XIII. В исторической пропасти
— Вы понимаете по-английски? — спросил офицер, подходя к Окалани.
— Да, сэр, я знаю английский язык, — отвечал канак.
— Ах, как это кстати, — воскликнул обрадованный военный. — Мой шофер-китаец едва объясняется на английском языке и совсем не знает этих мест. Вы здешний?
— Я житель Гонолулу, — сказал канак.
— В таком случае вы, наверное, знаете, как нам удобнее будет спуститься на дно этой пропасти?
— Знаю, сэр, но тропинка, которая туда ведет, местами обрушилась во время последнего землетрясения, и теперь спуск в пропасть стал очень тяжелым.
— Ну, так, пожалуй, и не стоит туда спускаться, — сказала дама.
— Наберитесь храбрости, я вас буду поддерживать, — обратился к своей спутнице офицер. — Какая же вы англичанка, мисс Гоф, если боитесь спускаться с горы!
Услышав это имя, Джим и Вилли переглянулись. Тень беспокойства скользнула по их лицам.
— А знаете ли, мисс Гоф, — продолжал офицер, — что на дне этой пропасти бьет ключ молодости? Правда это? — обратился он к канаку.
— Да, — серьезно отвечал тот, — у нашего народа существует поверье, что если кто напьется этой воды, то у того никогда на лице не будет морщин и не поседеют на голове волосы. Канакские девушки всегда спускаются в эту пропасть пить воду.
— Видите, мисс Гоф, засмеявшись, сказал офицер, — вам непременно нужно напиться этой водицы, чтобы ваши золотистые волосы остались бы на всю жизнь такими же прекрасными, как теперь.
Англичанка самодовольно улыбнулась. Теперь, когда она узнала о ключе молодости, ей захотелось спуститься в пропасть, но она все еще не решалась.
— Нет, мистер Брукс, я не пойду туда без проводника. Ни вы, ни я не знаем дороги, — сказала она.
— Как ваше имя? — спросил офицер канака.
— Меня зовут Конама, — ответил тот.
— Так вот что, Конама, будьте нашим проводником. За ваши труды я вам заплачу.
— Я с удовольствием услужил бы вам, сэр, но я не один. Со мной мои ученики, — ответил канак.
— Вы учитель? — удивился офицер. — Теперь я понимаю, почему вы так хорошо говорите по-английски.
— Да, я состою учителем в здешней школе.
— Что же вы там преподаете? — поинтересовалась англичанка.
— Отечественную историю, — без запинки соврал канак.
— Как это хорошо! — заметила англичанка офицеру. — Он нам расскажет про эту пропасть. А почему с вами только два ученика, а не весь класс?
— У нас теперь летние каникулы, и дети разъехались по домам, — отвечал Конама, родители же этих ребят живут на острове Молокаи, где у них сахарные плантации, поэтому они и поселили у меня своих сыновей.
— Так захватим и их с собой, предложил офицер.
— А кто будет караулить наших лошадей? — спросил Конама.
— Как кто, а мой шофёр на что! возразил офицер. — Поди сюда, Чен! — крикнул он.
Китаец сошел с автомобиля и подбежал к своему хозяину.
Ты посмотришь за лошадьми, пока мы не вернемся, — приказал офицер.
— Слушаюсь, сэр, — почтительно кланяясь, ответил китаец.
— Ну, теперь мы можем трогаться в путь, — сказал лейтенант Брукс. — Ведите, нас, Конама, и забирайте ваших учеников.
— Вы, ребята, пойдете за этой леди, — сказал Конама, обращаясь к Вилли и Джиму, в то время как мисс Гоф в свой золотой лорнет рассматривала мальчиков.
Канак пошел вперед и, обойдя изгородь, начал спускаться.
— Идите за мной, сэр! — крикнул он офицеру.
— Ну, идемте, мисс Гоф, — позвал Брукс англичанку.
— Какой славный мальчишка, — заметила мисс Гоф своему спутнику, указывая на Джима. — Сколько тебе лет, милый мальчик? — спросила она, проходя мимо него и потрепав его по щеке.
— Двенадцать, — глядя прямо ей в глаза, не задумываясь, ответил Джим.
Спуск оказался действительно нелегким. Приходилось ступать с камня на камень, или скользить по движущимся под ногами осыпям. А внизу зияла черная пропасть. Англичанка часто оступалась, вскрикивала и хваталась за шедшего впереди лейтенанта.
— Я очень устала, — тяжело вздохнув, сказала мисс Гоф, — нельзя ли присесть где-нибудь в тени?
— Еще шагов сто — и мы доберемся до кустарника. В нем можно будет немного отдохнуть, — отвечал канак.
— Нелегко же добраться до вашего ключа молодости, — сказала англичанка, садясь на землю под тенистым кустом. Она сняла шляпу и начала оправлять рукой густую шевелюру красивых рыжеватых волос.
Лейтенант Брукс отвинтил серебряный стаканчик от дорожной фляги м, наполнив его, обратился к англичанке:
— Не хотите ли немного виски? Это вам придаст силы.
Она взяла стакан и залпом выпила крепкий напиток. За ней два раза осушил стаканчик и лейтенант. Он не предложил канаку своей виски.
«Стопроцентный» американец или англичанин никогда не станет пить из одного стакана с цветнокожим.
Привинтив стакан к горлышку фляги, офицер растянулся на земле и, подложив под голову руки, обратился к канаку:
— Ну, Конама, расскажите нам историю пропасти Пали.
Петр и Нэлли уселись в стороне, пока канак рассказывал капитану и англичанке историю Пали.
Оба они хорошо знали историю этой пропасти.
До конца прошлого столетия Гавайскими островами управляли несколько царей. Самым сильным из них был владетель острова Гаваи Камеамеа. Этот царь завоевал один за другим острова Гавайского архипелага и в короткое время подчинил своей власти острова Мауи, Никау, Молокай и Лонай. Только остров Оагу не поддавался завоевателю.
Вот тут-то на помощь Камеамеа и поспешили проживавшие на его острове христианские монахи. Они обещали доставить царю пушки и ружья, если од предоставит им право торговли и вывоза с Гавайских островов сырья.
Камеамеа обрадовался. В миссионерах он увидел необходимых для завоевания Оагу союзников.
С помощью этих сынов католической церкви и при поддержке военных кораблей, присланных европейцами, он в 1795 году высадил свое войско в Жемчужной гавани, разбил оагского царя и изгнал остатки его войска на вершину горы Пали. В отчаянии, не ожидая пощады от победителя, разбитые оагцы, теснимые торжествующим врагом, вместе со своим царем погибли на дне Пальской пропасти.
С тех пор испанцы и англичане начали водворяться на Гавайских островах, разводить на них плантации сахарного тростника и вывозить в Европу ананасы, бананы и другие фрукты.
С 1891 года, когда на гавайский престал взошла красавица Лилиуоколани, положение канакского населения сделалось еще тяжелее. Молодая королева приняла христианство и очутилась под полным влиянием католического духовенства. Она, по совету монахов, отвела монастырям лучшие земли и расширила права помещиков. Таким образом канакское крестьянство постепенно разорялось и превращалось в помещичьих батраков.
Туда, где пахнет наживой, непременно стремятся американцы.
Их внимание было привлечено Гавайскими островами. Один за другим начали обосновываться там американские плантаторы, вытесняя своим капиталом испанцев и англичан.
В 1898 году между Испанией и Соединенными штатами вспыхнула война. Испанцы были разбиты и уступили американцам остров Кубу и Филиппинский архипелаг. На Гавайских же островах по-прежнему царствовала Лилиуоколани, тяготевшая больше к католикам-испанцам, чем к пришлым из-за океана янки. Но американские плантаторы подняли восстание и свергли с престола королеву. На Гавайских островах была образована республика, сенаторами которой в подавляющем большинстве были «избраны» плантаторы-американцы. Дело кончилось тем, что Гавайские острова в конце концов вошли в территорию Северо-Американских Соединенных Штатов.
— Удивляюсь я, право, глядя на вас, канаков, — заметал офицер, закуривая папироску и протягивая портсигар Конаме, — почему вы все еще недовольны нашим управлением? Мы освободили вас от ваших царей и от европейцев. Посмотрите, какие вы имеете теперь богатства, у вас огромные плантации, заводы, роскошные города. Один Гонолулу чего стоит! Повсюду школы и церкви… Наконец, вы являетесь гражданами Соединенных Штатов Северной Америки! Разве вам мало этого?
В ответ Конама только улыбнулся.
— Я, например, предпочитаю быть гавайским гражданином, а не американским, — после некоторого молчания сказал он. — Наконец, все эти богатства, о которых вы говорили, принадлежат не нам, канакам, а американским капиталистам, — прибавил он.
— Позвольте, — остановила его англичанка, — я знаю многих очень богатых канаков, вполне интеллигентных и получивших образование в Европе и Америке, — сказала она.
— Да какие же это канаки, — воскликнул Конама, — когда они стыдятся своего происхождения и темного цвета своей кожи! Эти наши богачи живут в таких же дворцах, как европейцы и американцы, а посмотрите, на наших рабочих и крестьян: они как жили раньше, так живут и теперь в тех же соломенных хижинах, и питаются фруктами да таро.
— Вашему рабочему больше и не нужно, — возразила англичанка. — Питание ему стоит очень мало. О постройке домов он и не думает. Зачем ему дом, когда здесь круглый год лето, и он может прекрасно жить среди зелени и цветов? Ходят канаки почти голые. Я положительно не понимаю, зачем им надо много денег?
— Вот такое понятие о нуждах рабочею класса, — да не только канакского, а японского, китайского и других народностей, — и привело к тому, что рабочие стали сорганизовываться и на Гавайских островах. Вы видали, какая демонстрация рабочих была у нас в Гонолулу первого мая?
— Да уж не коммунист ли вы, Конама? — насупив брови, сказал офицер. — За такие речи вас можно надолго упрятать куда следует, — прибавил он.
— Можете на меня донести, — холодно ответил канак. — Имя мое вы знаете, а во второй гонолулской школе полиция меня сразу отыщет.
— Ну, довольно, прекратим этот разговор! Я не люблю политики и ничего в ней не понимаю, — сказал офицер. — Мы пришли сюда напиться воды из ключа молодости, а не для политических споров, — заявил он. — Вы отдохнули, мисс Гоф?
— Совершенно, — отвечала англичанка, поднимаясь.
— Будьте теперь осторожны, — предупредил канак, — мы приближаемся к самому опасному месту спуска.
Кустарник был настолько густ, что сквозь него пришлось положительно продираться, раздвигая ветви руками.
Мисс Гоф все время охала и стонала.
— Я очень жалею, что согласилась идти к этому ключу, — твердила она.
— Уже недалеко, сейчас кустарник кончается! крикнул шедший впереди ее лейтенант.
Действительно, кусты начали редеть, они теперь были гораздо крупнее. Длинные ветки тех, которые росли ниже по скату, напоминали щетину гигантского кабана. Их приходилось разводить руками и, ухватившись за них, спускаться дальше.
— Еще одно последнее усилие, мисс Гоф! — кричал офицер, выбравшись уже из зарослей и стоя на небольшой зеленой площадке.
Вдруг раздался странный крик.
Шедший за англичанкой Джим остановился и в недоумении смотрел то на мисс Гоф, то на какой-то предмет, взвившийся вверх вместе с упругой веткой кустарника. Мальчик сразу не понял, что произошло с англичанкой. Ему показалось, что высоко на ветке качается ее голова.
Он подбежал к упавшей ничком на землю женщине. Ее руки судорожно ощупывали лысину, на которой только-что перед этим была надета белая пикейная шляпа. Когда Джим присмотрелся, то увидел гладко выбритую голову.
Он взглянул наверх.
На ветке вместе с шляпой качалась пышная рыжеватая шевелюра англичанки, которою так недавно восхищался лейтенант.
Не теряя ни минуты, Джим, как кошка, вскарабкался на толстую ветку кустарника, пригнул ее тяжестью своего тела к земле и, сняв висевший на ней парик, бросил его англичанке.
Та быстро схватила его руками и, не поднимаясь с земли, начала прилаживать парик на свою голую голову.
Второпях она сначала надела его задом наперед, потом, ощупав голову, убедилась в ошибке и стала его поворачивать. Это удалось ей не сразу, пришлось откалывать от парика шляпу.
Все это мисс Гоф проделывала, стоя на коленях, с сильно пригнутой к земле головой. Ее лицо, показавшееся Джиму бледным, как бумага, теперь стало багровым от волнения и стыда.
Наблюдавший эту сцену Вилли, заливаясь хохотом, бросился в кусты.
— Не могу, не могу! — повторял он, когда к нему подбежал Джим. — Ты видел ее рожу, когда она осталась без волос? Ну, совсем точно неоперившийся птенец, когда он тянется из гнезда в ожидании своей матери с криком. А ты напрасно достал с ветки ее парик. Гораздо было бы интереснее, если бы это сделал лейтенант Брукс.
— Мне ее стало уж очень жалко, Вилли! — сказал Джим.
Англичанка скоро овладела собой и, достав из сумочки зеркало, спокойно приводила в порядок свою прическу.
— Что с вами случилось? — спросил, подходя к ней, офицер.
— Как вам не стыдно было оставлять меня одну! — набросилась она на него. Я упала и так больно расшиблась, что не могу идти к этому вашему ключу.
— Ну, как же, мисс Гоф, мы почти уж на самом дне пропасти!
— А ну вас с этой проклятой пропастью! Я не могу больше, — решительно ответила мисс Гоф. — Отпустите канаков, и мы как-нибудь вернемся наверх одни.
Как ни уговаривал офицер упрямую англичанку, но она твердо стояла на своем.
В конце концов лейтенанту пришлось подчиниться воле своей спутницы. Он дал канаку пять долларов и был очень доволен, когда тог отказался взять деньги.,
— Какая удобная тропинка! — заметил Джим, когда они возвращались по прекрасно утоптанной дорожке. — Почему ты их не повел по иенам, Конама?
— Ну, вот еще, стал бы я им показывать эту дорогу! Я и так не на шутку струхнул, когда увидел эту полицейскую шпионку. Теперь мне нельзя попасться ей на глаза, — пропаду! — отвечал канак.
— Ты думаешь, что она будет справляться о тебе во второй школе? — спросил Вилли.
— Я уверен, что завтра же она сама туда съездит повидать учителя отечественной истории. Ищи ветра в поле, — сказал канак и громко расхохотался.
— А все-таки жалко, что офицер не видел без парика эту старую ворону! — сказал Вилли, садясь на лошадь.
— Зато он видел парик, когда тот так красиво качался на ветке, а ветерок развевал рыжие волосы. Ну, вот и площадка, — сказал Джим, перелезая через каменную ограду.
— Послушай, Чен, — обратился Конама к шоферу-китайцу, — твои господа велели тебе ехать домой. Они остановились в гостинице Пали, вон, что виднеется там внизу, в долине. Завтра утром в десять часов, ты за ними туда приедешь.
Китаец пустил мотор. Он был голоден и радовался скорому возвращению в город.
Джим и Вилли, взбираясь на лошадей, еле сдерживали себя, чтобы не разразиться хохотом.
XIV. Встреча
— Дик!
— Петя!
— А где же Нэлли? — спрашивал матрас, обнимая и целуя Петра Орлова.
— Я здесь, Дик! — раздался звонкий голос девочки, и она, с шумом сбежав с лестницы, в подземелье, бросилась к нему на шею.
— Ну, дайте же мне на вас посмотреть, — говорил Дик, оглядывая с головы до ног мальчика и девочку.
— Нет, чёрт возьми, сам Шерлок Холмс, этот величайший из сыщиков в мире, и тот не узнал бы вас в таком виде!
— Когда вы приехали, Дик? — спросила Нэлли.
— Я прямо с парохода. Скоро и Кеуа придет. Он, по обыкновению, перевозит пассажиров на берег, — отвечал матрос.
Роза с сияющим лицом смотрела на эту трогательную сцену.
«Дик вернулся, стало-быть, я скоро вырвусь из этого проклятого подземелья», — думала негритянка.
Пришел и Окалани.
Начались расспросы и бесконечные рассказы детей о своей жизни на Оагу и прежде всего о только-что пережитом приключении в исторической пропасти. Дик от души смеялся, слушая, как Нэлли во всех подробностях описывала ему англичанку без парика.
Не правда ли, эта сцена как-раз подходила бы для кинематографа? — сказала она.
Одно не понравилось Дику, это отсылка шофера домой.
— Все было бы гладко, если бы не эта совершенно никому не нужная шутка. Ты это напрасно сделал, Окалани, — сказал Дик канаку.
— Мне хотелось чем-нибудь насолить им, — оправдывался тот.