Тот отшатнулся назад, но, быстро оправившись, ринулся на матроса.
С ловкостью опытного боксера Дик увернулся от удара, направленного ему в лицо, и его тяжелый кулак со всего размаха упал на затылок промахнувшегося американца. Тот крякнул и грузно повалился на землю.
— А ты-то чего, Джек, рот разинул? Бей его! — крикнул хозяин завода оторопевшему второму приказчику, сшившему неподвижно с сжатыми кулаками и не сводившему глаз с Дика.
К месту побоища из соседних корпусов сбегались рабочие. Два канака прибежали с водой и начали обливать ею лежащего без движения американца.
— Отнесите Джона в контору! — скомандовал толстяк.
Никто из присутствующих не обратил внимания на приказание хозяина. Взоры всех теперь были прикованы к Джеку и Дику.
— Ну, что же вы медлите, сэр? — обращаясь с улыбкой к своему второму противнику, сказал матрос.
Тот стоял бледный и не шевелился.
— Не хотите, испугались? — спросил Дик.
Вдруг перед американцем, словно из-под земли, выросла фигура молодого канака.
— Если вы боитесь драться с ним, — указывая кивком головы на Дика, сказал канак, — то я вместо него к вашим услугам!
Джек смерил с головы до ног юношу.
Скривив свой рот в презрительную улыбку, он топнул ногой.
— Убирайся прочь, молокосос, пока я тебе не надрал ушей! — прокричал он. Но в тот же момент он почувствовал сильный удар в нос. Из глаз оглушённого американца посыпались искры. Кровь хлынула из обеих ноздрей, заливая подбородок. Он зафыркал и, как разъяренный зверь, кинулся на противника.
Но тот ловко увертывался от сыпавшихся на него ударов, и после каждого промаха своего врага наделял его метким ударом все в тот же разбитый нос.
Толпа хохотала.
— Ай да Петюк! — повторяла возбужденная зрелищем Нэлли. — Так его, еще, ну, еще, да хорошенько!
Зрители-рабочие уже не стеснялись присутствием хозяина и поощряли молодого бойца.
А Петя, как шмель, носился вокруг долговязого американца и беспощадно бил его, метко направляя удары по его окровавленной роже.
Наконец тот, закрыв лицо руками, сел на землю.
Раздались аплодисменты и дружные крики одобрения.
— Оставь его, довольно! — остановил Дик расходившегося юношу, который уже занес кулак, чтобы нанести последний удар оглушенному Джеку.
Толпа шумно приветствовала победителя, забыв о хозяине и о лежавшем без движения Джоне.
Наконец тот пришел в себя и сел, бессмысленно озираясь.
— Ну, ребята, в дорогу, нам здесь больше делать нечего! — скомандовал Дик, и вся компания направилась к воротам. Привратник-китаец бросился помогать путешественникам отвязывать лошадей.
— Ты знаешь плантации Русселя? — спросил его Дик.
— Как же не знать! Кто же на Гаваи не знает доктора Русселя! — ответил тот.
— Так ты пойди к нему и скажи, что тебя прислал «Ива». Он тебе сейчас же даст работу.
— А ты молодец, Петя, — сказал Дик, когда они удалились от завода. — Кто это научил тебя так ловко бить по носу?
— Боксу я научился еще в школе в Англии, — отвечал Петр, — а приему бить в нос научил меня в Лос-Анжелесе один киноактер японец, специалист по японской борьбе джиу-джитсу.
— А ведь это очень хороший способ сразу обессилить врага, — заметил доктор.
— Конечно, — сказал юноша. — Мы немало практиковались в школе этому приему на чучелах. Сегодня же мне впервые пришлось применить теорию на практике.
— И очень успешно, — заметил доктор.
XIX. Последняя ночь на берегу
В маленькой канакской деревушке, состоявшей из десятка покрытых травой и листьями домов, Петр, Нэлли и доктор Томсен остановились на ночевку.
Устроив своих спутников и пообедав, Дик и Окалани ушли куда-то по делу. По какому, — матрос не говорил.
Обедали путешественники в тени банановых кустов, где гостеприимная хозяйка-каначка накрыла для гостей стол.
Нэлли была в восторге от его сервировки. Вместо скатерти на столе были разложены огромные пальмовые листья. Стаканы заменяла скорлупа от кокосовых орехов, а тарелками служили листья различных растений; ни вилок, ни ножей, ни ложек не было.
Все, даже пой-кисель из тары, приходилось брать руками.
— Я вам советую попробовать этот напиток, — наливая в кокосовую скорлупу совершенно бесцветную жидкость, сказал доктор.
— Он удивительно вкусен, — отпивая глоток, заметил Петр.
— Точно вино из ананаса, — сказала Нэлли. — Да какое оно крепкое: так и ударило в нос!
— Это любимый напиток канаков. Он приготавливается из ананасового сока. В нем нет совсем алкоголя, а потому вы можете его пить, сколько хотите, — сказал доктор.
Хозяйка приносила все новые и новые фрукты.
— Не хотите ли жареной свинины? — спросила она. — Я ее приготавливала в земле. Это очень вкусное блюдо.
— Как это в земле? — спросила Нэлли.
— Вырывается яма, в нее наваливается жар, кладется кусок свинины, завернутый в листья, а яма закапывается. Через час жаркое готово, и его остается только откопать и кушать, — объяснила каначка.
Все заинтересовались этим блюдом. Хозяйка принесла кусок свинины, с виду похожий на небольшой закопченный камень. Она разрезала его большим ножом на мелкие кусочки и разложила на свежие листья фигового дерева.
— Ваша свинина очень вкусна, я никогда не ел ничего подобного, — сказал доктор.
— Это национальное блюдо канаков? — спросил Петр.
— Да, так жарили мясо канаки до прибытия европейцев на Гавайские острова, когда наши предки были еще людоедами, — улыбаясь, сказала хозяйка.
— А когда здесь впервые появились белые люди? — спросила Нэлли.
— Гавайские острова были открыты в 1777 году английским мореплавателем капитаном Куком. Однако, еще до него сюда приезжали испанские купцы, скупая у местных Жителей жемчуг и кораллы, — вмешался в разговор доктор.
— Несчастного Кука дикари-канаки убили и изжарили таким же образом, как эту свинину, — добавила хозяйка.
— А я все-таки предпочитаю вашей свинине таро, — сказал Петр, попробовав жаркое.
— Это тоже очень древний плод, — заметила каначка. — У меня свое таровое поле.
— Ах, как бы мне хотелось его осмотреть! — воскликнула Нэлли.
— После обеда я вас туда сведу. Это здесь рядом, — ответила хозяйка.
Хозяйка дома была уже пожилая вдова. Она хорошо владела английским языком, а потому ее гости могли с ней свободно объясняться.
Когда, сопровождаемые каначкой, Петр и Нэлли спустились к таровому полю, оно было совершенно залито водой, сквозь которую виднелись большие густо разросшиеся листья, державшиеся на коротких стебельках. По своему виду листья эти напоминали лопух.
— Таро может вызревать только в воде, — заметила каначка, — и вырастить его нелегко, так как таровое доле, как и рис и сахарный тростник, требует искусственного орошения. Если бы не Кока-Моко, то у нас не было бы этого вкусного таро, который вы так любите.
— Кто это Кока-Моко? — спросила Нэлли.
— Мой сын, — ответила каначка. — Он работает на сахарном заводе у Маккалэна. Сегодня он что-то замешкался. Обыкновенно в восемь часов он уже дома.
— А сколько лет вашему сыну? — спросил Петр.
— Шестнадцатый пошел. Он у меня единственная опора. Вот уж три года, как умер мой муж, и с тех пор Кока-Моко заменил его на заводе, отвечала каначка.
— Вы здешняя уроженка? — спросил доктор.
— Да, я здешняя, — ответила каначка. — Мои родители и родители моего мужа— крестьяне. Мы хорошо жили в свое время. Были у нас свои сахарные участки, скот и деньги. Я даже окончила школу в Гило. Но вот все больше и больше поселялось здесь плантаторов, и нам становилось все тяжелее и тяжелее.
— Почему? — спросил Петр.
— А потому, что обработка полей нам стала обходиться дороже, чем богатым американцам. У них имелись машины, а у нас их не было, — объяснила каначка. — А тут еще скупщики сахарного тростника, зажиточные канаки, сбивали на него цену. Они-то и наживались в то время, когда мы еле сводили концы с концами. Дело дошло до того, что мы уже не имели денег на обработку своих небольших плантаций. Наконец мой муж решил продать часть нашей земли. Пошел он к Маккалэну. «Зачем тебе продавать свой плантации? Я тебе помогу. Мы, американцы, пришли; сюда не для того, чтобы обирать крестьян, а, напротив, помочь им стать на ноги. Сколько тебе нужно денег?»— спросил он мужа. Взял муж деньги у плантатора и выдал расписку. Не понравилось это мне, а муж бранится. «Ничего ты не понимаешь, дура! Этот Маккалэн добрый и честный человек. Мы обязаны ему спасением от полного разорения».
На следующий год Маккалэн не только не потребовал от нас денег, а дал нам еще взаймы. Только впоследствии я узнала, что деньги: эти были даны уже не под простую расписку, а под залог всего нашего имущества.
Прошло три года, и мы очутились в кабале у этого паука. Муж потерял голову. Одних процентов набралось столько, что мы их за всю жизнь не были бы в состоянии заплатить.
Пришёл к нам Маккалэн. Осмотрел он нашу плантацию, да и говорит мужу: «Я добрый человек, и губить тебя не хочу. Иди ко мне работать на завод, а твои плантации я заберу вместо долга; вое равно они пойдут с торгов. Оставлю я тебе хижину с садом да таровое поле. Тебе этого хватит, года в три ты их у меня отработаешь», говорит.
— И вы согласились? — спросил Петр.
— А что же делать? Все равно наша земля и хижина пошли бы с торгов. Пришлось согласиться. Теперь хоть угол свой имеем мы с сыном, — отвечала она.
— Что же на самом деле мой Кока-Моко не идет? Уж не случилось ли чего на заводе? — проговорила хозяйка.
Ночью вернулись Дик, Окалани и Кока-Моко.
— Просыпайтесь, друзья, нам нельзя мешкать! — раздался голос Дика.
— В чем дело, что случилось? — с тревогой спросили Петр и Нэлли, вскакивая со своих постелей.
— Потом узнаете, собирайтесь скорее! А где же доктор? — спросил он.
— Он спит в саду в гамаке, — отвечала хозяйка.
— Кока-Моко, беги разбуди доктора, — обратилась она к сыну. — Я подвесила ему гамак между двумя пальмами у амбара.
Застегивая на ходу куртку, Петр взглянул на молодого канака, бросившегося к выходным дверям.
«Какой он статный и красивый!»— подумал юноша.
Дик вышел также на двор, и до слуха обеспокоенных Нэлли и Петра доносились короткие распоряжения, отдаваемые Окалани.
Раздался топот скачущих лошадей.
— Наконец-то! — воскликнул Дик. — Ну, давай седлать их нашими седлами, Окалани!
— Доктор Томсен, да где же вы? — снова раздался голос Дика.
— Иду, иду! — послышался в ответ отдаленный отклик норвежца.
— Ты готов, Петя? — спросила Нэлли.
— Я готов, только вот пояс с револьвером затяну. Ну, идем, — сказал он, — кажется, ничего не забыл.
Он пропустил вперед девочку и, окинув еще раз взором хижину, выбежал на двор.
Дик, Кока-Моко, Окалани и доктор возились с приведенными из деревни лошадьми, которые до пути успел заказать сын каначки.
— Вот ваши лошади, — указал Петру на два черневшихся конских силуэта Окалани. — Подтяните подпруги, да пригоните стремена.
В потемках Нэлли едва справлялась со своим седлом, но к ней на помощь подоспела хозяйка с керосиновой лампой. Каначка не казалась взволнованной, и ночная тревога, по-видимому, была для нее обычным явлением.
Нэлли вставила ногу в стремя, ловко вскочила в седло и стала забирать довода.
Ее глаза уже освоились с темнотой, и она увидела всех своих спутников сидящими на конях.
Но Дик почему-то медлил и полушёпотом о чем-то переговаривался с доктором и Окалани. Ни Петр, ни Нэлли не решались задавать своему другу вопросов.
«Происходит что-то серьезное, иначе Дик себя так не держал бы!»— думали они и не переговаривались даже между собой.
Наконец кто-то вбежал на двор, неся целую охапку, принятую вначале Петром за связку тростника.
— Достал? — раздался голос Дика.
— Как-раз шесть штук и триста патронов… — отвечал из темноты Кока-Моко.
— Молодец! — похвалил его Дик. — Раздай их поскорее!
Теперь Нэлли чувствовала, что у нее дрожат колени и сильно забилось сердце.
«Что бы все это значило?»— думала она. Но размышления девочки были прерваны молодым канаком. Кока-Моко подал ей кавалерийский карабин и сумку с патронами.
— Подтяните покрепче погонный ремень, — посоветовал он Нэлли, — иначе винтовка набьет вам спину.
Но девочка не нуждалась в подобных советах, она прекрасно знала, как надо обращаться с оружием.
— Ну, друзья, в дорогу, — скомандовал Дик, ц всадники один за другим выехали из ворот на большую дорогу.
— Что это такое? Никак, извержение вулкана! — воскликнул Петр, подскакивая к Дику и указывая на озаренное заревом небо.
— Это не извержение, — ответил Дик и больше не сказал ни слова.
Было около двух часов ночи, когда кавалькада остановилась на опушке пальмового леса. Здесь начиналось большое тростниковое поле.
Сквозь ажурную листву громадных пальм просвечивалось пылающее ярко-красным заревом небо, к которому целыми клубами вздымались блестящие искры. На самой опушке стало вдруг светло, как днем.
— Да ведь это пожар! — воскликнула Нэлли.
— Если не ошибаюсь, горит сахарный завод Маккалэна, — заметил Петр. — Да, это он, я узнаю его корпус, который мы вчера осматривали.
Он спрыгнул с лошади и подошел к Дику, державшему в поводу свою лошадь и беседовавшему с доктором и Окалани. Кока-Моко поскакал по направлению к пожарищу и скрылся за густыми зарослями сахарного Тростника.
— Петр и Нэлли, ко мне! — крикнул Дик.
— Я здесь! — крикнул за его спиной юноша.
Нэлли, таща за собой на поводу свою лошадь, тоже подошла к матросу. Оба они сгорали от нетерпения узнать, наконец, о том, что случилось.
— Ну, товарищи, Мы поспели вовремя, — сказал Дик, — и теперь я сообщу вам р важном событии, в котором нам придется принимать участие.
Петр и Нэлли впились глазами в Дика.
— Итак, — начал он, — вчера вечером рабочие, не выдержав издевательства Маккалэна, разгромили его завод. Сам Маккалэн и два его помощника, убив одного из рабочих и ранив троих, спаслись бегством в автомобиле.
— Какая досада! Эту жирную свинью не следовало бы выпускать! — вырвалось у Пети.
— Так вот, — продолжал Дик, — по-моему расчету, не позже, как через полчаса, сюда прибудет кавалерия для расправы с рабочими. Вы понимаете, что это значит? Понимаете, конечно; мне нечего вам объяснять этого! Вот тут-то мы и должны помочь маккалэновским рабочим.
В лесу послышался пронзительный свисток. Петр и Нэлли сдернули с плеча свои карабины.
— Это свои, — спокойно заметил Дик и, ответив свистом, продолжал: — Кавалерийский отряд должен подойти сюда по той же дороге, по которой мы ехали от хижины Кока-Моко. Мы спрячемся здесь, в лесу, пропустим его на завод, и как только он свяжется в борьбу с рабочими, атакуем его с тыла.
— Вы уверены, что отряд будет небольшой? — спросил доктор.
— Совершенно уверен. На этом острове американцы держат пост в тридцать кавалерийских: солдат и очень немного конной полиции.
— Но ведь у них имеются автомобили! В них они могут послать своих солдат, — заметил Петр.
— Я знаю здешних американцев, а потому и говорю с такой уверенностью, — отвечал Дик. — На автомобиле по здешним гористым местам и среди тростников на подобное дело ехать рискованно.
Рабочие, не выдержав издевательств Маккалэна, разгромили его завод.
Послышались шаги приближающегося человека. Уже издали он свистнул два раза и подошел к группе путешественников.
Петя сразу узнал в подошедшем избитого Маккалэном китайца-привратника.
— Посты на местах, товарищ, — сообщил он по-английски Дику. — Крик совы будет служить сигналом о приближении солдат, — добавил он, — А где же Кока-Моко? — спросил китаец.
— Кока-Моко я послал предупредить заводский комитет, что мы здесь, — ответил Дик.
— Очень хорошо, — сказал китаец. — Я советую вам укрыться в тростнике. Американские солдаты обыкновенно едут без дозорных. Им и в голову не может прийти мысль, что здесь устроена засада.
— Он говорит правду, — вмешайся Окалани. — Ни один американец на Гавайских островах не допустит и мысли, чтобы рабочие оказали вооруженное сопротивление войскам.
— А разве рабочие вооружены? — робко спросила Нэлли.
— На этот раз у них найдется, чем проучить американскую сволочь! Поумнели, небось! — сверкнув своими зрачками через узкие прорези глаз, ответил китаец. — Ну, пока всего хорошего, я иду проверять посты. — И он неслышной поступью пошел между пальм и скрылся из глаз.