Опять бегемоты, удивленно подумал я. Да что на них, свет клином сошелся?! А насчет опасные – и спорить не о чем, достаточно посмотреть на того, что передо мной стоит с наколкой оскаленного волка на груди и двумя орлами на ключицах. Нет, один, кажется, то ли беркут, то ли сокол.
– Галерею разглядываешь? – довольно заметил Юша. – Вот тебе ещё.
Он повернулся, и я увидел на широкой спине двух быков, столкнувшихся лбами.
– Это по молодости, – пояснил штурман. – Дури было много, быковал… По ходу, рогомётов разных набивать нежелательно. Другое дело – волк. В старые времена колото. Оскалил пасть на советскую власть. Или, скажем, котяра. Кот значит – коренной обитатель тюрьмы. Таким я и был.
Он показал татуировку кошачьей морды – справа на боку, недалеко от печени. Кот нагло ухмылялся, прищурив глаз. Он и впрямь смахивал на Юшу, а заодно на булгаковского Бегемота (будь они неладны, я так скоро с ума сойду!).
– Некогда культуру хавать, – отрезал Юша. – К охоте пора готовиться.
– На кого?
– Звиняй, дядьку, кабанчика не загнали, придётся на гиену.
Что-то я почуял нехорошее в этом приглашении. Тайный смысл. И разгадывать эту задачку у меня охоты не было, простите за каламбур.
– Не, дядя Толя, я как-то не того…
– Не очкуй, пенсне вспотеет! Что, лучше срань в научном отделе у Динки со стен слизывать?
Меня от такой образности передернуло. Картина представилась мне до омерзения реально.
– А что делать-то?
– Не бзди, Макар, твой номер шестнадцатый в очереди на взлом мохнатки.
– Взлом мохнатки – это как?
– По старому кодексу – 117-я, по новому – 131-я. Изнасилование. Короче, я одеваюсь.
– А я?
– А ты можешь раздеваться. Если хочешь со мною голышом шлындать. Сиди пока и нишкни.
Одевался Юша неторопливо. А я за это время попытался кое-что прояснить из того, что не понял в кабинете. Про ломщика, хитрый домик, затыканную ширму…
– Ты, Шурик, как с пальмы слез, – вздохнул штурман, натягивая брюки. – В обратку, что ли, пустился? Из человека к павиану? Людскую речь не сечешь…
Оказалось, ломщик – мошенник, который дурит людей при обмене денег. Про конкретности Юша рассказывать не стал, но, например, «кукла» – это пресс купюр, сверху настоящие деньги, а внутри – нарезки из бумаги. Еще с царских времен фокус практикуют и до сих пор проходит. В лихие девяностые ломщиков было выше крыши, а сейчас народ все больше стал безналичкой в крупных делах рассчитываться. Вот ремесло и деградирует.
Насчет «хитрого домика» – это оперативный отдел на зоне. Нынче его кликают отдел безопасности. Серьезные арестанты, «братва» вроде Юши, если их туда вызывают, берут «очевидца» – какого-нибудь зэка. Чтобы не подумали, что тот, кого вызвали, – стукач или его вербуют как «агента».
А про ширму – совсем просто. Так карман называют. «Втыкать» – воровать по карманам.
Я чуть было не спросил про «уру-ру», однако вовремя вспомнил, что за него я услышал уже частным порядком, под окном. Так что лучше воздержаться до времени.
Но тут разгадка пришла сама по себе.
– Э, кузьмич, уру-ру! – громыхнул дядя Толя от двери, где при входе за ширмочкой обнаружилась вешалка.
Я вздрогнул.
– Дядя Толя, я опять не понял… Это чего – уру-ру? Галстук?
– Обращение это русское, дятел! Вроде але-мале, но больше наше, тюремное. Короче, значит «прошу внимания».
Штурман предстал передо мною во всей красе. Я даже не предполагал, что он может так одеваться. Дымчатый костюм из тонкого вельветона, снежно-белая сорочка, сверкающие чёрные импортные туфли…
– Рот захлопни, а то вафлю словишь. Как прикид?
– Впечатляет.
– То-то. В таком – либо на толковище, либо на охоту.
– А что за гиены? – Подозрительность моя усиливалась.
– Гиен, что ли, не видел? Так я покажу.
И штурман повел меня в даль светлую.
Вернее, в темную – к вольеру с гиенами. Территория, отмеренная этим тварям, находилась в довольно глубокой впадине – метра четыре, не меньше. От посетителей её отделяла плетёеная стальная сетка-рабица: а то ещё свалится кто ненароком. Внизу было сумрачно и сыро, по вольеру площадью «квадратов» сто, а то и все сто пятьдесят рыскали несколько облезлых особей, знакомых мне по мультфильму «Король Лев». Омерзительные, на тощих ногах, шерсть грязно-серая, с лёгким оттенком ржавчины. Одна гиена присела и подняла вытянутую морду в нашем направлении. Я почувствовал острую потребность тут же по ней крепко вмазать и почему-то непременно лаптой. Тварь уловила, вскочила и быстро засеменила прочь.
– В одиночку они, гниды, трусливые, – пояснил Юша. – А если в стае – хрен отобьешься. Наглые, дерзкие, бешеные суки. На взрослых людей нападают, не говоря за мелкий скот. Если стая небольшая, тогда и капканами можно обойтись. А когда совсем уже невмоготу, залютовали своей борзостью округу – нужен серьезный отстрел.
К тому времени я, конечно, всё понял. И раньше-то понял, но надежда ошибиться оставалась. Гиена – это, понятно, Митя Ломщик. Но отстрел… Для полной радости не хватало только в «мокрое дело» вляпаться. Вот что такое «мокруха», я точно знаю. Не павиан.
– Да не миньжуйся, Ломоносый, – успокоил Юша, прочитав мрачные перемены на моём лице. – Мы едем в интеллигентное общество. Ты мне нужен чисто как очевидец. Чтобы потом подробности Людмиле Львовне обсказать. Мне одну непонятку надо решить. Дамочке при этом лучше не присутствовать, разговор будет чисто пацанский, и надо фиксануть… в смысле зафиксировать, что проблему разрулил именно я, а не сама она рассосалась. Что Митя не сам от бабушки отвял. Ах да, ты же не в курсах…
Тут, положим, Юша ошибался, но зачем огорчать хорошего человека? Так что я промолчал. Хотя не очень поверил во всю эту историю с «очевидцем». Дамочке какое дело, как её проблему решат? Она по-любому заплатить готова. С каждым днём я всё больше ощущал, что дядя Толя просто взял меня под крыло. Бывший зэк, человек одинокий, с богатым уголовным прошлым, он нуждался в ком-то вроде ученика (ученик чародея, блин), который всегда под боком, его можно поругать, похвалить, рисануться перед ним, как у нас в Паханске говорят. Вроде Санчо Панса при Дон Кихоте. О! Может, у него поэтому висит портрет Сервантеса? А зачем Чипполино? Я там в какой роли? Кум Тыковка?
Тут главный вопрос: как я сам к этому отношусь. А что я? С одной стороны, без энтузиазма. Я вообще-то шёл на практику в зоопарк, а не на практику к бывшему зэку. Если так начинается, то кто его знает, как закончится. Вдруг окажется, что наш тихий зоосад – мафиозное логово? А рыжая Верка-смотрительница – профессиональный киллер. Тьфу ты, бред какой. А может, не бред? С другой стороны, каждый день столько узнаёшь, что голова пухнет. И это притягивает меня к Юше, как канцелярскую скрепку к магниту. Ладно, гиены так гиены. Кстати, как учит чародей Юша, надо говорить не «ладно», а «лады» или «ладушки». Ему виднее.
Пока мы ждали тачку воронежской бизнес-леди, дядя Толя сделал звонок «по тёмной линии», как он пояснил. Но я все равно не понял, что за линия такая. Мы сидели у края пруда, а мимо сновали черные и белые лебеди с шеями Улановой, невдалеке изгибались в немыслимых позах на длинных голенастых ногах розовые фламинго, от которых сильно воняло.
– Поклон земной, Ёся. Как ты там, пахан Одессы? Ну да, где Одесса, где ты… Я чего звоню-то: надыбал я кореша твоего ненаглядного. Его, родимого. Да, у нас, в Мокром Паханске. Мало того, прямо сейчас к нему еду. Старушек, падла, огорчает. Да нет, Раскольников курит на параше. Тот процентщиц глушил, а этот – сам процентщик. Хотелось бы немного поглумиться. Контора его называется «Шаром-даром», головной офис на Красноконной, девятнадцать гроб два. Да, по городу точек много. Не, ну зачем так радикально. А вот, скажем, парочку – в самый раз. Твои ребята смогут в точно назначенное время? А затем минут через пять ты ему личняком позвонишь, уважь пассажира. И тебе в радость, и ему приятно. Время уточним, как подъеду. Не, Ёся, проще – в Марьиной роще. А я люблю с кандибобером. Короче, я обещание сдержал. Пацан сказал – пацан сделал. Час добрый. Погодь, телефончик-то гниды запиши…
А минут через пятнадцать подкатила Львовна на бежевом «лексусе», и мы отправились на охоту.
Как Юша охотился на гиену и едва вырвался из львиных лап
Вскоре мы были рядом с офисом «Шаром-даром», но остановились за пару кварталов. Штурман сделал очередной звонок неведомому Ёсе и оставил телефон Львовне на хранение:
– Вы поезжайте, в центре покрутитесь. Встретимся у ЦУМа, знаете, где это? Там рядом кафе «Колосок», мы к вам через часок-другой присоседимся.
– А здесь не лучше? – спросила дама.
– Здесь – хуже, – отрезал Юша.
И мы отправились в офис.
Фойе оказалось довольно просторным, девица у стойки встретила нас улыбкой «чего изволите». Узнав, что цель нашего визита – встреча с Дмитрием Ивановичем Гусевым, главой шарашкиной конторы, девица удивленно вскинула ресницы и спросила, назначено ли нам.
– Нам судьбой назначено, – коротко пояснил Юша.
– Но их светлость сегодня не принимают…
– Их светлость меня не интересуют, – терпеливо ответил Юша. – Что они принимают – тем более. Хоть валидол, хоть пилюли от поноса. Мне Гусев нужен, Дмитрий Иванович.
– Так это и есть их светлость. Светлейший князь Гусев-Святомирский, – с легким подозрением пояснила девица.
– Якорный бабай! – вырвалось у изумленного Юши. Но он быстро справился и торжественно объявил: – Сообщи князю, что к нему на аудиенцию прибыл виконт Мельников с супругой… виноват – с оруженосцем.
– Я сейчас охрану позову! – возмутилась девица.
– И правильно. Без эскорта я ни шагу. А сиятельству ты, золотце, маякни на всякий пожарный. А то он потом с тебя живой кожу сдерёт. Скажи, что его срочно хочет узреть Мельников Анатолий Ефимович – по неотложному, крайне важному для князя делу.
Охрану девица вызвала, но и княжеской секретарше для верности звякнула. Кожа нынче в цене, зачем судьбу испытывать?
Вскоре свыше соблаговолили известить, что господина Мельникова примут через десять минут. Как сказал бы Юша, девица была в ахуе, а охрана сопроводила нас в лифт и вплоть до двери кабинета. Там нас зачем-то обыскали бибикающими палками – и мы попали в святая святых.
Описать кабинет Гусева-Святомирского не берусь, ибо он неописуем. Огромная комната со столом персон на пятьдесят, над креслом самого князя-процентщика – золотая корона в полстены, по остальным стенам – мечи, кинжалы, алебарды, какие-то грамоты и свидетельства в изящных рамках, фотографии светлости с политиками и богемной попсой… Опять же две пальмы в кадушках – тоже впечатлительно.
Взглянув на хозяина кабинета, я ужаснулся: узкая мордочка у него была точь-в-точь как у той гиены, которой я хотел вмазать лаптой. Значит, насчет охоты Юша сориентировал верно.
Гиеномордый князь вальяжно приветствовал шкипера из глубин кресла в дальнем конце кабинета:
– Юша, сколько лет! Ну, подплывай, побалакаем.
– А может, ты, светлейшество, жопу от кресла оторвешь, чтобы встретить однокрытника? – с легким сарказмом ответил шкипер. – Или Мальтийский крест на яйца давит?
– Ты же помнишь поговорку насчет сена и лошади, – нагло бросил Гусев. – Я всё-таки князь, веди себя прилично.
– Для меня ты Митя Ломщик, а таких князей – за хрен да в музей, – коротко сообщил Юша.
– Я сейчас вызову охрану – и тебя с твоим щенком вышвырнут на хер! – взвизгнул Митя по-щенячьи.
– Во как грозно. Стосковался, значит, по славе арестантской? Как говорится, сегодня князь, а завтра – в грязь…
И тут гиену словно подбросило. Выпрыгнув из кресла, Гусев-Святомирский, хищно ощерившись, медленно двинулся к шкиперу.
– Шантаж, значит? Я так и думал. А ты знаешь, дядя Юша, сколько таких отважных полудурков в этот кабинет вошли, а отсюда не вышли? И для вас с гаденышем местечко в багажнике найдется. Процедура отлажена.
По спине у меня что-то потекло. Еще немного – потекло бы и ниже.
– Дятел ты, Митя, – спокойно, с ухмылкой ответил Юша и мимоходом глянул на часы. – Слушай, у тебя ничего, часом, не подгорело? Дымком тянет…
– Угу. Это ты уже чуешь, как ваши трупы в лесочке догорают.
Постучался и заглянул охранник:
– Дмитрий Иванович, мы не нужны?
– Скоро понадобитесь, – грозно бросил князь. – Я дам знать.
Битюг скрылся.
– Че-то мы торопимся… – недовольно заметил шкипер, глядя на циферблат. – Так на чём я остановился? Ах да! Дятел ты, Митя. Мне до твоих титулов делов нет. Называйся хоть папой римским, хоть папой гадским. У меня до тебя другое дело.
– Какое еще дело? – спросил Гусев уже не столь грозно.
– Насчет гражданочки одной, Ставской Марии Григорьевны. Не по-людски твои пацанчики поступили. Бабушка долг отдала, а они пришли и расписочку спалили. Теперь из квартиры гонят. Не по-божески. Дай отбой, а больше мне с тебя ничего не надо.
– Ты что, Юша, мне еще условия ставишь? – хмыкнул князь Митя. – Ты уже полутруп, до тебя что, не доходит?
– Не, точно горелым понесло, – Юша втянул воздух своим румпелем. – Может, проводка?
– Ты мне бейцы не дрочи! – заорала их светлость. – Ничего нигде не горит!
– Уверен? – с сомнением спросил Юша.
– Уверен!
– А я – нет. – Он снова посмотрел на часы. – Уже полыхает, ваше благородие.
В этот миг зазвонил стационарный телефон. Гиена скачками бросилась к аппарату.
– Что? Где горит? На Мехмаше? Только что? Аппаратуру успели вынести? А деньги?!
Юша медленно подошел по следам гиены к аппарату.
– Я же предупреждал – пахнет жареным, – довольно констатировал он. – Старый босяк чуйку не теряет…
Митя Ломщик поднял взгляд на штурмана, и было видно, как липовый князь медленно, но верно прозревает.
– Это ты! Это ты, падла! – заорал он. – Да я тебя сам на куски рвать буду!
В это время зазвонил другой телефон. Ломщик схватил трубку:
– Горит? На Часовой? Полыхает?!
– Я же так и сказал, – подтвердил Юша. – Полыхает. Продолжим партию или согласимся на ничью?
Князь выглядел бледно. Но продолжал держаться.
– Юша, ты можешь спалить хоть весь Паханск. Бабло у меня на счетах. Что сгорит – верну с лихвой. А бабка твоя никуда не денется. Долг на ней висит – отдаст всё…
– Не на ней одной долг висит, – спокойно заметил Юша.
– Ты это о чём? – в голосе липового князя прорезались тревожные нотки.
– Ёсю помнишь? Которому ты на питерской зоне вкатил гроши немалые? Как мыслишь, сколько бабла на его счетчик за эти годы намоталось? Столько валюты по миру не ходит!
– Ты меня на понт не бери! Ёся про то давно забыл. Да и годы его уже такие, что найти меня не успеет. А ты не подскажешь. Потому что я тебя раньше урою.
И тут в третий раз зазвучала телефонная трель.
– Опять горит? – криво ухмыльнулся Митя. – Ничего, сейчас ментов подключим, долго это не будет продолжаться.
Он поднял трубку:
– Да! Слушаю! Что там у вас?
И вдруг личико гиены мгновенно сморщилось:
– Иосиф Павлович? Да, конечно, как же, помню. Да, в курсе. Долг за мной. Ну что вы, Иосиф Павлович! Кто от вас ховался? Так обстоятельства сложились. Конечно, с завтрашнего дня начну выплачивать! Что вы говорите?
Би…Би… Би…
Обессиленный Митя откинулся в кресле.
– Это крах…
– А ты думал, это – Дед Мороз? Кончит он тебя, Митя. А дело твоё в счёт долга заберёт. Всё по справедливости.
– Юша… Анатолий Ефимович… Христом богом… Вы же с ним друзья…
– Какие друзья, Митя, окстись. Он – законный вор, а я кто? Босота перелётная.
– Ну я же знаю, вы с ним с детства… А бабушку вашу – это, конечно, беспредел. Как её по имени-отчеству?
– Марина Григорьевна Ставская. Вот данные.
Юша бросил на стол несколько листов бумаги. Княже судорожно бросился звонить какой-то Марине.
– Лады, Ломщик. По старушке проверю. А с Ёсей – что-нибудь поколдуем. Авось пронесёт.
– Анатолий Ефимович! Да я… Я же в долгу не останусь!
– Ты и сейчас в долгу. Не зарекайся. Кликни своих толстолобов, пусть нас проводят.