пользуемся своим правом защищаться.

«Мы не заметили никаких конфликтов».

— Он только разгорается. А недавно произошла небольшая вспышка экспансии Бездны. Разумные расы галактики обеспокоены ее поведением.

«Экспансию Бездны мы отметили».

— В связи с этим мы просим предоставить нам доступ к информации, чтобы мы попытались повторить окончательный исход вашей расы.

«Вы можете изучать предметы, оставленные аномийцами. Можете изучать их любыми методами, исключающими физические изменения и уничтожение. Запрещается перемещение каких бы то ни было объектов в мире предков. После вашего ухода все предметы должны остаться на своих местах».

— Мы благодарим вас за проявленное великодушие.

«Последний бросок» погрузился в гиперпространство и устремился к домашнему миру аномийцев. Экспедитор не без удивления отметил, что корабль описывает вокруг звезды класса G3 широкую дугу. Затем с корабля начали по одному отделяться спутники с узлами восприятия. Постепенно они выстроились в равномерную цепочку, опоясавшую планету на расстоянии двухсот миллионов километров от поверхности. Затем «Последний бросок» направился непосредственно к цели. На высокой орбите обнаружилось великое множество разнообразных следов цивилизации. Все они были очень старыми и неактивными: огромные доки для космических кораблей и жилые орбитальные комплексы, постепенно разрушаемые микрометеоритами и более крупными частицами, тысячелетиями радиации и температурных перепадов. Их корпуса, давно ставшие невероятно тонкими и хрупкими, вращались по сильно вытянутой орбите, теряя остатки атмосферы и содержимого резервуаров. Отделившиеся обломки, сталкиваясь друг с другом, вызывали дальнейшее разрушение, и теперь древний мир уже охватывало плотное серое кольцо мусора.

«Последний бросок» грациозно скользнул сквозь космическое кладбище и спустился на стандартную тысячекилометровую орбиту над экватором планеты. С этой высоты оптические датчики выдали изображение мира, почти не отличающегося от заселенных людьми планет, с темно–синими океанами и континентами, в соответствии с климатическими поясами менявшими свой цвет от зеленого до коричневого. В прозрачном воздухе парили гигантские скопления белых облаков, чьи пухлые округлые пики превосходили своей высотой скрывающиеся под ними горные вершины.

— И что теперь? — спросил Экспедитор.

— Мы добрались до стога сена, теперь будем искать в нем иголку.

Экспедитор намеренно не стал смотреть в золотое лицо человека, сидящего напротив. Все равно бесполезно.

— Эта планета больше, чем Земля, — прочитал он с дисплея экзо–зрения. — Площадь суши приблизительно восемьдесят миллионов квадратных миль. Колоссальное пространство, даже если поиски будут поверхностными.

— А кто сказал, что механизм на суше?

— Ладно, а тогда кто сказал, что он вообще там? Это было в отчетах? Аномийцы, насколько нам известно, селились еще в восьми звездных системах.

— И все они опустели. Это, черт побери, факт. Они вернулись сюда. Все вернулись. Еще одно дурацкое паломничество. И именно здесь совершили переход в постфизическое состояние.

— Оззи милостивый, — простонал Экспедитор. — Ты ведь ничего не знаешь наверняка, разве не так? Никакой определенности. Одни надежды и больше ничего. Надеешься, что здесь найдешь решение.

— Я рассуждаю логически.

Экспедитору хотелось ударить кулаком по подлокотнику. Но легче бы ему все равно не стало, даже в эмоциональном отношении. Он безвозвратно ввязался в это дело с тех пор, как прибыл на астероид для встречи с Гором.

— Ну хорошо. Но должна же у тебя быть хоть какая–то идея о том, как искать эту штуковину, так?

— Опять же надо воспользоваться логикой. Для начала мы спустимся на низкую орбиту и просканируем всю поверхность до последнего дюйма в поисках экзотической материи или флуктуаций гравитации, источников энергии, квантовых аномалий и тому подобных явлений — всего, что не соответствует обычной картине.

— Но это займет…

— Да, несколько дней.

— А если мы ничего не найдем?

— Спустимся на планету, пойдем к аборигенам и послушаем, что они смогут нам рассказать.

— Но ведь это аграрная цивилизация, что–то вроде человеческого общества девятнадцатого века. Вряд ли они могут знать что–то о машине, превращающей людей в ангелов.

— У них есть легенды, и нам это известно. Они гордятся своей историей. Культурологическая команда Флота проделала неплохую работу. Мы даже можем общаться с ними напрямую. Насколько я помню, они более развиты, чем люди девятнадцатого века. Да какой смысл в этом сравнении?

— Хорошо. Как скажешь.

Гор едва заметно кивнул и отдал приказ интел–центру.

— Но зачем ты меня–то взял с собой? — спросил Экспедитор. — С таким кораблем ты и сам бы справился.

— Резерв, — невозмутимо ответил Гор. — В какой–то момент мне может понадобиться помощь. Кто знает?

— Чудесно.

— Тебе надо отдохнуть, сынок, ты уже несколько дней в постоянном напряжении.

Экспедитор не мог не признать, что слишком устал и слишком расстроен, чтобы спорить. Он ушел в свою каюту и рухнул на небольшую, но очень удобную койку, выступающую из переборки. Он не собирался спать, тревожные мысли о Лиззи и дочках не оставляли его ни на миг. Корабельная система еще была в зоне досягаемости унисферы, и Экспедитор мог подключаться ко всем новостным каналам.

Высокий Ангел приблизился к Солнечной системе. Спустя шесть часов Кватукс дипломатично объяснил президенту, что огромный ковчег не в состоянии помочь людям. Силовой барьер, установленный Ускорителями, оказался непреодолимым для любого имеющегося на борту оружия.

Экспедитор подключился еще к нескольким каналам, но ничего полезного не узнал. После этого он погрузился в неспокойный сон.

Корри–Лин внезапно проснулась, не понимая, что вырвало ее из глубокого сна. Она окинула взглядом маленькую, слабо освещенную каюту, напряженно прислушалась, но ничего не обнаружила. Вероятно, какой–то звук издали пострадавшие на Ханко системы «Линдау». На корабле то и дело что–то булькало и хрипело в трубах, немало шума создавали занимающиеся ремонтом роботы, а однажды она могла поклясться, что слышала, как скрипел сам корпус. Но сегодня все было тихо, и до нее доносилось только непрерывное гудение энергетических потоков, которое действовало успокаивающе, хоть и казалось слишком громким. Хорошо хоть энергетические установки работали.

Рядом с ней беспокойно заворочался Иниго, и Корри–Лин ласково улыбнулась, опустив взгляд на его лицо. Как хорошо, что он снова с ней, и физически, и эмоционально. Хоть он больше и не был мессией, он остался ее Иниго. Теперь его беспокоили совсем другие проблемы, но к нему вернулась его решительность и целеустремленность. Несмотря на то что от Аарона им избавиться не удалось, Корри–Лин чувствовала себя намного лучше.

Подумав об Аароне, она вдруг поняла: это из–за него она и проснулась. В ее разум неожиданно ворвался ужас, выплеснувшийся из гея–частиц агента. Возникли видения, от которых ее мозг пытался защититься, омерзительное ощущение боли — но не импульсы, а воспоминания о мучениях, вызывающие тошноту. А хуже всего было соединившее их ощущение вины и страха, увлекающее Корри–Лин в мрачный и мучительный кошмар. Она задыхалась в каком–то гигантском соборе, где на языческом алтаре приносили в жертву мужчин и женщин. Из–за спины высокого жреца она видела, как снова поднялся изогнутый кинжал. Блестящее лезвие опустилось, вызвав вопли тех, кто ожидал той же участи, а потом поднялось, уже обагренное кровью. Стоящий перед ней человек в белом одеянии жреца не был мужчиной. Жрица с ликующим смехом смотрела на пропитанную кровью ткань, прилипшую к ее телу и обрисовывающую грудь и бедра.

— Ты не уйдешь от меня, — заявила она.

Губы растянулись в широкой ухмылке, обнажая клыки. Белые резцы стали расти и вытягиваться, а собор постепенно рассеивался в тумане, пока его окончательно не затянула тьма. Белое одеяние тоже исчезло, и кровь заблестела на коже. Рот открывался все шире и шире, пока не исчезло все лицо. Остались только зубы и кровь.

— Вернись туда, где твое место.

Он хотел закричать, соединив свой голос с воплями тех, кто остался в непроницаемой черноте. Но, как только открыл рот, в него хлынула кровь, она проникла в легкие и грозила его задушить. Мускулы напряглись до дрожи в отчаянной попытке освободиться, обрести свободу от нее и того, что она заставила его сделать.

— Ну, ну, сынок, — послышался новый, успокаивающий голос. — Дайка я тебе помогу.

Мягкая непреодолимая сила окутала его тело, не давая возможности шелохнуться. Ярко–красные веера лазеров пронзили темноту и мгновенно образовали спиральную паутину, центром которой стала его голова. Витки спирали стремительно сжались, посылая свет непосредственно в мозг. Боль стала невыносимой…

Назад Дальше